Конституционный Суд опубликовал Определение от 28 сентября № 2090-О об отказе в принятии к рассмотрению жалобы на п. «д», «ж» ч. 2 ст. 105 «Убийство» УК РФ и ч. 4 ст. ст. 7 «Законность при производстве по уголовному делу» УПК РФ.
В жалобе в КС Алексей Дюдькин, осужденный к пожизненному лишению свободы, указал, что оспариваемые нормы, по его мнению, не соответствуют Конституции РФ, поскольку позволяют суду рассматривать убийство как совершенное с особой жестокостью ввиду причинения потерпевшему физической боли и страданий, характерных для любого причинения смерти. Такой подход, отмечал заявитель, позволяет вменять такое отягчающее обстоятельство соучастнику преступления, непосредственно не применявшему насилие к потерпевшему и не влиявшему на развитие событий; допускает возможность обвинения в совершении преступления организованной группой любых лиц, заранее договорившихся о его совершении, а также не обязывает суд обосновывать приговор конкретными действиями обвиняемого относительно инкриминируемых ему признаков совершения убийства.
Изучив доводы жалобы, Конституционный Суд отказался принимать ее к рассмотрению по существу. При этом Суд напомнил, что любое правонарушение и санкция за его совершение должны быть четко определены в законе таким способом, чтобы каждый мог предвидеть правовые последствия своих действий (бездействия). При этом требование правовой определенности, обязывая излагать законодательство с достаточной точностью, не исключает использования оценочных или общепринятых понятий, значение которых должно быть доступно для восприятия и уяснения субъектами правоотношений.
«Так, в ст. 105 УК РФ установлена уголовная ответственность за убийство, т.е. умышленное причинение смерти другому человеку (часть первая), а также предусмотрено ее усиление за убийство, совершенное с особой жестокостью (п. “д” части второй статьи). Такое законодательное регулирование направлено на повышенную защиту жизни человека как конституционной ценности <…> и объективно отражает ту степень общественной опасности, которая присуща таким насильственным посягательствам на личность. Согласно же разъяснениям Пленума Верховного Суда РФ понятие особой жестокости связывается как со способом убийства, так и с другими обстоятельствами, свидетельствующими о проявлении виновным особой жестокости. При этом для признания убийства совершенным с особой жестокостью необходимо установить, что умыслом виновного охватывалось совершение убийства с особой жестокостью», – отмечается в определении.
Как пояснил КС со ссылкой на п. 8 Постановления Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г. № 1 «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)», признак особой жестокости наличествует, в частности, в случаях, когда перед лишением жизни или в процессе совершения убийства к потерпевшему применялись пытки, истязание или совершалось глумление над жертвой либо когда убийство совершено способом, который заведомо для виновного связан с причинением потерпевшему особых страданий. Особая жестокость может выражаться в совершении убийства в присутствии близких потерпевшему лиц, когда виновный сознавал, что своими действиями причиняет им особые страдания.
В свою очередь, отметил КС, п. «ж» ч. 2 ст. 105 УК обоснованно связывает повышенную уголовную ответственность с групповым совершением убийства. Данная норма применяется во взаимосвязи со ст. 32–36 Общей части Кодекса. Соответствующая квалификация применяется исходя из фактических обстоятельств дела и с учетом разъяснений Пленума ВС, согласно которым организованная группа – это группа из двух и более лиц, объединенных умыслом на совершение одного или нескольких убийств. Как правило, такая группа тщательно планирует преступление, заранее подготавливает орудия убийства, распределяет роли между участниками. При этом указание в ч. 2 ст. 105 УК на совершение убийства с особой жестокостью или организованной группой не порождает неопределенности, приводящей к произвольной или противоречивой правоприменительной практике.
