Депутаты Госдумы 7 марта 2017 г. приняли в первом чтении президентский законопроект, который вводит дополнительные гарантии независимости адвокатов в уголовном процессе. Комитет Госдумы по государственному строительству и законодательству уже 16 марта рекомендовал его к принятию во втором чтении, из чего я делаю вывод, что вносимые им поправки в УПК РФ в ближайшее время увидят свет.
Что же это за поправки и каким образом они могут повлиять на осуществление адвокатами своей профессиональной деятельности? Позволю себе порассуждать о самых интересных и важных из них на сайте уважаемой мною «АГ».
По мнению инициатора поправок, существенно упростится вступление адвоката в уголовное дело после замены в ст. 49 УПК РФ слова «допускается» на «участвует», притом что адвокат вступает в дело в качестве защитника по предъявлении удостоверения и ордера.
Коллегам, осуществляющим защиту по уголовным делам, прекрасно известно, «откуда растут ноги». Последнее время искусственное затягивание следствием времени для вступления адвоката в дело и, как следствие, его встречи с подозреваемым (обвиняемым) приняло повсеместный и угрожающий характер. Не стану тратить время читателей на конкретные примеры такого противодействия со стороны правоохранителей, так как убежден, что хотя бы один из них имеется в личном опыте каждого из защитников.
В первую очередь данная проблема находит свое проявление при попытках первого посещения защитниками своих доверителей в следственных изоляторах, когда подобное посещение становится невозможным ввиду отсутствия у администрации СИЗО уведомления следователя об участии защитника в уголовном деле.
Как должны облегчить участь защитников в этой части внесенные поправки? Облегчат ли? Достаточно ли будет представить в СИЗО копию ходатайства следователю о вступлении в уголовное дело с отметкой, например, канцелярии следственного органа о его получении и ссылкой на приложенный к нему ордер? Надеюсь, что да. Хочется в это верить. Но пресечет ли упомянутая выше замена терминов попытки следствия ограничить доступ защитника к доверителю? Допускаю, что заявленные защитниками ходатайства могут, как и раньше, продолжать «мариноваться» в канцеляриях, на столах у руководства или попросту быть утеряны, что также позволит нашим процессуальным оппонентам отсрочить зачастую болезненную для них встречу с защитником.
Что же касается позиции администрации СИЗО о безусловном наличии для посещения следственно-арестованного уведомления следователя об участии защитника в уголовном деле, то она, по моему мнению, вряд ли претерпит существенные изменения. Положение о свидании защитника со своим доверителем в условиях временной изоляции лишь при предъявлении удостоверения и ордера давно имеет место в ст. 18 Федерального закона от 15 июля 1995 г. «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений». Там же указано, что истребование у адвоката иных документов запрещается. В сложившейся ситуации полного игнорирования администрацией СИЗО и иных мест содержания под стражей прямых требований закона ввиду его неправильного, а порой умышленно неправильного, толкования я бы предложил дополнить упомянутое выше требование федерального закона формулировкой «в том числе уведомлений, сообщений следователя об участии адвоката в уголовном деле». Просто, но, надеюсь, понятно.
Более позитивные эмоции у меня вызывают изменения, связанные с приглашением следователем защитника по назначению в порядке, определенном советом адвокатской палаты субъекта Российской Федерации, на территории которого находится место производства предварительного расследования.
Очень эффективная, на мой взгляд, мера по искоренению «обоюдовыгодного сотрудничества» следователей и адвокатов – «карманных» адвокатов, как бы горько это ни звучало. Данная новелла, полагаю, очень сильно ударит по «качеству и оперативности» предварительного следствия, будут сведены к минимуму «признательные» показания с последующим рассмотрением уголовных дел в порядке особого судопроизводства.
