Как ранее писала «АГ», 27 ноября Президиум Верховного Суда РФ утвердил Обзор судебной практики № 3 за 2019 г. С учетом разъяснений по двум вопросам, возникающим в судебной практике, документ содержит 71 правовую позицию, большая часть которых посвящена экономическим спорам.
Эксперты «АГ» прокомментировали наиболее интересные, по их мнению, позиции.
Нормы о банкротстве
В п. 21 обзора Президиум указал, что взыскатель, поручивший исполнение судебного решения госслужбе, созданной специально для этих целей, имеет разумные ожидания, что он будет проинформирован путем индивидуального извещения об объективной невозможности продолжения процедуры взыскания, начатой по его заявлению, в связи с банкротством должника. Возложение на взыскателя обязанности по самостоятельному отслеживанию публикаций о судьбе должника, по мнению ВС, является чрезмерным, а срок закрытия реестра требований кредиторов должника для непроинформированного взыскателя нельзя признать пропущенным (Определение № 305-ЭС18-23717 от 22 апреля 2019 г. по делу № А40-217490/2015).
«Согласно этому пункту, нельзя отказывать кредитору во включении требований в реестр по мотиву пропуска срока, если он пропустил этот срок из-за нерасторопности судебного пристава», – прокомментировал «АГ» данное разъяснение адвокат АБ «Линия права» Кирилл Коршунов.
По мнению эксперта, кредитор в таком случае обоснованно исходит из того, что пристав своевременно уведомит его о невозможности продолжения исполнительного производства, в том числе по причине банкротства должника. «Считаю это разъяснение справедливым, – отметил он. – Для меня оно перекликается с Постановлением Конституционного Суда РФ от 22 июня 2017 г. № 16-П. Оба акта напоминают о том, что гражданин вправе полагаться на действия госорганов, рассчитывать на полноту и своевременность совершения ими всех необходимых действий».
Это разъяснение также посчитал интересным руководитель практики «Банкротство» юридической фирмы «Инфралекс» Станислав Петров. По его мнению, ВС в данном деле фактически выделил группу кредиторов, для которых установлен особый порядок отсчета времени на подачу заявления о включении их требований в реестр в процедуре конкурсного производства, – это взыскатели, направившие исполнительные листы в службу судебных приставов. В данном случае, пояснил эксперт, срок начинает исчисляться с момента извещения данных кредиторов о процедуре банкротства.
«Если все остальные кредиторы должны самостоятельно отслеживать момент, когда должник признан банкротом, то бремя извещения лиц, в пользу которых возбуждены исполнительные производства, возложено на судебных приставов или арбитражных управляющих, – подчеркнул Станислав Петров. – Первые должны известить об окончании исполнительного производства в связи с признанием должника банкротом. Вторые, получив от приставов исполнительный лист, – уведомить об этом кредитора-взыскателя».
Это, считает юрист, в очередной раз свидетельствует о повышенных требованиях к исполнению арбитражными управляющими своих обязательств в делах о банкротстве. «Добросовестный управляющий должен как можно скорее выявить всех возможных кредиторов должника, в том числе тех, в чью пользу были возбуждены исполнительные производства, известить их и предложить подать заявления о включении требований в реестр. В противном случае формирование реестра может затянуться на длительный срок, если кредиторы-взыскатели будут заявлять свои требования после закрытия реестра, ссылаясь на неисполнение обязанности управляющим по их извещению», – пояснил он.
Такой подход, по мнению Станислава Петрова, не исключает необходимость исследования судами добросовестности кредитора-взыскателя. «Если он знал или должен был знать о банкротстве, срок заявления требований к должнику должен исчисляться с момента, когда кредитору стало известно о данном событии», – подытожил эксперт.
Он также прокомментировал п. 23 обзора, согласно которому в рамках дела о банкротстве работники предприятия-должника вправе самостоятельно обратиться с жалобой на действия арбитражного управляющего, выразившиеся в нарушении очередности удовлетворения их требований по сравнению с требованиями о выплате выходных пособий и оплате труда других лиц (Определение № 306-ЭС17-13670 (10) от по делу № А12-18544/2015).
