Совет Адвокатской палаты г. Москвы опубликовал Решение о прекращении статуса адвоката, который, действуя в интересах третьих лиц, подал апелляционную жалобу на обвинительный приговор в отсутствие законных оснований для вступления в дело в качестве защитника и вопреки воле осужденного.
1 августа 2023 г. районный суд г. Москвы признал Х. виновным в совершении преступления, предусмотренного п. «а» ч. 2 ст. 200.1 «Контрабанда наличных денежных средств и (или) денежных инструментов» УК РФ. Ему было назначено наказание в виде штрафа в размере около 803 тыс. руб., изъятая валюта была конфискована в доход государства. Дело было рассмотрено с участием защитника О.
16 августа в суд поступила апелляционная жалоба, подписанная адвокатом Т. в качестве защитника осужденного Х. В подтверждение своих полномочий адвокат приложил к жалобе ордер, выданный его адвокатским кабинетом на основе соглашения и предусматривающий осуществление защиты Х. с 15 августа в Мосгорсуде. Уже на следующий день осужденный уведомил суд о том, что у него нет другого защитника, кроме О., а также сообщил, что он никого не уполномочивал подать по его поручению или от его имени апелляционную жалобу на приговор. Х. добавил, что он не уполномочивал Т. на обжалование приговора и не планирует обжаловать этот судебный акт.
В связи с этим суд вернул Т. его апелляционную жалобу со ссылкой на то, что Х. не уполномочивал его на обжалование приговора, а право апелляционного обжалования судебного решения принадлежит защитнику осужденного. 24 августа приговор вступил в силу в законную силу, а в начале сентября Х. полностью уплатил назначенный ему штраф. В октябре он получил однократную транзитную визу и выехал за пределы России.
Судья районного суда и Х. обратились в Адвокатскую палату г. Москвы, требуя привлечь адвоката Т. к дисциплинарной ответственности. Квалификационная комиссия палаты выявила, что Х. не поручал кому-либо, в том числе и Т., обжаловать обвинительный приговор в апелляционном порядке и не давал на это своего согласия. Защиту подсудимого в ходе судебного разбирательства осуществлял только защитник по соглашению О. Решение о назначении адвоката Т. защитником Х. следователем или судом не принималось, и довод об этом Т. не заявлялся.
Квалифкомиссия также выявила, что не позднее 7 ноября 2023 г. адвокатом Т. был оформлен договор поручения на оказание юрпомощи от 15 августа 2023 г., в качестве сторон которого указаны Т. и «гражданин Х. в лице доверенного лица и действующего по его поручению З., именуемый в дальнейшем “Доверитель” или “Заказчик”». По условиям этого соглашения, Т. принял поручение оказать осужденному Х. квалифицированную юрпомощь в качестве его защитника при рассмотрении в Мосгорсуде дела в апелляционном порядке, а также на «консультирование доверителя на этапе рассмотрения этого вопроса». Данное соглашение предусматривало выплату Т. после рассмотрения апелляционной жалобы судом вознаграждения в 100 тыс. руб., а также «гонорар успеха».
Квалифкомиссия заключила, что Т. нарушил подп. 1 п. 1 ст. 7, п. 1, 2 ст. 25 Закона об адвокатуре, п. 1 ст. 8, подп. 1, 2 п. 1 ст. 9, ч. 1 ст. 12 и п. 6 ст. 15 КПЭА во взаимосвязи с п. 2, 3, 5 Разъяснений № 12 Совета АПГМ по вопросам профессиональной этики адвоката «Об особенностях заключения и оформления соглашений об оказании юридической помощи – защиты по уголовному делу – в пользу третьего лица», утвержденных Решением Совета палаты от 27 июня 2019 г. (Протокол № 8).
В заседании Совета АПГМ представитель привлекаемого к дисциплинарной ответственности адвоката И., в частности, указал, что Х. не мог подать жалобу в палату, поскольку не владеет русским языком. По его мнению, подача Т. апелляционной жалобы на приговор, вынесенный в отношении Х., не затронула прав и законных интересов последнего, а причинно-следственная связь между подачей апелляционной жалобы и невозможностью выезда осужденного за границу РФ отсутствует. При этом позиция защиты для обжалования приговора была, так как Х. фактически не признавал вину.
