×

Михаил Федотов: У нормальных людей схожие представления о добре и зле

Однако нормальным может быть только независимый человек
Председатель Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека рассказал «АГ» о тех проблемах, которые требуют незамедлительного решения, и о том, как мотивировать главу государства дать ведомствам соответствующие поручения.

– Михаил Александрович, на днях обнародованы поручения Президента РФ по итогам ежегодной встречи с Советом по развитию гражданского общества и правам человека (СПЧ). Одним из важнейших стало поручение Администрации Президента РФ совместно с Минюстом проанализировать правоприменительную практику, связанную с деятельностью некоммерческих организаций, выполняющих функции иностранного агента. Как, на ваш взгляд, нужно изменить эту практику?

– Прежде всего надо понять подоплеку этого закона, который с первых же дней стал объектом критики со стороны нашего Совета. Проблема иностранных агентов возникла в 2012 г., после того как Запад начал демонстрировать недовольство возвращением Владимира Путина на пост Президента РФ. Когда началась эта кампания, еще нельзя было ничего сказать о будущей политике Путина. Была разве что «Стратегия-2020», которую готовили многие люди, придерживающиеся демократических убеждений, и я в их числе. Ничего реакционного там не было, как и в указах Путина от 7 мая 2012 г., что могло бы вызвать резкую реакцию со стороны Запада. Но реакция последовала, а в ответ Россия приняла если не адекватные, то вполне объяснимые меры: когда тебя начинают бить, ты вынужден ввязаться в драку.

Одной из таких мер стал так называемый «закон Димы Яковлева», с которым СПЧ боролся как мог. Мы считали, что на американский Акт Магнитского надо было ответить симметрично, но наши власти выбрали асимметричный ответ, неизвестно зачем ударив, в частности, по детскому усыновлению. Хотели побольнее ударить? Но по кому? По российским сиротам?

У нас, конечно, есть большая проблема с детскими учреждениями, где я бываю довольно часто. Есть очень неплохие детские дома, где ребят выхаживают, как цветы в оранжерее, но есть и отвратительные, которые можно назвать разве что ангаром для хранения детей. Вот о чем надо было думать. Надо было приложить все силы, чтобы система детского усыновления у нас развивалась. Но зачем запрещать усыновление на Западе? Только потому, что там дети порой гибнут? Смею вас уверить, что у нас они тоже погибают. Там есть случаи издевательства? У нас тоже они есть. Но это я отвлекся, простите.

Еще одним ответом на антироссийские действия со стороны США стал так называемый закон об иностранных агентах. Но он был сделан так, что смысл его неочевиден, причем не только юридический смысл, но и политический. Почему закон одинаково бьет по организациям, получающим помощь не только из США, но и из Китая, Индии, Казахстана, откуда угодно? Более того, закон действует не только в отношении недружественных стран, но и в отношении любого лица.

В законе запредельно высокий уровень правовой неопределенности. Например, здесь используются очень широкие понятия, такие как «получение денежных средств или иного имущества от иностранного источника». Но денежные средства от иностранного источника можно получить в качестве авторского вознаграждения, в качестве платы за аренду помещения. Или, скажем, НКО продала старый ноутбук своей уборщице, гражданке Узбекистана. Она иностранка, договор купли-продажи предполагает получение денег за проданный товар. Следовательно, у НКО есть все основания попасть в реестр иностранных агентов.

– Может, просто поторопились и приняли «сырой» закон?

– Нет, он не просто «сырой». Он безразмерный. Я неоднократно предлагал на спор доказать, что почти любая некоммерческая организация может быть признана иностранным агентом, поскольку любая публичная деятельность согласно этому закону признается политической. В том числе заметка в газете, статья в научном журнале, публичное обращение в поселковую администрацию по поводу ямы на дороге, опрос общественного мнения. Причем любой опрос, даже самый примитивный, например об отношениях в семье или о вегетарианстве.

Кроме того, не определено, что такое иностранный источник. Если бы речь шла только об иностранном государстве, его органах и организациях, об иностранных физических и юридических лицах, я бы понял. Но когда наряду с ними иностранным источником оказывается российское юридическое лицо, получившее денежные средства или иное имущество из-за границы, это за гранью моего понимания. Почему компания, которая покупает импортные апельсины для продажи в России, объявляется иностранным источником? А НКО, которая купила у этой компании апельсины на 100 руб., уже рискует попасть в реестр иностранных агентов, поскольку получила имущество от организации, которая в свою очередь получила имущество (апельсины) из-за рубежа. Еще хуже, если компания занимается не импортом, а экспортом. Например, продает за рубеж нефть. Что она получает за эту продукцию? Денежные средства! И тут же становится иностранным источником.