Станислав Петров обратил внимание, что возможность участия работников предприятия-должника в деле о банкротстве обусловлена наличием разногласий между ними. Во всех остальных случаях их интересы выражает представитель.
«Стремление законодателя ясно: установить определенный перечень лиц, участвующих в деле по признаку общности интересов, и наделить правами участников только представителей данных групп лиц. В соответствии со сложившейся в настоящее время практикой учредители (участники) должника при наличии корпоративного конфликта наделяются правами лиц, участвующих в деле о банкротстве», – пояснил эксперт.
Вещные права и земельное законодательство
Старший партнер, руководитель группы практик «Разрешение споров» юридической фирмы INTELLECT Роман Речкин обратил внимание на п. 30 обзора. Согласно правовой позиции ВС лицо, имеющее право на выкуп арендуемого им имущества в соответствии Законом об особенностях отчуждения недвижимого имущества, находящегося в госсобственности субъектов РФ или в муниципальной собственности и арендуемого субъектами малого и среднего предпринимательства, вправе требовать взыскания ранее уплаченной им арендной платы за период оспаривания незаконного отказа в его выкупе (Определение № 303-КГ18-21258 от 19 марта 2019 г. по делу № А04-10653/2017).
«Данная позиция коллегии очень важна для практики, поскольку возвращает единообразный подход к разрешению этого вопроса, которого придерживался ВАС РФ и арбитражные суды до его ликвидации», – отметил он. Эксперт пояснил, что ВАС исходил из того, что арендатор вправе взыскать убытки с арендодателя, нарушившего установленный указанным законом срок заключения договора купли-продажи арендованного имущества, в размере арендной платы, внесенной за период с момента, когда договор должен был быть заключен, до момента его фактического заключения.
После прекращения существования ВАС единообразный подход был утрачен, добавил Роман Речкин. «Рассмотренное ВС дело должно вернуть единообразный подход к разрешению таких споров, – полагает он. – Кроме того, что особенно ценно, позиция коллегии в данном случае – в интересах арендаторов (субъектов малого и среднего бизнеса), а не муниципальных бюджетов и бюджетов субъектов Федерации».
Обязательственные правоотношения
По мнению адвоката АБ «ЮГ» Сергея Радченко, наибольшую ценность имеют разъяснения, содержащиеся в п. 35 и 36 обзора, которые касаются выбора надлежащего способа защиты права.
В п. 35 Президиум, в частности, указал, что требование об исполнении в натуре обязательства по передаче вещей, определенных родовыми признаками, которые отсутствуют у должника, не может быть удовлетворено судом, если приобретение должником для кредитора таких вещей у иных лиц объективно невозможно (Определение № 305-ЭС18-22976 от 4 июля 2019 г. по делу № А40-220175/2017).
Эксперт полагает, что иск о понуждении к исполнению обязанности в натуре применим лишь тогда, когда у ответчика есть реальная возможность исполнить решение суда. «Если суд обяжет ответчика совершить невозможное действие, то решение будет неисполнимым, – пояснил он. – В рассмотренном ВС деле ответчик не мог принудительно поставить лом, образующийся в деятельности воинских частей, так как купить его на свободном рынке по понятным причинам невозможно. Как следствие, невозможно и понуждение к выполнению этой обязанности, поэтому следовало избрать иной способ защиты – например, потребовать расторжения договора и взыскания убытков».
В п. 36 обзора Верховный Суд разъяснил, что предъявление потребителем электроэнергии иска к гарантирующему поставщику о признании незаконными действий по уведомлению о предстоящем ограничении режима потребления энергии является надлежащим способом защиты прав потребителя (Определение № 306-ЭС18-20653 от 15 апреля 2019 г. по делу № А57-25248/2017).
Сергей Радченко считает данное дело наглядным примером такого крайне редко применяемого на практике способа защиты гражданских прав, как пресечение действий, создающих угрозу нарушения права.
