Чем больше будет дискуссий на темы, в рамках которых стороны на самом деле не отстаивают противоположные позиции, тем меньше надежд, что к обсуждению станет предлагаться то, о чем важно говорить и для чего надо искать решения.
Так получилось, что на пик внимания элиты адвокатского сообщества попал вопрос о полномочиях органов адвокатского самоуправления инициировать и осуществлять дисциплинарную практику в отношении коллег, чьи действия вне профессиональной адвокатской деятельности могут создавать угрозу для репутации адвокатуры.
Есть ли здесь предмет для спора?
Самоуправляемая, независимая, свободная юридическая профессия всегда строится на двух фундаментальных началах, которые должны быть сбалансированы между собой.
С одной стороны, само объединение членов корпорации основано на свободе каждого осуществлять практику по оказанию квалифицированной юридической помощи, оставаясь при этом свободным человеком со всем набором своих неотъемлемых прав. Адвокатура – это объединение тех, кто использует свою квалификацию для собственной профессиональной реализации. И, между прочим, в формате общественно значимой и полезной деятельности, а не просто и не только по мотивам личного обогащения.
С другой стороны, адвокаты должны иметь ограниченное властное полномочие вмешиваться в свободу своих коллег делать то, что создает угрозу для свободного осуществления практики другими адвокатами. И как любое возможное властное принуждение, которое может повлечь за собой санкции для членов корпорации, возможность ограничить свободу членов корпорации должна, в свою очередь, сдерживаться предельно четкими правилами.
Позиции, озвучиваемые в полемике, заслуживают эмоциональной симпатии, так как представлены уважаемыми адвокатами, безусловно болеющими за настоящее и будущее адвокатуры.
Прекрасно можно понять тревогу части адвокатов, опасающихся, что делегированные органам корпорации расширенные полномочия по привлечению к дисциплинарной ответственности повлекут за собой злоупотребления и иные недопустимые ограничения практики. Эта тревога – в самом сердце хорошего адвоката, который всегда остро чувствует несправедливость в каждом конкретном деле и угрозу для индивидуальной свободы. Достаточно иметь основания хотя бы раз увидеть в решении любого совета признаки недостойного сведения счетов, ненадлежащей процедуры или натянутой аргументации, чтобы этот страх навсегда поселился в душе добросовестного адвоката. Тот факт, что отдельные злоупотребления не носят систематичного характера, не делает эти опасения бессмысленными.
Также прекрасно можно понять побуждение лидеров адвокатуры, то есть коллег с очень высоким уровнем ответственности за профессию, эффективно пресекать те действия или бездействия коллег, которые – называя вещи своими именами – вот здесь и сейчас создают угрозу для того, чтобы каждый из адвокатов мог бы заниматься своим непростым делом, рассчитывая на профессиональные привилегии и поддержку корпорации. Хочется выгнать из адвокатуры тех мерзавцев, которые дают основания общественности – клиентскому сообществу, иным участникам правосудия и даже государству-регулятору – думать, что все адвокаты могут быть такими. Юристы в России и так, если честно, не в большом доверии, а тут еще заявления «с позволения сказать коллеги», за которым маячит угроза ограничения даже существующих привилегий адвокатов.
Поэтому лидеры адвокатуры будут и должны добиваться более эффективного принуждения в отношении части своих коллег. Это стремление основано на тех же двух опорах: 1) на индивидуальных интересах, объединяющих адвокатов в единую корпорацию; 2) на допустимости регулируемого ограничения индивидуальных свобод в интересах всей корпорации.
Это знакомая для любого адвоката аргументация носит исключительно правовой характер. И нет ничего удивительного в том, что юристы могут иметь по вопросам права различные позиции. В каждодневной адвокатской практике так и происходит: детали приобретают решающее значение.
Нет ничего страшного в том, что в отношении этих деталей у «партий» в корпорации сложились различные представления. Механизмы саморегулирования и независимости корпорации позволяют ставить и обсуждать эти вопросы. Страшнее – их не обсуждать.
Какие же это детали?
Если не обсуждать то, что на самом деле разделяет юристов, не получится находить общие решения. Опасность здесь – испугаться затронуть в дискуссии реальные угрозы.
Я верю в то, что российская адвокатура обладает такими механизмами обсуждения и принятия решений и таким качеством лидеров, которые позволят не просто сохранить единство, но и укрепить его. Любая большая организация проходит через соблазны расширения власти во имя спасения от реальных и мнимых угроз и через эксцессы неограниченной свободы своих членов. Нормальная такая профессиональная задача, на мой взгляд.