Изучив материалы дела, Совет АПГМ поддержал вывод Квалификационной комиссии о том, что даже при наличии какого бы то ни было соглашения, заключенного в пользу Х. с иным лицом, осуществлению защиты этого гражданина в уголовном судопроизводстве на основе такого соглашения должно было предшествовать выполнение адвокатом Т. комплекса обязательных действий по получению согласия Х. и его формализации, без которых правовое основание для оказания подсудимому юрпомощи не могло возникнуть. Представленное Т. соглашение от 15 августа 2023 г., оформленное адвокатом с грубым нарушением профессионально-этических предписаний о порядке формализации адвокатом отношений с доверителем, не может служить правовым основанием для осуществления защиты Х. в уголовном судопроизводстве в силу положений ч. 1 ст. 50 УПК РФ, согласно которым защитник приглашается другими лицами только по поручению или с согласия подозреваемого, обвиняемого.
В связи с этим Совет отклонил как несостоятельный и противоречащий требованиям закона и профессиональной этики довод Т. о возникновении основания для осуществления защиты Х. по делу в силу заключения адвокатом Т. с З. письменного соглашения об оказании юрпомощи от 15 августа 2023 г. Кроме того, он поддержал оценку Квалифкомиссии утверждений Т. о том, что за оказанием юрпомощи Х. к нему обратился Ц., предоставивший осужденному заем на сумму свыше 1,3 млн евро. В заседании Квалифкомиссии Т. сообщил, что З. воспринимался им как лицо, «сотрудничающее» с кредитором Х. – Ц. Из объяснений адвоката Т. также следовало, что Ц. и З. он воспринимал как сотрудников. То есть на этапе предполагаемого обращения вышеуказанных лиц за оказанием юрпомощи Х. к адвокату Т. последний как профессиональный советник по правовым вопросам, имеющий длительный стаж адвокатской деятельности, не мог не понимать, что указанные лица действуют со стороны кредитора (кредиторов) Х.
На взаимосвязь З. именно с лицами (лицом), передавшими Х. изъятые у него денежные средства, указывает и то, что даже после того, как осужденный обратился с жалобой на Т., последний, давая объяснения в заседании Комиссии, продолжал утверждать, что «это дело никто не оставит просто так», потому что З. «серьезный очень товарищ» и «он занимается этим вопросом». Тогда же адвокат Т. пояснил, что люди, которые дали деньги Х., должны каким-то образом понимать, что же будет дальше: штраф заплачен в сумме 800 тыс. руб., но им не ясно, как Х. будет возвращать деньги и когда. «Таким образом, согласно объяснениям самого адвоката Т., З. действовал на стороне и в интересах лиц, передавших Х. изъятые у него денежные средства, продолжая «заниматься вопросом» их возвращения. При этом интерес указанных лиц в возвращении им денежных средств, со всей очевидностью (тем более, для профессионального советника по правовым вопросам, каковым является адвокат Т.), не совпадал с интересами Х., стремившегося как можно скорее исполнить приговор и выехать из России», – заметил Совет палаты. Он добавил, что представитель адвоката Т. – И. подтвердил позицию представляемого им лица.
В то же время в письменных объяснениях З., приложенных к письменным возражениям представителя И. от 28 февраля 2024 г., указывается уже иная версия – о том, что Х. дал ему «поручение на поиск и заключение соглашения с новым адвокатом для его защиты по уголовному делу, в котором ему предъявили обвинение в совершении контрабанды». Такое изменение позиции, изложенной от имени З., рассматривается Советом палаты как попытка создать ложную видимость действий Т. в интересах Х. и дополнительно опровергает версию этого адвоката и его представителя И. о наличии у Т. поручения или согласия Х. на его защиту по уголовному делу. В силу своего фактического положения в сложившихся правоотношениях Ц., З. и Зи., действующие на стороне кредитора (кредиторов) Х., были естественным образом заинтересованы, прежде всего, в возвращении конфискованных по обвинительному приговору суда в доход государства 1,3 млн евро, переданных ими Х., а не в защите прав и интересов последнего, являвшегося их заемщиком. К тому же, заметил Совет АПГМ, доводы участников этого дисциплинарного производства указывают на то, что противоречие интересов Х. и лиц, действующих на стороне его кредитора (кредиторов), не было лишь гипотетической возможностью, а реально существовало.