В данном случае, пояснил он, гарантирующий поставщик счел, что покупатель имеет долг по оплате электроэнергии. «Чтобы стимулировать покупателя погасить долг, поставщик направил ему уведомление о начале процедуры ограничения подачи электроэнергии. Возник вопрос: может ли покупатель остановить эту процедуру на первом этапе, еще до того, как ограничение было введено? Нижестоящие суды посчитали, что нет, так как возможность предъявления иска появляется только после нарушения права, а право покупателя на электроэнергию будет нарушено только с момента ограничения», – пояснил Сергей Радченко.
Он отметил, что ВС верно указал на ошибочность такого подхода. «У покупателя есть законный интерес – пресечь процедуру ограничения в самом начале, не доводя дело до реального ограничения, когда у покупателя уже возникнут убытки», – добавил адвокат.
Также он указал, что в данной ситуации гарантирующий поставщик не обращался в суд с иском к покупателю о взыскании долга, но при этом пытался создать контрагенту проблемы во внесудебном порядке с целью побудить его уплатить долг. По мнению Сергея Радченко, в таком случае несправедливо лишать покупателя права на обращение в суд, поскольку его действия направлены на то, чтобы как можно скорее, не дожидаясь ограничения, внести правовую определенность в вопрос о наличии долга.
«Позиция ВС дает стимул для научного осмысления такого способа защиты гражданских прав, как пресечение будущего нарушения права», – заключил эксперт.
Президиум затронул сложности энергоснабжения и в п. 38 обзора. В нем указано, что при наличии в акте о неучтенном потреблении возражений потребителя о том, что при введении в эксплуатацию измерительного комплекса пломба, на отсутствии которой настаивает гарантирующий поставщик или сетевая организация, не устанавливалась, именно последние должны представить суду подтверждение выполнения ими нормативных требований к местам установки пломб (Определение № 305-ЭС18-26293 по делу № А40-200484/2017).
«Данное разъяснение, на мой взгляд, больше относится к процессу, чем к обязательственным отношениям, поскольку касается доказывания отрицательного факта и подтверждает судебную практику, согласно которой отрицательные факты не доказываются, – полагает Кирилл Коршунов. – Невозможно доказать то, чего не было, поэтому презюмируется, что определенных обстоятельств действительно не существовало, пока другая сторона не опровергнет эту презумпцию и не докажет их наличие».
По его мнению, в этом разъяснении, как и в п. 21 обзора, прослеживается идея о том, что потребитель вправе полагаться на действия специалиста. Так, если гарантирующий поставщик не установил пломбу, а потребитель это заметил, у последнего есть основания полагать, что действия профессионала соответствуют закону, пояснил адвокат.
Процессуальные вопросы
В п. 48 обзора Суд разъяснил, что в случае отмены судебного акта, послужившего основанием для вынесения определения о взыскании судебных расходов, сторона, с которой они были взысканы, вправе обратиться с заявлением о повороте исполнения данного определения – в частности, по истечении месяца со дня его принятия, если не подана апелляционная жалоба (Определение № 305-ЭС15-7110 от 18 июня 2019 г. по делу № А40-72694/2014).
«Данное дело – пример упорства, даже упрямства, юристов ответчика, которые выбрали, на мой взгляд, ненадлежащий способ защиты права, но при этом довели достаточно простой вопрос до ВС», – считает Роман Речкин.
Он пояснил, что судебные расходы были взысканы с ответчика отдельным определением. Позже ВС направил дело на новое рассмотрение, в ходе которого истец отказался от иска, но при этом определение арбитражного суда о взыскании судебных расходов ответчик в апелляционном и кассационном порядке не обжаловал. Позднее его юристы обратились в арбитражный суд с заявлением о повороте исполнения определения о взыскании судебных расходов.