А вот если держаться риторики различных ложных дихотомий и, более того, запускать механизмы принуждения меньшинства даже с самыми благими целями, но негодными инструментами, тогда можно и нужно продолжать бояться дальше.
Так получилось, что на пик внимания элиты адвокатского сообщества попал вопрос о полномочиях органов адвокатского самоуправления инициировать и осуществлять дисциплинарную практику в отношении коллег, чьи действия вне профессиональной адвокатской деятельности могут создавать угрозу для репутации адвокатуры.
Есть ли здесь предмет для спора?
Самоуправляемая, независимая, свободная юридическая профессия всегда строится на двух фундаментальных началах, которые должны быть сбалансированы между собой.
С одной стороны, само объединение членов корпорации основано на свободе каждого осуществлять практику по оказанию квалифицированной юридической помощи, оставаясь при этом свободным человеком со всем набором своих неотъемлемых прав. Адвокатура – это объединение тех, кто использует свою квалификацию для собственной профессиональной реализации. И, между прочим, в формате общественно значимой и полезной деятельности, а не просто и не только по мотивам личного обогащения.
С другой стороны, адвокаты должны иметь ограниченное властное полномочие вмешиваться в свободу своих коллег делать то, что создает угрозу для свободного осуществления практики другими адвокатами. И как любое возможное властное принуждение, которое может повлечь за собой санкции для членов корпорации, возможность ограничить свободу членов корпорации должна, в свою очередь, сдерживаться предельно четкими правилами.
Позиции, озвучиваемые в полемике, заслуживают эмоциональной симпатии, так как представлены уважаемыми адвокатами, безусловно болеющими за настоящее и будущее адвокатуры.
Прекрасно можно понять тревогу части адвокатов, опасающихся, что делегированные органам корпорации расширенные полномочия по привлечению к дисциплинарной ответственности повлекут за собой злоупотребления и иные недопустимые ограничения практики. Эта тревога – в самом сердце хорошего адвоката, который всегда остро чувствует несправедливость в каждом конкретном деле и угрозу для индивидуальной свободы. Достаточно иметь основания хотя бы раз увидеть в решении любого совета признаки недостойного сведения счетов, ненадлежащей процедуры или натянутой аргументации, чтобы этот страх навсегда поселился в душе добросовестного адвоката. Тот факт, что отдельные злоупотребления не носят систематичного характера, не делает эти опасения бессмысленными.
Также прекрасно можно понять побуждение лидеров адвокатуры, то есть коллег с очень высоким уровнем ответственности за профессию, эффективно пресекать те действия или бездействия коллег, которые – называя вещи своими именами – вот здесь и сейчас создают угрозу для того, чтобы каждый из адвокатов мог бы заниматься своим непростым делом, рассчитывая на профессиональные привилегии и поддержку корпорации. Хочется выгнать из адвокатуры тех мерзавцев, которые дают основания общественности – клиентскому сообществу, иным участникам правосудия и даже государству-регулятору – думать, что все адвокаты могут быть такими. Юристы в России и так, если честно, не в большом доверии, а тут еще заявления «с позволения сказать коллеги», за которым маячит угроза ограничения даже существующих привилегий адвокатов.
Поэтому лидеры адвокатуры будут и должны добиваться более эффективного принуждения в отношении части своих коллег. Это стремление основано на тех же двух опорах: 1) на индивидуальных интересах, объединяющих адвокатов в единую корпорацию; 2) на допустимости регулируемого ограничения индивидуальных свобод в интересах всей корпорации.
Это знакомая для любого адвоката аргументация носит исключительно правовой характер. И нет ничего удивительного в том, что юристы могут иметь по вопросам права различные позиции. В каждодневной адвокатской практике так и происходит: детали приобретают решающее значение.
Нет ничего страшного в том, что в отношении этих деталей у «партий» в корпорации сложились различные представления. Механизмы саморегулирования и независимости корпорации позволяют ставить и обсуждать эти вопросы. Страшнее – их не обсуждать.
Какие же это детали?
- Какими целями и какими инструментами может быть ограничено право адвоката заявлять публично свою позицию по вопросу, который сам адвокат полагает значимым для осуществления своей практики и блага своей профессии? Здесь не получится ограничиться только общими принципами. Дисциплинарная практика должна прозрачно, аргументированно и качественно отвечать от дела к делу на этот вопрос, формируя общее понимание, которое разделит большинство членов профессии. Подозрение, что адвоката могут лишить статуса исключительно за критику механизмов самоуправления в адвокатуре, безусловно, будет подрывать веру в корпорацию. Ничуть не менее страшно думать, что адвокатам будет позволено говорить о коллегах все, что угодно.
