28 декабря на сайте Адвокатской палаты г. Москвы был опубликован текст решения Совета палаты по дисциплинарному делу в отношении адвоката Д. Несмотря на то, что в документе не указаны персональные данные участников дисциплинарного производства и иные идентифицирующие сведения, исходя из контекста и ранее озвученной информации не остается сомнений, что речь идет о деле в отношении адвоката Ольги Динзе.
Как уже сообщала «АГ», 20 декабря Совет Адвокатской палаты г. Москвы вынес решение по дисциплинарному производству в отношении адвоката Ольги Динзе, которое было возбуждено по представлению Главного управления Минюста России по г. Москве в связи с нарушением адвокатом установленного законом порядка обмена корреспонденцией с подзащитным, содержащимся под стражей.
В августе Ольга Динзе сообщала, что была задержана на 3 часа сотрудниками СИЗО за отказ предоставить рукописи, полученные от доверителя. В комментарии «АГ» адвокат пояснила, что от подзащитного ей стало известно об оказании на него со стороны оперативных сотрудников ФСБ психологического давления – попытки решить эту ситуацию через следователя и администрацию СИЗО не увенчались успехом.
Также Ольга Динзе рассказала, что ей стало известно о прослушивании разговоров в ходе конфиденциального общения адвоката с подзащитными в следственном изоляторе. В этой связи, с целью избежать оглашения позиции при личной встрече и тем самым воспрепятствовать оперативным сотрудникам ФСБ узнать детали событий, которые происходили в рамках предъявленного обвинения, ее подзащитный письменно изложил свою позицию по уголовному делу и по своей инициативе передал ей. Адвокат также добавила, что ее подзащитный был против ознакомления сотрудников ФСИН с письменными пояснениями по уголовному делу, которые он ей передал: «Он мне категорично дал понять, что материал ни при каких обстоятельствах не должен попасть в руки сотрудников ФСИН и через них – оперативным сотрудникам ФСБ».
По мнению Ольги Динзе, переданные доверителем записи такого рода охватываются понятием адвокатской тайны. Также она отметила, что ст. 20 Закона о содержании под стражей, в нарушении которой ее обвинили сотрудники СИЗО, касается переписки лица, находящегося в следственном изоляторе, в то время как характер конфиденциального общения в ходе свидания обвиняемого со своим защитником не имеет к переписке никакого отношения.
Как следует из текста решения, Квалификационная комиссия АП г. Москвы пришла к выводу, что «адвокат Д. допустила нарушение п. 1 ст. 10 Кодекса профессиональной этики адвоката («никакие пожелания, просьбы или требования доверителя, направленные к несоблюдению закона… не могут быть исполнены адвокатом»), что выразилось в получении ею в ходе свидания от своего доверителя А., содержащегося под стражей в ФКУ СИЗО-… ФСИН России, рукописных записей и выносе их за пределы следственного изолятора».
Указано, что в заседании Совета АП г. Москвы адвокат поддержала ранее приведенные ее доводы о том, что она не допустила никаких нарушений требований закона и профессиональной этики, а ее действия были направлены на недопущение разглашения адвокатской тайны, содержавшейся в переданной ею подзащитным А. тетради с записями, предназначавшимися исключительно ей как защитнику. Кроме того, адвокат заявила, что, по ее мнению, иного способа получить сведения, содержавшиеся в этих записях, без их разглашения третьим лицам, у нее не было. Вместе с тем, отвечая на вопросы членов Совета, она признала возможную ошибочность своих действий.
Совет АП г. Москвы в полном объеме согласился с заключением Квалификационной комиссии.
В решении указано, что свобода адвоката в выборе средств и способов защиты императивно ограничена критерием их законности. Данному требованию корреспондирует установленное п. 1 ст. 10 Кодекса профессиональной этики адвоката правило, согласно которому «Закон и нравственность в профессии адвоката выше воли доверителя. Никакие пожелания, просьбы или требования доверителя, направленные к несоблюдению закона или нарушению правил, предусмотренных настоящим Кодексом, не могут быть исполнены адвокатом».