Как отмечено в решении Совета палаты, Т. действовал вопреки интересам Х. и в интересах Ц., З. и Зи., заинтересованных в принятии исчерпывающих мер к возврату конфискованных у осужденного денежных средств. На осознанное отстаивание адвокатом Т. интересов предполагаемых кредиторов Х. даже после возбуждения этого дисциплинарного производства (в том числе и по жалобе Х.) указывают и объяснения этого адвоката о том, что, «если деньги будут конфискованы, российские граждане не получат ничего», а также, что люди, которые «дали деньги» Х., «должны каким-то образом понимать, что же будет дальше: штраф заплачен в сумме 800 тыс. руб., но им не ясно, как Х. будет возвращать деньги и когда».
В свою очередь, доводы Т. о том, что он желал обжаловать обвинительный приговор, опровергаются обращением Х. в суд, в котором он, в частности, сообщал об отсутствии намерения обжаловать вышеуказанный приговор и что Т. не был его защитником, а также фактом уплаты осужденным назначенного ему штрафа и выездом из России. Довод Т. о том, что он был осведомлен о волеизъявлении Х. на обжалование приговора 1 августа 2023 г. и руководствовался им, опровергается, помимо прочего, тем, что решение судьи о возвращении его апелляционной жалобы он не оспаривал, указал Совет.
Довод представителя И. о том, что апелляционная жалоба была возвращена судом уже на следующий день после ее подачи, не свидетельствует об отсутствии в действиях адвоката Т. дисциплинарного проступка и не влияет на оценку его профессионального поведения, поскольку указанное процессуальное решение принято судьей не благодаря действиям Т., а вопреки им и было обусловлено позицией осужденного, сообщенной суду.
Довод о том, что Х. не мог подать в суд заявление от 17 августа 2023 г., поскольку он не находился в России и не владеет русским языком, был опровергнут в результате дисциплинарного разбирательства. По состоянию на 17 августа 2023 г. Х. находился в РФ, поскольку в отношении него была избрана мера пресечения в виде подписки о невыезде и надлежащем поведении, а юридическую помощь ему оказывал его защитник О., владеющий русским языком. Факт составления вышеуказанного заявления Х. на русском языке не свидетельствует сам по себе о пороке воли Х. Кроме того, сведения, изложенные в этом заявлении, полностью соответствуют доводам жалобы Х. в АПГМ, составленной как на русском, так и на немецком языках. Кроме того, волеизъявление Х., изложенное в его заявлении от 17 августа 2023 г., признано установленным постановлением суда, вступившим в законную силу, и имеет обязательную силу.
«Совет отмечает, что уголовная защита без поручения, принятого адвокатом в установленном законом порядке, опаснее бездействия, ибо без установления с подзащитным доверительных отношений и основанного на них понимания его действительных, а не мнимых интересов такая деятельность станет, скорее, помехой, нежели помощью, создавая лишь видимость исполнения защитником своей процессуальной функции. Кроме того, совершение адвокатом подобных действий вводит суд в заблуждение относительно соблюдения процессуальных прав подозреваемого (обвиняемого), а потому, ущемляя интересы правосудия, влечет негативные последствия публично-правового характера», – отмечено в решении Совета АПГМ. В нем также указано, что Т., зная о наличии у Х. «онкологического заболевания четвертой стадии» (о чем он прямо указал в своей апелляционной жалобе на обвинительный приговор и в своих письменных объяснениях), отчетливо понимал, что его действия имеют своей целью не оказание тяжело больному Х. юрпомощи, а содействие его кредиторам в возвращении им денежных средств. При этом собственное отношение адвоката Т. и его мотивация к совершению действий, направленных на фактическое и юридическое блокирование выезда гражданина Х. на лечение за пределы РФ, имеют важное значение при избрании меры дисциплинарной ответственности.