Таким образом, иностранным агентом можно признать кого угодно. Но Минюст делает это весьма избирательно. Например, Левада-центр проводит социологические опросы, что само по себе уже является – так говорит закон – политической деятельностью. Но где у него иностранное финансирование? Насколько я понимаю, Левада-центр имеет заказы от различных зарубежных компаний на проведение маркетинговых исследований, которые, конечно, никакого отношения к политике не имеют. Но с точки зрения закона тот факт, что деньги получены за одну работу, а политической считается другая работа, никакого значения не имеет. Причинно-следственная связь отвергается как таковая, что, разумеется, противоречит азам юриспруденции.

Встает вопрос: а другие социологические службы у нас работают иначе? Полагаю, что точно так же. Но некоторые из них, насколько мне известно, организованы в форме акционерных обществ или ООО, а на них закон об иностранных агентах не распространяется.

– Но тогда Левада-центру достаточно сменить организационно-правовую форму?

– Да. Придется преодолеть некоторые юридические трудности, но в принципе этот вопрос решаем. И у меня сразу же возникает сомнение в необходимости закона, который можно так просто обойти. На мой взгляд, этот закон мог бы быть полезен, если бы он действовал точечно, касался только тех, против кого он принимался. В первые годы, кстати, в реестре иностранных агентов было всего несколько организаций, а теперь – больше полутора сотен. С тем же успехом можно включить в реестр еще несколько тысяч.

– Чего мелочиться, давайте доведем список до ста тысяч.

– Зря смеетесь! Вот официальные данные Минюста за 2015 г. В реестре иностранных агентов числятся 105 действующих НКО, что составляет 0,046% от общего числа в 227 тысяч некоммерческих организаций, зарегистрированных в стране. При этом они получили из иностранных источников порядка 950 млн руб., что составляет лишь 1,086% об общей суммы в 87,5 млрд руб., поступивших в том году в адрес всех российских НКО из иностранных источников. И все они под дамокловым мечом, который находится в руках у Минюста.

– Так что же делать? Уточнять закон?

– Во-первых, проанализировать практику, выявить очевидные ошибки в правоприменении, а потом подправить и сам закон. Потому что есть организации, которые действительно выполняют функции иностранного агента. Например, я легко могу представить себе некую организацию, которая заключает агентский договор с правительством Японии о проведении в России агитационной кампании в пользу передачи японцам Курильских островов. Вообще-то агентская деятельность рассматривается Гражданским кодексом РФ как чисто коммерческая, предполагающая выполнение поручений за определенное вознаграждение. Вот эту схему и нужно было положить в основу закона, сделав российский аналог американского закона FARA, который по сути является законом о лоббизме в пользу иностранного государства. А у нас иностранным агентом объявляется «Экологическая вахта по Северному Кавказу», глава которой участвует в митингах против вырубки деревьев в Краснодаре. Какое это имеет отношение к политике? Каким иностранным державам нужны эти деревья? Причем в законе прямо сказано, что деятельность по защите животного и растительного мира не является политической. А его применяют, то ли не читая, то ли полагая, что деревья не являются частью растительного мира.

– И суды тоже не могут остановить рост числа иностранных агентов?

– Суды рассматривают включение НКО в реестр иностранных агентов как сугубо политическое решение, а не правовое и даже не анализируют юридические аргументы, излагаемые представителями НКО. Например, в случае с нижегородским «Комитетом по предотвращению пыток» суд посчитал иностранным финансированием деньги, которые работники другой НКО отчисляли в качестве благотворительного пожертвования из своей зарплаты. Правда, эта другая НКО действительно имела зарубежные гранты, но получение даже иностранных денег от российского гражданина совершенно точно не попадает под действие закона об иностранных агентах. Однако суды закрывают на это глаза.

– Еще одна проблема, которая поднималась на встрече СПЧ с Президентом, связана с формированием общественных наблюдательных комиссий (ОНК) за местами принудительного содержания. Насколько мне известно, поправки, подготовленные СПЧ с участием представителей Уполномоченного по правам человека, уже готовы.

