Представители государственных органов, правоохранительных органов, практикующие юристы и представители юридической науки обсудили на первой сессии конференции направленность развития российского законодательства о банкротстве, планируемые поправки в этой сфере и общие причины негативного отношения к действующему Закону о несостоятельности.
Напомним, что в июне этого года Минэкономразвития подготовило поправки к Закону о несостоятельности (банкротстве) в целях реформирования процедур наблюдения и финансового оздоровления. В тексте финансовое оздоровление выделено как отдельная от банкротства и приоритетная процедура.
Согласно проекту поправок должник при наличии шансов восстановить свою платежеспособность сможет просить не о признании себя банкротом, а о введении финансового оздоровления. В рамках «дорожной карты» по совершенствованию банкротства предлагается сокращение периода их назначения и проведения, а также смещение баланса с банкротных процедур на реабилитационные.
Кредитор и должник: чьи интересы важнее?
Тот вектор, который выбирает законодатель, определяет и формирование целостной концепции о несостоятельности и банкротстве в государстве, считает профессор кафедры предпринимательского права в МГУ Светлана Карелина. Она рассказала о пяти основных моделях направленности развития законодательства в этой области, выработанных мировой практикой: от радикально прокредиторского до радикально продолжниковского. По ее мнению, текущее российское законодательство о банкротстве имеет четкий вектор на поддержку кредиторов.
Большинство спикеров, будучи практиками, скептически отнеслись к вопросу о необходимости определения модели, к которой относится российское законодательство о банкротстве. Так, управляющий партнер АБ «Бартолиус» Юлий Тай, отметив, что для него эта тема носит исключительно научно-методический характер, выразил уверенность в том, что на практике имеет значение только то, как написан закон.
При этом Тай заметил, что институт финансового оздоровления, который предлагается ввести проектом Минэкономразвития, отсутствует в настоящий момент не потому, что нет соответствующей нормы в законе, а потому что в стране нет экономического потенциала для его существования.
«У нас сейчас закон джунглей: большой слон упал, тут же набегают термиты, его съедают, и дальше биологическая цепь продолжает свое функционирование. Любое затягивание этого процесса может привести к эффекту домино, когда… упадут все. Потому что в рыночной экономике все связано», – объяснил он.
Ситуация усугубляется наличием спецсубъектов, «которым государство бесконечно и безгранично помогает… они являются неестественными наростами на логичной прокредиторской системе», отметил адвокат.
Кроме того, по мнению Тая, развитию института банкротства в целом мешает и российская ментальность, культивирующая любовь к должникам. «[В России] должника бедного жалко, к нему пришли злые кредиторы… В то время, как во многих других странах восприятие прямо противоположное: ты взял деньги – ты должен их вернуть, если ты их не возвращаешь, то находишься не просто в неоплатности, не просто нарушаешь принцип “обязательство должно быть исполнено”, ты нарушаешь морально-этическое правило “соблюдай то, что ты обещал”», – объяснил он.
Партнер юридической фирмы Westside Advisors Сергей Водолагин, считает, что законодательство о банкротстве в России должно повернуться в «пробизнесовскую» сторону. В результате прохождения процедур должна оставаться некая бизнес-единица, которая должна продолжать работать.
Начальник управления по работе с задолженностью и банкротством в ФНС России Георгий Колташов уверен, что российское законодательство о банкротстве унаследовало родовой порок от английского законодательства, с которого в свое время списывалось. В целом англосаксонское право – это право юриста, и пока российское законодательство написано в интересах профессионального сообщества, кормящегося на этом рынке – профессиональных юристов, арбитражных управляющих, оценщиков и т.д., считает чиновник.
Более того, он заявил, что банкротство стало подменять собой исполнительное производство: поскольку деятельность ФССП несколько хромает, а исполнение договоров в России находится не на самом высоком уровне, кредиторам в целях достижения своих активов зачастую проще использовать процедуру банкротства. Эта проблема, по мнению Колташова, может быть частично решена через легализацию деятельности коллекторов и частных приставов.
Стабильность закона или внесение оперативных изменений?
Юлий Тай, говоря о необходимости более стабильного законодательства в сфере банкротства, процитировал слова бывшего заместителя председателя ВАС РФ Василия Витрянского, который еще в марте 2012 г. сказал: «Будь моя воля, я бы ввел мораторий лет на пять на введение любых изменений законодательства о банкротстве».
По данным, которые привел Тай, в Закон о банкротстве 2002 г. внесено 381 существенное изменение 65 федеральными законами.
Заместитель директора департамента финансово-банковской деятельности и инвестиционного развития Минэкономразвития Михаил Бештоев подробнее остановился на понимании ведомством института финансового оздоровления.
Он считает, что практика наглядно демонстрирует «прокредиторский» расклад в области банкротства. По статистике ВАС в 2013 г. в России было возбуждено 13 тыс. конкурсных производств. Количество реабилитационных процедур среди них – 67, внешних управлений – порядка 800. За тот же период в Америке, в законодательстве которой имеется глава 11 Кодекса США о банкротстве (позволяющая компании-должнику провести реорганизацию и имеющая главной целью предоставление предприятию возможности начать заново) среди порядка 22 тыс. процедур, реорганизационные составили половину.