При этом содержащиеся в ст. 20 и 32 Закона о содержании под стражей правовые положения исключают возможность осуществления лицами, содержащимися под стражей, переписки с родственниками и иными лицами (включая и своих адвокатов-защитников), минуя администрацию места содержания под стражей.
С учетом этого Совет АП г. Москвы пришел к выводу, что адвокат была не вправе исполнять просьбу доверителя о получении от него и выносе за пределы СИЗО тетради с рукописными записями, поскольку эта просьба была направлена к несоблюдению закона:
«Совет разделяет оценку Комиссией как несостоятельного довода адвоката Д. о том, что полученные ею от доверителя А. записи были предназначены ей как защитнику последнего, поэтому их передача перепиской не является, а является способом конфиденциального общения адвоката со своим доверителем, в силу чего на такое общение не распространяются требования ст. 20 Федерального закона “О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений”, поскольку полученная от доверителя тетрадь с записями адвокатом Д. не была возвращена А. в следственном кабинете после ее прочтения (несмотря на то, что такая возможность у нее была и представителями администрации СИЗО ей также предлагалось это сделать), а была ею вынесена из следственного кабинета, а впоследствии и за пределы следственного изолятора. Тем самым, содержащимся под стражей обвиняемым А. была осуществлена передача адвокату Д., а ею – получение корреспонденции (письменных текстов, изложенных на бумаге) в нарушение порядка, установленного законом», – говорится в решении.
Кроме того, Совет АП г. Москвы указал, что у Ольги Динзе имелись возможности для обеспечения конфиденциальности общения с доверителем без нарушения приведенных правовых норм: «Например, путем производства в ходе свидания со своим доверителем собственных рукописных записей в своем адвокатском блокноте, не подлежащем досмотру и цензуре, и передачи их для просмотра своему доверителю, а также путем просмотра записей в его тетради либо путем собственноручного перенесения в свой блокнот необходимых для защиты сведений, содержавшихся в тетради А., однако без выноса самих записей А. за пределы следственного кабинета и следственного изолятора, а также с обеспечением получения от доверителя А. своих записей обратно перед окончанием свидания». Подчеркивается, что такое общение адвоката со своим доверителем было бы законным, и на него, безусловно, распространялись бы правовые положения об адвокатской тайне.
Более того, в решении обращается внимание, что именно действия адвоката и ее доверителя привлекли внимание сотрудников СИЗО и предопределили их дальнейшие действия, в результате чего риск разглашения конфиденциальной информации, относящейся к адвокатской тайне, многократно возрос.
Совет указал, что допущенное дисциплинарное нарушение «совершено по грубой неосторожности, выразившейся в неправильном, с точки зрения профессиональных требований и требований закона, и легкомысленном выборе способа профессионального поведения, неверной оценке вероятных последствий такого поведения при осуществлении защиты по уголовному делу об особо тяжком преступлении, связанном с террористической деятельностью, что повлекло реальную угрозу разглашения конфиденциальных сведений, относящихся к адвокатской тайне, а также дало представителям государства повод для выдвижения в отношении адвоката подозрений в недобросовестности и умалении авторитета адвокатуры».
В этой связи Совет АП г. Москвы посчитал, что проступок Ольги Динзе характеризуется значительной степенью тяжести. Однако вместе с тем было учтено, что мотивом профессионально упречных действий адвоката было стремление обеспечить конфиденциальность сообщаемых ей подзащитным сведений, разглашения которых она не допустила, а также то, что ранее она не привлекалась к дисциплинарной ответственности и косвенно признала нарушение, допустив ошибочность своего поведения. Поэтому в конечном счете Совет принял решение о применении к Ольге Динзе меры дисциплинарной ответственности в виде предупреждения.
Стоит отметить, что в этот же день Совет АП г. Москвы опубликовал решение по другому резонансному в адвокатской среде дисциплинарному производству – в отношении адвоката Ильи Новикова.