– Значительная часть поправок была подготовлена еще до встречи с Президентом. Материалы к таким встречам мы всегда готовим заранее. А уже потом передаем свои доклады и проекты Президенту. Мы же не можем просто пообщаться и разойтись. Я постоянно повторяю членам Совета, что наша задача – Президента информировать, мотивировать и инструктировать. Мы не должны просто кричать: «Помогите!» Мы обязаны предложить, как помочь, как решить наболевшую проблему.

Что касается ОНК, то мы еще пару лет назад подготовили комплекс поправок в Закон «Об общественном контроле за обеспечением прав человека в местах принудительного содержания и о содействии лицам, находящимся в местах принудительного содержания». Эти поправки были представлены Президенту, тот поручил нам доработать законопроект вместе с Минюстом. Мы начали работать с Минюстом и другими заинтересованными ведомствами, в результате чего проект сильно ухудшился. Сейчас мы пытаемся его улучшить, выходя на второй круг взаимодействия с Президентом. Надеюсь, что нам это удастся, особенно после того скандала, который сопровождал последние выборы членов ОНК в 42 субъектах Федерации.

Чтобы устранить последствия того скандала, мы договорились с Общественной палатой о проведении довыборов. Но как это сделать? Специалисты из Общественной палаты предложили свой вариант, СПЧ – свой. Но оба варианта были не вполне корректны юридически. В конечном итоге договорились, что ситуацию может спасти только изменение закона.

На днях мы согласовали соответствующую поправку с Александром Бречаловым и Татьяной Москальковой. Поправка, на мой взгляд, вполне корректная, и мы вместе будем просить Госдуму срочно ее рассмотреть и принять.

– В этой поправке нет упоминания о том, что членов ОНК могут выдвигать НКО, включенные в реестр иностранных агентов.

– Нет. Она просто не нужна, так как сейчас в законе нет такого запрета. Более того, Конституционный Суд РФ постановил, что НКО, включенные в реестр иностранных агентов, не должны быть поражены в правах, следовательно, никакой дискриминации быть не может. Так что это только вопрос правоприменения.

– Предложение учредить в России институт независимого прокурора, который будет назначаться главой государства, Путин не сразу понял. Удалось ли Тамаре Морщаковой убедить его, что это позволит «положить конец тем делам, в которых корпоративная солидарность или бюрократическая сонливость мешает торжеству справедливости»?

– Когда Тамара Георгиевна рассказала мне об этой идее, я тоже сначала не понял, о чем идет речь: фигура «независимого прокурора» не укладывается в наше законодательство о прокуратуре.

Но когда эту тему мы начали обсуждать подробно и вспомнили, что у Президента по Конституции РФ есть функция согласования деятельности различных ветвей власти, то поняли, что на эту функцию, которая пока нигде не конкретизирована, можно опереться. И мы пришли к выводу, что это должен быть независимый «прокурор», где в кавычках именно второе слово. То есть на самом деле это никакой не прокурор. Но это профессиональный юрист, который докладывает Президенту о конкретных делах, в которых творится несправедливость или беззаконие. Такой институт очень нужен обществу, которое стонет от того, что у нас работа с обращениями граждан, в том числе процессуального характера, строится как документооборот, как рассылка отписок, а не как реальное изучение и решение проблем.

Представьте, что адвокат подает жалобу, в которой излагается 28 аргументов, все они подтверждены ссылками на листы дела с фактами, свидетельскими показаниями, экспертизами. А в ответ получает одну фразу: «Ваше обращение рассмотрено, приведенные вами факты не подтвердились, оснований для отмены решения нет». К сожалению, случаи, когда адвокат получает аргументированный ответ на каждый из своих 28 доводов, крайне редки. У нас в СПЧ немало адвокатов, и они неоднократно жаловались на отсутствие нормального уважительного диалога с органами суда, следствия, прокуратуры.

– И что в такой ситуации сможет сделать независимый «прокурор»?

– Давайте назовем его Уполномоченным по специальным поручениям при Президенте РФ, который, рассматривая вопросы, где затрагиваются интересы граждан и различных ведомств, может доложить Президенту, чтобы тот принял политическое решение и дал поручение различным органам власти.

– И даже суду? А это не будет вмешательством в деятельность судебной системы?

– Вмешательство в деятельность судебной системы может быть только процессуальным. Следовательно, нужно предусмотреть в процессуальном законодательстве необходимые процедуры, исходящие из конституционных полномочий главы государства.

– То есть Президент не будет просить суд изменить свое решение, но может потребовать, чтобы свою позицию уточнила или даже изменила прокуратура?

– Этот вариант даже не потребует изменения законодательства. Президент может поручить, чтобы какое-то иное ведомство разобралось в ситуации и дало ответ по существу.