Михаил Бештоев заявил, что нельзя судить о существующей системе только по тем положениям, которые содержатся в праве. «Формально – да, у нас в законе есть положения, позволяющие кредиторам вводить внутренние процедуры, ввести финансовое оздоровление, ввести внешнее управление, однако на практике это, к сожалению, не происходит. Да, в праве есть положение, позволяющее ввести реорганизационную процедуру против воли кредитора, но давайте посмотрим, что это за условие. Нужна банковская гарантия в размере требований всех кредиторов. Насколько это реально? Это нереально», – уверен он.
По мнению Бештоева, мизерное количество оздоровительных процедур связано с противостоянием кредитора и должника. Кредиторы нацелены на получение максимума за счет активов, они не рассчитывают на получение экономической выгоды в будущем в результате примирения с должником. Должник же в свою очередь затягивает инициирование процедуры, не использует ее как защиту от кредитора, потому что имеет возможность длительное время влиять на имущество, даже находясь под исполнительным производством. Он боится процедуры банкротства, потому что при процедуре наблюдения происходит акселерация долга, по результатам процедуры наблюдения кредиторы имеют монопольное право принять решение о следующей процедуре, происходит смещение органов управления.
Говоря о подготовленном Минэкономразвития законопроекте, Бештоев выделил несколько ключевых элементов этого документа.
Во-первых, стимулирование к более раннему инициированию процедуры банкротства – на той стадии несостоятельности должника, когда еще есть активы, которые могут позволить ему сохранить бизнес.
Во-вторых, документом предлагается подача заявления не только о признании должника банкротом, но и о финансовом оздоровлении. При этом заявление может быть подано как должником, так и любым из его кредиторов. То есть создаются условия для некой конкуренции заявлений. В таких условиях должнику будет выгоднее подать заявление о финансовом оздоровлении до того, как возникнут явные признаки банкротства.
В-третьих, проект предполагает упрощение процедуры наблюдения: процедура будет укорочена до двух месяцев, в ней не будут устанавливаться требования кредиторов, применяться она будет только в исключительных случаях: при наличии у суда обоснованных сомнений в том, что финансовое оздоровление должника возможно в принципе.
В-четвертых, предлагается ввести деление требований кредиторов на классы. В зависимости от экономического содержания требования такое деление позволит предоставить каждому классу персональные условия, обеспечить большую гибкость согласования плана со всеми классами кредиторов.
Юлий Тай, поддержав общую направленность законопроекта, все же высказал свои сомнения о подготовленности рынка к ней: «Я за то, чтобы оздоровить всех тех, кого можно оздоровить, только практика показывает, что таких очень мало, большую часть надо отправить “под нож”… Банкротство предприятия – это не смерть, а зачастую – новый старт. <…> Давайте беречь не старых собственников, а сохранять производство. Вот что важно . Если мы будем заведомо мертвых долго поддерживать, то это ничем хорошим… не закончится. С этого будут кормиться собственники, которые не способны осуществлять нормальный экономический процесс, не способны управлять».
Первый заместитель председателя Совета Исследовательского центра частного права при Президенте РФ Андрей Егоров также выразил мало надежд на действенность будущего закона, но согласился с тем, что это то, на чем стоит сконцентрироваться законодателю: «Я не знаю, что делать: либо какие-то законодательные стимулы вводить, либо просто ждать, когда кредиторы начнут соображать, что… бизнес на ходу стоит дороже…»
Он уверен, что большинство проблемных моментов в законодательстве касаются кредиторов. По мнению Егорова, необходимо разрешить зачет обязательств при банкротстве; решить проблему просуженных долгов, предусмотрев законодательные механизмы опровержения решения суда по требованиям других кредиторов и скорректировать правила вознаграждения арбитражных управляющих. «Нельзя платить арбитражному управляющему одни и те же 6% и от миллиона рублей, и от миллиарда. Не платят за рубежом так, там платят пропорционально. <..> А у нас дисбаланс», – объяснил он.
Председатель совета директоров правового бюро «Олевинский, Буюкян и партнеры» Эдуард Олевинский подготовил подробный доклад о путях ускорения процедур банкротства.
Он уверен, что необходимо модернизировать процедуру наблюдения при банкротстве; в вопросах формирования реестра требований кредиторов и уплате текущих налогов брать пример с регулирования банкротства финансовых организаций; некоторые предварительные судебные контроли, на его взгляд, и вовсе излишни и могут быть заменены последующим судебным контролем с финансовыми гарантиями, страхующими участников процедур от ошибок.
Кроме того, он считает важным реформировать процедуру продажи. «Эта странная процедура заставляет два раза проводить торги на повышение, только потом торги на понижение. Все это занимает на практике не меньше пяти месяцев. [Реформирование этой процедуры] может дать не менее четверти экономии средств на производство по банкротству. Чем дольше мы банкротим должника, тем меньше он нам интересен как бизнес-партнер», – уверен Олевинский.
Начальник отдела управления по обеспечению экономической безопасности в сфере финансовой деятельности МВД России Александр Иванов, отвечая на замечание юриста ЕПАМ Ильи Сорокина о недостаточной квалификации сотрудников ведомства в области банкротства, заметил, что по делам в этой сфере работают профессиональные кадры, а качество эффективности выявления признаков преднамеренного банкротства и возбуждение уголовного дела зависят от того, на какой стадии привлекаются сотрудники.
«Но мы стараемся включаться заранее: [для этих целей] сформирована межведомственная рабочая группа с АСВ, ФНС и Росимуществом», – сообщил Иванов.