Безусловный плюс и дополнительные возможности по защите предоставляют поправки в части невозможности отказа следователем в удовлетворении ходатайства о привлечении к участию в производстве по уголовному делу специалиста для разъяснения вопросов, входящих в его профессиональную компетенцию. К слову, ранее ни одно из подобных моих ходатайств следствием удовлетворено не было.
Аналогичным является мое отношение к дополнению ст. 159 УПК РФ положением о том, что защитнику не может быть отказано в участии в следственных действиях, производимых по его ходатайству либо по ходатайству самого подозреваемого или обвиняемого. Кроме того, не может быть отказано в приобщении к материалам уголовного дела доказательств, в том числе заключений специалистов, если обстоятельства, об установлении которых заявлено ходатайство, имеют значение для данного уголовного дела и подтверждаются этими доказательствами.
Однако ввиду того, что оценка значимости и относимости тех или иных доказательств для конкретного уголовного дела будет даваться именно следователем, последний будет иметь в своем распоряжении механизм манипулирования этим.
В целом круг возможностей для получения и предоставления доказательств защиты может быть существенно расширен.
Одним из модных трендов, как сейчас часто говорят, правоохранителей является привлечение защитников к уголовной ответственности якобы за распространение ими данных предварительного расследования в отсутствие согласия следователя. Примеры всем нам известны из открытых источников информации.
Рассматриваемые поправки устанавливают перечень сведений, на которые не распространяется запрет на предание гласности, а именно на сведения: о нарушениях прав, свобод и законных интересов участников уголовного судопроизводства и других лиц, а также о нарушении закона органами государственной власти и их должностными лицами; распространенные следователем, дознавателем или прокурором в средствах массовой информации, сети «Интернет» или иным публичным способом; оглашенные в открытом судебном заседании. Не является разглашением данных предварительного следствия изложение сведений по уголовному делу в ходатайствах, заявлениях, жалобах и иных процессуальных документах по этому делу, а также в заявлениях и иных документах, подаваемых в государственные и межгосударственные органы по защите прав и свобод человека, равно как и предоставление сведений лицу, привлекаемому к участию в этом деле в качестве специалиста, при условии дачи им подписки о неразглашении подобных сведений. Изменения уголовно-правового законодательства в указанной части дают стороне защиты дополнительные бонусы.
Особого внимания заслуживает внесение изменений в части особенностей производства обыска, осмотра и выемки в отношении адвоката. В случае вступления поправок в силу производство указанных следственных действий станет возможным лишь после возбуждения в отношении адвоката уголовного дела или предъявления ему обвинения, если дело возбуждено в отношении иных лиц или по факту совершения деяния. При этом следственное действие должно проводиться на основании соответствующего постановления судьи в присутствии члена совета адвокатской палаты субъекта Российской Федерации, на территории которого производятся указанные следственные действия, или иного представителя, уполномоченного президентом этой адвокатской палаты. В постановлении судьи о разрешении производства обыска, осмотра и (или) выемки в отношении адвоката должны указываться данные, служащие основанием для производства следственного действия, а также конкретные отыскиваемые объекты. Изъятие иных объектов не допускается. Запрещаются изъятие всего производства адвоката по делам его доверителей, фотографирование, киносъемка, видеозапись и иная фиксация материалов указанного производства.
Здесь, правда, следователь имеет возможность слукавить. Вряд ли он будет уведомлять представителя соответствующей адвокатской палаты до проведения следственного действия, в таком случае само его проведение теряет тактический смысл. В течение какого времени следователь после предъявления адвокату соответствующего постановления будет ожидать представителя адвокатской палаты? А если последний прибудет уже после начала следственного действия? Вопросы остаются. Надеюсь, что практика найдет на них надлежащие ответы, позволяющие защитить права и законные интересы адвокатов. Не исключаю, что на базе адвокатских палат придется создавать так называемые отряды быстрого реагирования для оперативного выезда их представителей на места проведения в отношении адвокатов следственных действий.
