Как следует из материалов по производству уголовного дела о совершении убийства группой лиц, судами были рассмотрены апелляционные жалобы осужденных, в которых приводились доводы в пользу вынесения судом оправдательного приговора. В частности, они указывали на то, что суд использовал при вынесении решения заключения судебно-психологической экспертизы, которые, по мнению осужденных, являются недопустимыми доказательствами.
В постановлении следователя о назначении судебно-психологической экспертизы обозначено, что основанием для ее назначения явилась необходимость установления «правдивости», «добровольности» и «самостоятельности» показаний подозреваемых, данных ими в ходе проверки их показаний на месте с применением видеозаписи.
Таким образом, на разрешение эксперта был поставлен ряд вопросов, которые фактически сводились к разрешению единого вопроса о достоверности показаний подозреваемых при производстве с ними следственных действий.
Из заключений эксперта-психолога следует, что в основу исследований были положены методики, с помощью которых эксперт путем изучения жестов, мимики, поз и «глазодвигательных реакций» определял наличие или отсутствие в показаниях подозреваемых при проверке на месте признаков лжи – «придумывания», а объектом проведенных исследований являлись видеозаписи с отображением эмоциональных реакций подозреваемых.
Рассмотрев жалобы, Судебная коллегия по уголовным делам ВС РФ вынесла апелляционное определение, которым исключила из дела доказательства экспертизы, в остальном оставив обвинительный приговор прежним.
Верховный Суд указал, что постановка перед экспертом правовых вопросов, в том числе связанных с оценкой правдивости или лживости, то есть достоверности или недостоверности, показаний подозреваемых, данных ими в ходе производства следственных действий, не допускается. Соответственно, данные вопросы не могли быть поставлены на разрешение эксперта, поскольку, согласно ст. 8 УПК РФ во взаимосвязи со ст. 17, 87 и 88 УПК РФ, вопросы о достоверности или недостоверности доказательств отнесены к исключительной компетенции следователя, в производстве которого находится уголовное дело, или же суда, рассматривающего дело по существу.
Комментируя позицию Верховного Суда, адвокат АП Ульяновской области Дмитрий Бодров отметил, что в практике нередки случаи, когда суд отказывается принимать в качестве доказательств результаты экспертиз: «В объективной оценке доказательств по делу во многом и состоит задача судопроизводства. В настоящем случае очевидно, что эксперт вышел за рамки своей профессиональной компетенции, отвечая на вопросы следователя о “правдивостиˮ, “добровольностиˮ, “самостоятельностиˮ и т.д.».
Дмитрий Бодров подчеркнул, что задачи судебно-психиатрической экспертизы состоят в исследовании лиц на предмет наличия или отсутствия психических заболеваний, а не правдивости. «То, что апелляционная инстанция устранила очевидную грубую ошибку следствия и суда, исключив экспертное заключение как недопустимое доказательство, является результатом нормальной работы суда вышестоящей инстанции», – заключил адвокат.
Директор Рязанского научно-исследовательского центра судебной экспертизы Павел Милюхин считает, что в апелляционном определении судебная коллегия правомерно пришла к выводу о том, что судом первой инстанции в нарушение закона в качестве доказательств виновности осужденных приведены заключения судебно-психологической экспертизы. Он добавил, что поставленные следователем вопросы выходят за рамки специальных знаний экспертов-психологов, а применение ими методик определения психофизиологического состояния по «глазодвигательным реакциям» вызывает сомнение в их компетенции.
«В рамках расследованного уголовного дела экспертом-психологом только в комплексе с экспертом-полиграфологом и только с письменного согласия тестируемого (или как дополнительный метод исследования) мог быть решен вопрос о ложности показаний», – констатировал Павел Милюхин.
По его мнению, эксперт-психолог мог установить психоэмоциональное состояние подозреваемого, склонность подозреваемого к фантазированию, а это не одно и то же, что «придумывание». Он считает, что отсутствие корректно поставленных вопросов и привело к тому, что данные доказательства были признаны судом как недопустимое доказательство.
«В то же время эксперт, являясь носителем специальных знаний, не переформулировал вопросы, имея на это право, чтобы заключение стало доказательством. К сожалению, многие негосударственные эксперты имеют поверхностное представление о процедурах и методиках судебной экспертизы, не имеют дополнительного профессионального образования по конкретной экспертной специальности, как этого требует ст. 13 Федерального закона № 73-ФЗ “О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерацииˮ в отношении государственных экспертов, которое позволит избежать таких ошибок», – заключил Павел Милюхин.
