В первую очередь я бы обратил внимание на то, что в опубликованной статистике имеются явные ошибки, которые должны быть очевидны даже для лиц, не знакомых с правоприменительной практикой. В частности, согласно этой статистике, в 2015 г. якобы было рассмотрено порядка 140 тысяч ходатайств об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу, а удовлетворено порядка 230 тысяч таких ходатайств, что в принципе невозможно. Аналогичные ошибки имеются в статистике по продлениям сроков содержания под стражей за 2015 г. (якобы удовлетворено лишь 5 тысяч ходатайств из 226 тысяч) и по изменению судами меры пресечения на залог (якобы это произошло в 2015 г. 76 418 раз, а в 2016 г. – 1328 раз).
В целом же статистика обозначает основные тенденции правоприменения при рассмотрении судами ходатайств следователей на стадии предварительного следствия. Во-первых, это удовлетворение подавляющего числа ходатайств, поступавших от следователей, как в 2016 г., так и в 2015 г., связанных с рассмотрением вопросов об избрании любых мер пресечения. Это означает, что суды практически всегда соглашаются со следователями в их доводах, несмотря на низкое качество ходатайств и прилагаемых к ним материалов, которое недавно отметил в своем свежем Обзоре судебной практики Верховный Суд РФ. Подобная ситуация подтверждает обидный для судебной системы вывод, к которому я пришел уже давно: правосудие у нас осуществляется не судьями, а следователями, которые зачастую не обладают достаточной квалификацией и жизненным опытом. Судьи же в поступающие от следователей ходатайства по большому счету не вникают, а выполняют при вынесении собственных решений функцию, именуемую в текстовых редакторах copy-paste («копировать-вставить»).
Во-вторых, наиболее популярной (причем с колоссальным отрывом) у наших правоохранителей и судей является мера пресечения в виде заключения под стражу. Небольшое увеличение количества случаев применения менее строгих мер пресечения статистика все же отмечает, но оно действительно является столь незначительным, что не свидетельствует о каких-либо серьезных тенденциях изменения правоприменительной практики. Это означает, что принимаемые Верховным Судом РФ меры декларативного характера, связанные с изданием ориентирующих нижестоящие суды на избрание менее строгих мер пресечения документов (постановлений Пленума, обзоров), по-прежнему не работают, то есть власти необходимо принимать иные меры для исправления существующей ситуации.
В-третьих, статистика подтверждает и мой практический опыт, согласно которому мера пресечения в виде залога на практике почти не применяется ни по ходатайству следователей, ни судьями по собственной инициативе, и судьи более охотно избирают меру пресечения в виде домашнего ареста.
Подводя итог, с сожалением вынужден констатировать, что практика рассмотрения судами вопроса об избрании мер пресечения в отношении подозреваемых и обвиняемых, согласно статистике, как в 2015 г., так и в 2016 г. носила репрессивный характер, что полностью согласуется и с моими оценками, основанными на собственной правоприменительной практике.
В целом же статистика обозначает основные тенденции правоприменения при рассмотрении судами ходатайств следователей на стадии предварительного следствия. Во-первых, это удовлетворение подавляющего числа ходатайств, поступавших от следователей, как в 2016 г., так и в 2015 г., связанных с рассмотрением вопросов об избрании любых мер пресечения. Это означает, что суды практически всегда соглашаются со следователями в их доводах, несмотря на низкое качество ходатайств и прилагаемых к ним материалов, которое недавно отметил в своем свежем Обзоре судебной практики Верховный Суд РФ. Подобная ситуация подтверждает обидный для судебной системы вывод, к которому я пришел уже давно: правосудие у нас осуществляется не судьями, а следователями, которые зачастую не обладают достаточной квалификацией и жизненным опытом. Судьи же в поступающие от следователей ходатайства по большому счету не вникают, а выполняют при вынесении собственных решений функцию, именуемую в текстовых редакторах copy-paste («копировать-вставить»).
Во-вторых, наиболее популярной (причем с колоссальным отрывом) у наших правоохранителей и судей является мера пресечения в виде заключения под стражу. Небольшое увеличение количества случаев применения менее строгих мер пресечения статистика все же отмечает, но оно действительно является столь незначительным, что не свидетельствует о каких-либо серьезных тенденциях изменения правоприменительной практики. Это означает, что принимаемые Верховным Судом РФ меры декларативного характера, связанные с изданием ориентирующих нижестоящие суды на избрание менее строгих мер пресечения документов (постановлений Пленума, обзоров), по-прежнему не работают, то есть власти необходимо принимать иные меры для исправления существующей ситуации.
В-третьих, статистика подтверждает и мой практический опыт, согласно которому мера пресечения в виде залога на практике почти не применяется ни по ходатайству следователей, ни судьями по собственной инициативе, и судьи более охотно избирают меру пресечения в виде домашнего ареста.
Подводя итог, с сожалением вынужден констатировать, что практика рассмотрения судами вопроса об избрании мер пресечения в отношении подозреваемых и обвиняемых, согласно статистике, как в 2015 г., так и в 2016 г. носила репрессивный характер, что полностью согласуется и с моими оценками, основанными на собственной правоприменительной практике.