В целом отмечаю безусловно позитивные тенденции законодателя, позволяющие стороне защиты наиболее эффективно реализовывать свои права в рамках осуществления квалифицированной юридической помощи на всех стадиях уголовного производства. Поживем – увидим!
Что же это за поправки и каким образом они могут повлиять на осуществление адвокатами своей профессиональной деятельности? Позволю себе порассуждать о самых интересных и важных из них на сайте уважаемой мною «АГ».
По мнению инициатора поправок, существенно упростится вступление адвоката в уголовное дело после замены в ст. 49 УПК РФ слова «допускается» на «участвует», притом что адвокат вступает в дело в качестве защитника по предъявлении удостоверения и ордера.
Коллегам, осуществляющим защиту по уголовным делам, прекрасно известно, «откуда растут ноги». Последнее время искусственное затягивание следствием времени для вступления адвоката в дело и, как следствие, его встречи с подозреваемым (обвиняемым) приняло повсеместный и угрожающий характер. Не стану тратить время читателей на конкретные примеры такого противодействия со стороны правоохранителей, так как убежден, что хотя бы один из них имеется в личном опыте каждого из защитников.
В первую очередь данная проблема находит свое проявление при попытках первого посещения защитниками своих доверителей в следственных изоляторах, когда подобное посещение становится невозможным ввиду отсутствия у администрации СИЗО уведомления следователя об участии защитника в уголовном деле.
Как должны облегчить участь защитников в этой части внесенные поправки? Облегчат ли? Достаточно ли будет представить в СИЗО копию ходатайства следователю о вступлении в уголовное дело с отметкой, например, канцелярии следственного органа о его получении и ссылкой на приложенный к нему ордер? Надеюсь, что да. Хочется в это верить. Но пресечет ли упомянутая выше замена терминов попытки следствия ограничить доступ защитника к доверителю? Допускаю, что заявленные защитниками ходатайства могут, как и раньше, продолжать «мариноваться» в канцеляриях, на столах у руководства или попросту быть утеряны, что также позволит нашим процессуальным оппонентам отсрочить зачастую болезненную для них встречу с защитником.
Что же касается позиции администрации СИЗО о безусловном наличии для посещения следственно-арестованного уведомления следователя об участии защитника в уголовном деле, то она, по моему мнению, вряд ли претерпит существенные изменения. Положение о свидании защитника со своим доверителем в условиях временной изоляции лишь при предъявлении удостоверения и ордера давно имеет место в ст. 18 Федерального закона от 15 июля 1995 г. «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений». Там же указано, что истребование у адвоката иных документов запрещается. В сложившейся ситуации полного игнорирования администрацией СИЗО и иных мест содержания под стражей прямых требований закона ввиду его неправильного, а порой умышленно неправильного, толкования я бы предложил дополнить упомянутое выше требование федерального закона формулировкой «в том числе уведомлений, сообщений следователя об участии адвоката в уголовном деле». Просто, но, надеюсь, понятно.
Более позитивные эмоции у меня вызывают изменения, связанные с приглашением следователем защитника по назначению в порядке, определенном советом адвокатской палаты субъекта Российской Федерации, на территории которого находится место производства предварительного расследования.
Очень эффективная, на мой взгляд, мера по искоренению «обоюдовыгодного сотрудничества» следователей и адвокатов – «карманных» адвокатов, как бы горько это ни звучало. Данная новелла, полагаю, очень сильно ударит по «качеству и оперативности» предварительного следствия, будут сведены к минимуму «признательные» показания с последующим рассмотрением уголовных дел в порядке особого судопроизводства.
Безусловный плюс и дополнительные возможности по защите предоставляют поправки в части невозможности отказа следователем в удовлетворении ходатайства о привлечении к участию в производстве по уголовному делу специалиста для разъяснения вопросов, входящих в его профессиональную компетенцию. К слову, ранее ни одно из подобных моих ходатайств следствием удовлетворено не было.