«В частности, как разъяснено в Постановлении Пленума ВС РФ от 29 ноября 2016 г. № 55 “О судебном приговоре”, выводы относительно квалификации преступлений по той или иной статье уголовного закона, ее части либо пункту должны быть мотивированы судом; признавая подсудимого виновным в совершении преступления по признакам, относящимся к оценочным категориям, суд не должен ограничиваться ссылкой на соответствующий признак, а обязан привести в описательно-мотивировочной части приговора обстоятельства, послужившие основанием для вывода о наличии в содеянном указанного признака», – подчеркнул Суд. Таким образом, он счел, что оспариваемые нормы не могут расцениваться как нарушающие конституционные права заявителя в обозначенном им аспекте.
Комментируя «АГ» выводы, изложенные в определении, адвокат АП г. Москвы Мартин Зарбабян отметил, что особая жестокость как квалифицирующий признак убийства присутствует в случаях, когда лицо избирает конкретный способ действия в силу желания причинить потерпевшему особые мучения и страдания. «Потому КС абсолютно верно заметил, что критерии дифференциации “простого” убийства от квалифицированного – совершенного с особой жестокостью, определены и достаточно ясно выражены в соответствующих разъяснениях ВС. Кроме того, КС еще в 2016 г. указал, что п. “д” ч. 2 ст. 105 УК относительно значения особой жестокости, а также его понимания и применения правоприменителем не содержит неопределенности, что и повторил в анализируемом акте», – добавил он.
По мнению адвоката, правоприменительная практика демонстрирует, что суды осознают важность правильной квалификации подобных преступлений, а именно разграничение убийства, совершенного с особой жестокостью, от любого другого неквалифицированного умышленного причинения смерти. «Например, по одному из дел кассационная инстанция, рассмотрев жалобу на приговор, пришла к выводу, что оснований для квалификации действий осужденного как убийства, совершенного с особой жестокостью, не имеется, так как в ходе ссоры осужденный умышленно нанес потерпевшему удар ножом в область груди, что, по мнению судебной коллегии, не свидетельствовало об особой жестокости», – пояснил Мартин Зарбабян.
Он добавил, что институт соучастия вызывает множество вопросов и относится к одному из наиболее спорных, вне зависимости от конкретного инкриминируемого деяния. «Полагаю, довод заявителя о возможности обвинения в совершении преступления в составе организованной группы любых лиц, заранее договорившихся о его совершении, поднимает другую проблему, которая относится к конкуренции между формами соучастия. Так, по общему правилу организованная группа – соучастие и в делах о совершении убийства в составе организованной группы ВС соучастников такого преступления относит к соисполнителям. Между тем в доктрине высказываются сомнения в оправданности квалификации действий всех лиц, участвовавших в совершении преступления в составе организованной группы в качестве соисполнителей, – без ссылки на ст. 33 УК и указание видов соучастников», – отметил адвокат.
По его мнению, с теоретико-практической точки зрения заслуженно возникает вопрос о допустимости такой правоприменительной практики, когда соисполнителем признается лицо, не принимавшее участия в непосредственном лишении человека жизни, действуя при этом в составе организованной группы, – т.е. насколько обоснована в пределах организованной группы квалификация простого соучастия (соисполнительство), а не сложного (с распределением ролей) и не нарушает ли такое понимание и применение правоприменителем положения статьи 33 УК?
Руководитель уголовной практики АБ «КРП» Михаил Кириенко полагает, что КС в очередной раз подчеркнул важность установления качественных признаков соучастия, предполагающих совместность действий и общность умысла всех лиц, участвующих в составе группы или организованной группы. «В оценке конституционности указанных норм, Суд, в моем понимании, и не мог сделать иных выводов. Вероятнее всего, в деле заявителя имеется несогласие с оценкой фактических обстоятельств, так как оценка реальной осведомленности участника организованной группы о способе причинения смерти, если непосредственный исполнитель избирает способ причинения смерти, подпадающий под признак особой жестокости, является не чем иным, как эксцессом исполнителя. Косвенно об этом упоминает и Конституционный Суд, но это не предмет контроля в рамках конституционного судопроизводства», – резюмировал он.