- Для сохранения и укрепления права на самостоятельный суд адвокатуре необходимо будет доводить дисциплинарное производство до тех стандартов правосудия, которые адвокаты каждый день отстаивают в государственных судах в интересах собственных доверителей. Ведь дисциплинарное производство – это вмешательство в права и свободы адвокатов. И если в корпорации это право (право судить) делегировано органам сообщества, то понятен интерес адвокатов видеть в этом властном механизме привычные гарантии качественного производства. Речь идет о хорошо знакомых принципах: доступность, эффективность, справедливость, законность, обстоятельность, прозрачность, обоснованность, возможность обжалования, уровень аргументации, состав и квалификация «судей», гибкая процедурность, оценка обоснованности ограничений прав адвоката, справедливость санкций и т.д.
- Не зря полыхнуло именно по вопросу «власти в адвокатуре». Конечно, это власть, если у нее есть возможность принуждения, пусть и контролируемая другими. И, конечно же, это власть, если ее осуществляют живые люди. И как любое властное полномочие, данное полномочие ставит вопросы о том, насколько эта власть осуществляется в интересах членов корпорации. Едва ли лидерам адвокатуры стоит обижаться на такие суждения – разве юристы не обладают тонким профессиональным чутьем в отношении строгих требований к носителям власти? Будет нелепо свободному юристу отказаться от вопросов о сменяемости власти, о качестве представительства в самоуправлении, о вертикальной мобильности в формировании этаблированной элиты сообщества, о расширении базы этой элиты, о соучастии различных подгрупп в формировании повестки развития адвокатуры, о качестве и прозрачности в подготовке и принятии решений, разрешении конфликтов и т.д. Как-то странно требовать от государства самоограничения элиты правовыми инструментами, если наиболее информированная и квалифицированная в механизмах такого ограничения часть общества не покажет пример собственного институционального самоограничения, разве не так?
- Хочется понять в деталях, что именно в профессиональной или внепрофессиональной деятельности адвоката создает угрозу для профессии в целом. Видит ли корпорация такую угрозу в деятельности коллег, отстаивающих интересы своих доверителей незаконными способами? Есть ли угроза для репутации профессии в далеком от единообразия понимании критериев для входа в профессию, проявляющемся, например, в практике «вступительных взносов» или в «экзаменационном шопинге» по регионам? И что вообще хуже или страшнее: адвокат, обманувший клиента или коллегу, или адвокат, не стесняющийся признаться в том, что он хочет максимизировать свои доходы от практики и использует для этого качественные инструменты корпоративного управления? Конечно, с угрозами надо бороться. Мы наблюдаем такую борьбу в законотворчестве, и мы, профессиональные юристы, точно сможем договориться, какие угрозы опаснее других, то есть требуют большего внимания членов корпорации и ее органов.
- Полезно было бы регулярно возвращаться к уточненному и постоянно уточняемому детальному пониманию, зачем вообще вот это все – единая корпорация, построенная на самоограничении каждого члена в интересах всех членов и в интересах правосудия. Зачем нужны эти тонкие инструменты настройки и балансирования интересов, по каким закономерностям они работают, чего на самом деле хотят члены корпорации добиваться в своей практике, как органы адвокатского самоуправления могут и должны их поддерживать в преодолении наиболее суровых сложностей? Даже шире: мы тут все про деньги или про что-то другое – и про что именно? Исследования адвокатуры и более широко понимаемой свободной юридической профессии показывают, что единого понимания этих вопросов нет. Вот об этом бы поговорить...
Если не обсуждать то, что на самом деле разделяет юристов, не получится находить общие решения. Опасность здесь – испугаться затронуть в дискуссии реальные угрозы.
Я верю в то, что российская адвокатура обладает такими механизмами обсуждения и принятия решений и таким качеством лидеров, которые позволят не просто сохранить единство, но и укрепить его. Любая большая организация проходит через соблазны расширения власти во имя спасения от реальных и мнимых угроз и через эксцессы неограниченной свободы своих членов. Нормальная такая профессиональная задача, на мой взгляд.
А вот если держаться риторики различных ложных дихотомий и, более того, запускать механизмы принуждения меньшинства даже с самыми благими целями, но негодными инструментами, тогда можно и нужно продолжать бояться дальше.