Аналогичным является мое отношение к дополнению ст. 159 УПК РФ положением о том, что защитнику не может быть отказано в участии в следственных действиях, производимых по его ходатайству либо по ходатайству самого подозреваемого или обвиняемого. Кроме того, не может быть отказано в приобщении к материалам уголовного дела доказательств, в том числе заключений специалистов, если обстоятельства, об установлении которых заявлено ходатайство, имеют значение для данного уголовного дела и подтверждаются этими доказательствами.
Однако ввиду того, что оценка значимости и относимости тех или иных доказательств для конкретного уголовного дела будет даваться именно следователем, последний будет иметь в своем распоряжении механизм манипулирования этим.
В целом круг возможностей для получения и предоставления доказательств защиты может быть существенно расширен.
Одним из модных трендов, как сейчас часто говорят, правоохранителей является привлечение защитников к уголовной ответственности якобы за распространение ими данных предварительного расследования в отсутствие согласия следователя. Примеры всем нам известны из открытых источников информации.
Рассматриваемые поправки устанавливают перечень сведений, на которые не распространяется запрет на предание гласности, а именно на сведения: о нарушениях прав, свобод и законных интересов участников уголовного судопроизводства и других лиц, а также о нарушении закона органами государственной власти и их должностными лицами; распространенные следователем, дознавателем или прокурором в средствах массовой информации, сети «Интернет» или иным публичным способом; оглашенные в открытом судебном заседании. Не является разглашением данных предварительного следствия изложение сведений по уголовному делу в ходатайствах, заявлениях, жалобах и иных процессуальных документах по этому делу, а также в заявлениях и иных документах, подаваемых в государственные и межгосударственные органы по защите прав и свобод человека, равно как и предоставление сведений лицу, привлекаемому к участию в этом деле в качестве специалиста, при условии дачи им подписки о неразглашении подобных сведений. Изменения уголовно-правового законодательства в указанной части дают стороне защиты дополнительные бонусы.
Особого внимания заслуживает внесение изменений в части особенностей производства обыска, осмотра и выемки в отношении адвоката. В случае вступления поправок в силу производство указанных следственных действий станет возможным лишь после возбуждения в отношении адвоката уголовного дела или предъявления ему обвинения, если дело возбуждено в отношении иных лиц или по факту совершения деяния. При этом следственное действие должно проводиться на основании соответствующего постановления судьи в присутствии члена совета адвокатской палаты субъекта Российской Федерации, на территории которого производятся указанные следственные действия, или иного представителя, уполномоченного президентом этой адвокатской палаты. В постановлении судьи о разрешении производства обыска, осмотра и (или) выемки в отношении адвоката должны указываться данные, служащие основанием для производства следственного действия, а также конкретные отыскиваемые объекты. Изъятие иных объектов не допускается. Запрещаются изъятие всего производства адвоката по делам его доверителей, фотографирование, киносъемка, видеозапись и иная фиксация материалов указанного производства.
Здесь, правда, следователь имеет возможность слукавить. Вряд ли он будет уведомлять представителя соответствующей адвокатской палаты до проведения следственного действия, в таком случае само его проведение теряет тактический смысл. В течение какого времени следователь после предъявления адвокату соответствующего постановления будет ожидать представителя адвокатской палаты? А если последний прибудет уже после начала следственного действия? Вопросы остаются. Надеюсь, что практика найдет на них надлежащие ответы, позволяющие защитить права и законные интересы адвокатов. Не исключаю, что на базе адвокатских палат придется создавать так называемые отряды быстрого реагирования для оперативного выезда их представителей на места проведения в отношении адвокатов следственных действий.
В целом отмечаю безусловно позитивные тенденции законодателя, позволяющие стороне защиты наиболее эффективно реализовывать свои права в рамках осуществления квалифицированной юридической помощи на всех стадиях уголовного производства. Поживем – увидим!