«Арбитражный суд первой инстанции в удовлетворении этого заявления отказал разумно, на мой взгляд, поскольку основанием для поворота исполнения судебного акта является его отмена (изменение), что прямо следует из ст. 325 АПК РФ. Апелляционный суд определение отменил и произвел поворот исполнения, но апелляционное постановление было, в свою очередь, отменено кассацией», – добавил эксперт.
Судебной коллегии по экономическим спорам ВС, отметил Роман Речкин, пришлось «системно истолковать» ст. 110, 325, 326 АПК и положения п. 25 Постановления Пленума ВС от 21 января 2016 г. № 1 «О некоторых вопросах применения законодательства о возмещении издержек, связанных с рассмотрением дела», чтобы прийти к выводу о том, что лицо, чьи права нарушены, вправе требовать их защиты любыми способами, в том числе путем предъявления заявления в порядке ст. 325 АПК.
«Полагаю, что юристам ответчика необходимо было выбрать иной способ защиты – обратиться с заявлением о пересмотре судебного акта по новым обстоятельствам. Пункт 3 ч. 1 ст. 311 АПК прямо относит к таковым отмену судебного акта арбитражного суда или суда общей юрисдикции либо постановления другого органа, послуживших основанием для принятия решения по делу», – резюмировал эксперт.
В п. 49 обзора Президиум указал, что, если последним судебным актом, принятием которого закончилось рассмотрение дела по существу, является определение о прекращении производства по делу, исчисление шестимесячного срока на подачу заявления о взыскании судебных расходов начинается со дня вступления в силу данного определения (Определение № 305-ЭС19-6273 от 23 июля 2019 г. по делу № А40-147714/2015).
«На мой взгляд, это вполне очевидная позиция, которая вытекает из ч. 2 ст. 112 АПК, – отметил Кирилл Коршунов. – В данной статье прямо указано, что шестимесячный срок начинает течь именно с даты вступления в законную силу последнего судебного акта по существу».
Содержащуюся в п. 51 позицию ВС он назвал разъяснением-напоминанием. Здесь Суд указал, что право на заявление возражений относительно требований кредиторов в рамках дела о банкротстве, в том числе посредством обжалования решения третейского суда, на котором основано заявленное требование, возникает у кредитора с момента принятия его требований к рассмотрению арбитражным судом (Определение № 305-ЭС18-19058 от 27 февраля 2019 г. по делу № А40-177772/2014).
По мнению адвоката, такая позиция за последние два года не раз высказывалась в определениях Судебной коллегии по экономическим спорам ВС (о чем ранее писала «АГ»).
В п. 54 обзора Президиум разъяснил, что решение третейского суда может быть отменено по основанию противоречия публичному порядку РФ, если факт расходования бюджетных средств в целях исполнения обязательств по договору подтвержден соответствующими доказательствами (Определение № 305-ЭС18-21635 от 23 апреля 2019 г. по делу № А40-75603/2017).
«Данная правовая позиция особенно ценна с учетом продолжающегося в последние годы наступления государства на третейские суды: государственные суды отказывают арбитражу в компетенции по все большему количеству споров», – считает Роман Речкин.
Он указал, что в данном деле заявителю отказали в выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда только на основании предположений о том, что ответчик финансируется за счет бюджета, в силу чего решение арбитража якобы нарушает публичный порядок. При этом, добавил юрист, судебная коллегия при рассмотрении спора не обнаружила доказательств бюджетного финансирования ответчика – то есть отказ в выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения арбитража был основан исключительно на предположении о наличии такого финансирования.
«К сожалению, коллегия не пошла дальше и не указала, что само по себе бюджетное финансирование ответчика не означает, что все его гражданско-правовые споры с контрагентами исключаются из компетенции арбитража», – отметил эксперт.
Данное дело, добавил он, перекликается с описанным в п. 57 обзора, где суды отказали в выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения арбитража, поскольку содержащий третейскую оговорку договор, по их мнению, заключен сторонами в целях реализации инвестиционной программы для обеспечения государственных и муниципальных нужд, хотя доказательств бюджетного финансирования инвестпрограммы в материалах дела также не было.
