Однако сам факт принятия указанного закона навевает печальные мысли о состоянии не только нашего законотворчества, но и правовой системы.
Во-первых, сколько не читай пояснительную записку к законопроекту, заботливо составленную в недрах Правительства, цель данного документа туманна и не ясна – ведь с 1992 г., когда Гаагская Конвенция, отменяющая требование о легализации, вступила в силу для России, апостиль исправно проставлялся.
Здесь надо отметить, что упомянутая Конвенция – это образцовый документ, которым в международной практике внедрен эффективно функционирующий институт апостиля, максимально упростивший перемещение документов из страны в страну. Среди других Гаагских Конвенций, в которых участвует Россия, Конвенции 1961 г. по-настоящему повезло – она реально работает.
Во-вторых, закон из 11 статей практически весь состоит из бланкетных норм и цитирует Конвенцию. И пусть надрывается правовое управление Государственной Думы в своих заключениях, указывая на непонятный статус документа, – если законопроект внесен Правительством, очевидно, его надо принять.
Изложенное наталкивает только на один вывод: фактически происходит изгнание примата международного права из правоприменительной практики. Смотрите сами – до обсуждаемого закона органы власти напрямую применяли Конвенцию 1961 г., руководствуясь ведомственными регламентами. Сейчас же создается прослойка: Федеральный закон – Постановление Правительства – ведомственные акты.
Для чего это нужно, если и раньше заявленная цель упорядочить перечень органов, проставляющих апостиль, могла быть решена через Постановление Правительства? На мой взгляд, при необходимости (путем внесения поправок в закон) можно ограничить действие международного договора, между прочим, имеющего большую юридическую силу. И естественно, добросовестное чиновничество будет ссылаться на закон, который «суров, но закон», а не на нормы международного права.
Такие рассуждения были бы бессмысленны, если бы это был только что подписанный международный договор, требующий имплементации, а не конвенция, эффективно действующая в большинстве развитых стран мира.
Не хочется быть пессимистом, но мы видим, как развивается тренд в отношении к международному праву. И если раньше он проявлял себя в фундаментальных вопросах (например, исполнение решений ЕСПЧ), то сейчас пришли в движение едва заметные, но от этого не менее важные, институты.
Что ж, будем надеяться, что часовщик настолько опытен, что и на этот раз лишняя шестеренка не заклинит весь механизм.
Во-первых, сколько не читай пояснительную записку к законопроекту, заботливо составленную в недрах Правительства, цель данного документа туманна и не ясна – ведь с 1992 г., когда Гаагская Конвенция, отменяющая требование о легализации, вступила в силу для России, апостиль исправно проставлялся.
Здесь надо отметить, что упомянутая Конвенция – это образцовый документ, которым в международной практике внедрен эффективно функционирующий институт апостиля, максимально упростивший перемещение документов из страны в страну. Среди других Гаагских Конвенций, в которых участвует Россия, Конвенции 1961 г. по-настоящему повезло – она реально работает.
Во-вторых, закон из 11 статей практически весь состоит из бланкетных норм и цитирует Конвенцию. И пусть надрывается правовое управление Государственной Думы в своих заключениях, указывая на непонятный статус документа, – если законопроект внесен Правительством, очевидно, его надо принять.
Изложенное наталкивает только на один вывод: фактически происходит изгнание примата международного права из правоприменительной практики. Смотрите сами – до обсуждаемого закона органы власти напрямую применяли Конвенцию 1961 г., руководствуясь ведомственными регламентами. Сейчас же создается прослойка: Федеральный закон – Постановление Правительства – ведомственные акты.
Для чего это нужно, если и раньше заявленная цель упорядочить перечень органов, проставляющих апостиль, могла быть решена через Постановление Правительства? На мой взгляд, при необходимости (путем внесения поправок в закон) можно ограничить действие международного договора, между прочим, имеющего большую юридическую силу. И естественно, добросовестное чиновничество будет ссылаться на закон, который «суров, но закон», а не на нормы международного права.
Такие рассуждения были бы бессмысленны, если бы это был только что подписанный международный договор, требующий имплементации, а не конвенция, эффективно действующая в большинстве развитых стран мира.
Не хочется быть пессимистом, но мы видим, как развивается тренд в отношении к международному праву. И если раньше он проявлял себя в фундаментальных вопросах (например, исполнение решений ЕСПЧ), то сейчас пришли в движение едва заметные, но от этого не менее важные, институты.
Что ж, будем надеяться, что часовщик настолько опытен, что и на этот раз лишняя шестеренка не заклинит весь механизм.