Но если этот «прокурор» выявит грубейшие нарушения, которые покрывают судьи, то этими судьями должны будут заняться квалификационные коллегии. Совет не предлагает дать Президенту право произвольно отправлять судей в отставку. Но глава государства может задействовать имеющиеся механизмы, которые порой просто не имеют импульса для запуска.

– А этот институт не будет дублировать функции омбудсменов?

– Нет. Скорее он будет им в помощь.

– Интересно, что параллельно говорится о необходимости укрепить независимость судей. Верховному Суду РФ уже дана рекомендация проанализировать с участием СПЧ и представителей экспертного сообщества эффективность мер по обеспечению гарантий независимости судей. Так чего же мы хотим: независимости судей или усиления контроля за ними?

– Одно другому не противоречит. Независимость судьи очень важна. Если судью можно купить или ему можно приказать – это уже не судья. Тот, кто приказывает судье, должен сидеть за решеткой. Как и тот, кто предлагает ему взятку. Меня очень часто просят написать судье, что где-то творится несправедливость. Но я никогда не буду этого делать, иначе я просто перестану себя уважать. Я могу написать прокурору, чтобы тот предпринял процессуальные действия. Но не судье. Давление на судью абсолютно недопустимо.

Судья должен быть независим как от административного давления, так и от подкупа. Это Сцилла и Харибда, между которыми можно проплыть только с чистой совестью. Продажное или административно манипулируемое правосудие нам прямо противопоказано. В то же время для действительно независимого судьи такой же независимый «прокурор» был бы помощником, избавляющим от давления власти и искушения капитала. Если они оба независимы, то они объективны, они смотрят на проблему с одной позиции, они нормальны. А представления о добре и зле у всех нормальных людей примерно одни и те же.

Что касается конкретных мер по обеспечению независимости судей, то вы, наверное, знакомы с предложением СПЧ выстроить суды общей юрисдикции по таким же судебным округам, как и арбитражные суды. Вспомните, что даже судебная реформа 1863 г. предполагала создание окружных судов, которые отделены от региональных властей. А еще мы предлагаем перевести мировую юстицию на обеспечение из федерального бюджета. Зарплату мировые судьи и так получают из федерального бюджета, но зарплату помощников, помещения и оргтехнику оплачивает регион. И к чему это приводит? Например, нередко к мировому судье предъявляются претензии из-за того, что многие его решения не вывешены на сайте ГАС «Правосудие». А виной тому на самом деле вполне могут оказаться местные власти, не обеспечившие подключение судейского компьютера к интернету. Но судья-то в чем виноват?

– Предположим, что независимость судей мы обеспечим реформой судебной системы. На независимого «прокурора» тоже можем рассчитывать. А как обеспечить независимость адвокатов, которым даже деньги за работу по назначению ведомства оплачивать не хотят?

– Мы и об этом думаем. На прошлой встрече с Президентом мы, если помните, говорили об усилении гарантий независимости адвокатов.

– Да, я как раз хотел спросить, готов ли законопроект по усилению гарантий адвокатской деятельности. Предлагалось ведь введение уголовной ответственности за воспрепятствование работе адвокатов и вмешательство в их деятельность.

– Соответствующий законопроект подготовлен. Он сейчас находится в Государственно-правовом управлении Президента. И я очень надеюсь, что в ближайшее время он будет готов для внесения в Госдуму.

– Вы являетесь редактором изданной ФПА РФ книги вашего деда – Эммануила Давыдовича Синайского – об адвокатской этике. Лекция была прочитана более 60 лет назад. Насколько актуальна сегодня эта тема?

– Она так же актуальна, как и 60, и 100 лет назад. Причем сегодня нам надо заботиться не только об адвокатской, но и о судейской, о прокурорской этике. Можно вспомнить и о журналистской этике… Несоблюдение этических норм приводит к самым печальным последствиям. Но если адвокаты и судьи все-таки обязаны руководствоваться своими этическими Кодексами, то многие другие служители закона, которые и законы-то не всегда чтут, о таких высоких материях даже не задумываются.

– Может быть, нужно корпоративную этику регулировать законом?

– Нет, закон – это слишком грубый механизм. Для соблюдения этических норм каждой корпорации нужно иметь собственные механизмы саморегулирования, развивать их и следить за их соблюдением. Впрочем, лучшего механизма, чем собственная совесть, пока не придумано.

Рассказать:
Яндекс.Метрика