ВС, в частности, указал, что факт наличия инвестпрограммы по предмету исполнения договора, содержащего третейскую оговорку, не может свидетельствовать о расходовании в рамках исполнения этого договора бюджетных средств и, следовательно, противоречить публичному порядку до тех пор, пока не доказано расходование средств инвестиционной программы для исполнения обязательств по данному договору (Определение № 305-ЭС19-1212 от 10 июня 2019 г. по делу № А40-111339/2018).
Пункт 55 обзора посчитали интересным два эксперта. Согласно позиции ВС, извещение о судебном процессе в иностранном суде является надлежащим, если соблюден порядок, установленный нормами международных договоров, либо имеются доказательства эффективного (фактического) извещения стороны о судебном разбирательстве в иностранном суде – то есть представлены доказательства, что она знала о таком разбирательстве (Определение № 310-ЭС19-450 от 30 апреля 2019 г. по делу № А35-2592/2018).
«Вопрос извещения – один из краеугольных по делам о признании и приведении в исполнение иностранных судебных решений, – отметил юрист юридической фирмы Petrol Chilikov Роман Абу Салех. – Ссылка на то, что ответчик не был надлежаще извещен, зачастую приводит к отказу в признании и приведении в исполнение решения иностранного суда».
По его мнению, это негативно сказывается на инвестиционном климате России. «Иностранные партнеры могут отказаться от взаимодействия с российскими компаниями или взаимодействовать только на условиях предоплаты, поскольку им под формальным предлогом может быть отказано в исполнении судебного решения в нашей стране», – пояснил эксперт.
Положительно оценивая разъяснение ВС, он в то же время отметил, что чрезмерное расширение концепции эффективного (фактического) извещения имеет и слабые стороны, чем создает некоторую неопределенность. «Например, как быть, если при рассмотрении дела судом первой инстанции, в котором принимал участие ответчик, иск был удовлетворен частично, а при рассмотрении дела в апелляции, о чем ответчик не был проинформирован, иск был удовлетворен полностью? Должен ли российский суд при рассмотрении дела исходить из правил иностранного государства о том, извещаются ли стороны о дате рассмотрения дела в суде апелляционной инстанции отдельно, или он должен руководствоваться общей концепцией эффективного (фактического) извещения? Если последней, где проходит граница этой концепции и какое бремя по поиску информации о процессе возлагается на сторону?» – задался вопросами эксперт.
Юрист Enforce Law Company Булат Малахиров отметил, что в п. 55 Президиум ВС расширил подход, ранее сформулированный ВАС в Постановлении Президиума от 28 января 2014 г. № 3366/13 по делу № А40-88300/11-141-741. В данном постановлении указывалось, что извещение российского лица о судебном разбирательстве в иностранном суде с нарушением установленного международным договором порядка могло быть признано допустимым, только если российское лицо приняло участие в разбирательстве в иностранном суде.
«В данном пункте обзора ВС признал извещение надлежащим, когда оно фактически получено – вне зависимости от участия в разбирательстве в иностранном суде. То есть теперь российские лица, которые знали, что в их отношении ведется судебный процесс за рубежом, но не принимали в нем участия, в ходе признания и приведения в исполнение решения иностранного суда в РФ будут лишены возможности возражать ссылкой на нарушение официального порядка извещения», – подчеркнул эксперт.
В п. 56 обзора Суд указал, что прекращение производства по делу исключительно в целях соблюдения правил о компетенции государственных судов недопустимо, когда таким актом создается значительный негативный эффект для участников процесса и возникают объективные сложности в реализации права на справедливое судебное разбирательство (Определение № 308-ЭС16-6887 от 28 мая 2019 г. по делу № А32-320/2015).
«Это справедливая позиция, направленная на борьбу с правовым пуризмом – соблюдением норм ради соблюдения норм, – считает Кирилл Коршунов. – Как верно отметил ВС, позиция о недопустимости правового пуризма высказывалась Европейским Судом по правам человека в деле “Сутяжник против России”».