Тем самым Совет АПГМ отметил, что в ходе этого дисциплинарного разбирательства адвокатом Т. и его представителем И. были выдвинуты четыре взаимоисключающие версии об основаниях и обстоятельствах принятия Т. поручения на подготовку и подачу в интересах Х. апелляционной жалобы на приговор и на его защиту в суде апелляционной инстанции. Признавая право адвоката на выдвижение защитительных доводов, в том числе направленных на избежание дисциплинарной ответственности, Совет расценивает такое поведение адвоката Т. как свидетельствующее об отсутствии у него, даже в результате длительного дисциплинарного разбирательства, осознания тяжести совершенного профессионального нарушения и недопустимости подобного профессионального поведения. В связи с этим он прекратил статус адвоката Т., который спустя один год может быть вновь допущен к сдаче квалификационного экзамена.
Адвокат АП Свердловской области Сергей Колосовский отметил, что в рассматриваемом случае адвокат, формально действуя от имени и в интересах осужденного, вступил в дело, в действительности преследуя интересы иных лиц, которые с интересами осужденного не совпадают. «Такое поведение очевидно недопустимо, поэтому справедливость решения Совета АПГМ о прекращении статуса адвоката не вызывает никаких сомнений. При этом хочется обратить внимание на некоторые нюансы. Возможность заключения соглашения о защите в интересах третьего лица является дополнительным, причем необходимым инструментом для реализации права на защиту, поскольку зачастую лицо, нуждающееся в таковой, не имеет возможности непосредственно обратиться к адвокату. Более того, полагаю, что заключение соглашения в интересах третьего лица допустимо только в такой ситуации, когда сам доверитель лишен возможности непосредственного обращения. Соответственно, адвокату, действующему разумно и осмотрительно, в данном случае в обязательном порядке следует выяснять, почему к нему не обратился сам будущий доверитель. Вместе с тем нам неоднократно приходится сталкиваться с тем, что многие адвокаты не понимают всех нюансов заключения соглашения в интересах третьего лица. В связи с этим представляется целесообразным рассмотрение описанной проблемы Советом ФПА и дача разъяснений, аналогичных Разъяснению № 12 Совета АПГМ, которые будут обязательны для всех адвокатов», – полагает он.
Эксперт добавил, что в рассматриваемом случае адвокат четыре раза менял позицию относительно обстоятельств принятия поручения на подготовку и подачу в интересах Х. апелляционной жалобы. «Совет палаты справедливо расценил такое поведение как свидетельство отсутствия осознания тяжести совершенного проступка. От себя хочется добавить, что, наверное, дисциплинарное производство – это не то место, где нужно выдумывать версии. Все-таки профессиональный уровень членов органов управления профессионального сообщества позволяет достоверно установить значимые обстоятельства и отделить «зерна от плевел», поэтому, участвуя в дисциплинарном производстве в любом качестве, не следует элементарно забывать об уважении к корпорации», – подытожил Сергей Колосовский.
Заместитель председателя КА «Нянькин и партнеры» Алексей Нянькин считает, что в решении Совета АПГМ прослеживается последовательная непримиримая позиция адвокатского сообщества в отношении фактов злоупотребления полномочиями адвоката вопреки интересам доверителей. «Существо любого договора – это воля сторон относительно предмета соглашения. Именно по этой причине, как неоднократно отмечалось ФПА и региональными палатами, всегда несущими риски являются соглашения между адвокатом и доверителем, заключенные через третьих лиц, даже обладающих полномочиями представителя в установленном гражданским законодательством порядке. Первое, что необходимо сделать адвокату после заключения такого соглашения, это убедиться любыми разумными способами о наличии воли доверителя, в чьих интересах заключается соглашение, на получение им юридической помощи. И если возможность в удостоверении такой воли подзащитного (представляемого лица) ограничена либо отсутствует, то любой добросовестный адвокат должен был приостановить оказание юридической помощи до получения подтверждения такой позиции. Строгость дисциплинарных санкций в данном случае была вызвана не только явной неосмотрительностью адвоката и невыполнением им ряда формальных норм КПЭА, но и выявленным с достаточной степенью достоверности явно недобросовестным поведением со стороны поверенного как при принятии поручения, так и при его исполнении, в ситуации, когда адвокат не мог не осознавать, что действует вопреки интересам подзащитного в пользу лиц, чей интерес направлен против защищаемого лица», – резюмировал он.
