Верховный Суд опубликовал Определение от 1 августа № 301-ЭС23-4997 по делу № А43-9291/2022, в котором напомнил судам правила рассмотрения иска в рамках обязательственных правоотношений.
В 2013 г. ИП Ваган Алексанян передал принадлежащий ему автомобиль ЗИЛ-130АН-ЗСК10.0 во временное безвозмездное пользование Сельскохозяйственному производственному кооперативу (колхозу) им. К. Маркса. При передаче ТС стороны не оформляли документы, подтверждающие сделку, в силу доверительных отношений между предпринимателем и руководителем кооператива.
В апреле 2021 г. предприниматель обратился к кооперативу с требованием вернуть машину. Поскольку требование не было выполнено, предприниматель обратился в правоохранительные органы. По результатам проверки в возбуждении уголовного дела было отказано.
В июле того же года Ваган Алексанян направил кооперативу письменное требование вернуть ТС. Кооператив получил претензию, но автомобиль не вернул. В связи с этим предприниматель обратился в Арбитражный суд Нижегородской области с иском к кооперативу об истребовании ТС из незаконного владения.
Суд первой инстанции руководствовался положениями ст. 196, 198, 200, 301 и 302 ГК и исходил из того, что срок давности по иску об истребовании имущества из чужого незаконного владения начинает течь с момента, когда лицо узнало или должно было узнать о том, что соответствующий объект выбыл из его владения и право владельца на названное имущество нарушено. В результате суд отказал в иске, применив последствия пропуска срока исковой давности, который, по мнению суда, следовало исчислять с момента выбытия спорного объекта из владения собственника, т.е. с 2013 г.
Первый арбитражный апелляционный суд установил, что в подтверждение фактического нахождения автомобиля у ответчика, который не отрицал этого факта, истец представил материалы проверки КУСП, в которых имеются протокол осмотра места происшествия с фототаблицей, расписка председателя кооператива о принятии спорного автомобиля на хранение до вынесения процессуального решения, а также объяснения опрошенных лиц и постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Исходя из этого, апелляционный суд отменил решение первой инстанции и удовлетворил иск.
Арбитражный суд Волго-Вятского округа в свою очередь отменил апелляционное постановление, согласившись с позицией первой инстанции о пропуске срока исковой давности в вещных правоотношениях. Кассация указала на ошибочность выводов апелляционной инстанции о возможности применения положений ст. 689, 690 и 699 ГК, регулирующих отношения по безвозмездному пользованию вещью, поскольку стороны не оформляли каких-либо письменных документов и не заключали сделок по передаче автомобиля предпринимателем кооперативу.
Ваган Алексанян обратился в ВС. Изучив материалы дела, ВС указал, что в отношении обязательств, срок исполнения которых не определен или определен моментом востребования, в абз. 2 п. 2 ст. 200 ГК предусмотрено, что срок исковой давности начинает течь со дня предъявления кредитором требования об исполнении обязательства, а если должнику предоставляется срок для исполнения такого требования, то исчисление срока исковой давности начинается по окончании срока, предоставляемого для исполнения такого требования.
Как следует из ст. 195, 196 и 200 ГК, отмечается в определении, установление срока исковой давности обусловлено необходимостью обеспечить стабильность гражданского оборота, поскольку никто не может быть поставлен под угрозу возможного обременения на неопределенный срок. Должник вправе знать, как долго он будет отвечать перед кредитором, в том числе обеспечивая сохранность необходимых доказательств.
Верховный Суд отметил, что поскольку срок исковой давности установлен для судебной защиты права лица, то по общему правилу он начинает исчисляться не ранее момента, когда соответствующее право объективно было нарушено. При исчислении трехлетнего срока исковой давности также учитывается, знал или должен был знать истец о допущенном нарушении, т.е. возможность его субъективного знания о фактах, порождающих требование к ответчику. В случае когда срок исполнения не определен или определен моментом востребования (п. 2 ст. 314 ГК), нарушение права кредитора, со знанием о котором закон по общему правилу связывает начало течения исковой давности, не может произойти до предъявления кредитором требования к должнику об исполнении, так как до этого момента должник не может считаться нарушившим обязательство («льготный» срок исковой давности). ВС пояснил, что в данном случае – как определено устойчивой судебной практикой (в частности, определениями от 20 декабря 2022 г. № 305-ЭС22-17153 и № 305-ЭС22-17040; от 4 августа 2022 г. № 306-ЭС22-8161) – течение срока исковой давности не может быть начато ранее предъявления соответствующего требования должнику со стороны кредитора.
Верховный Суд добавил, что с учетом установленных апелляционным судом фактических обстоятельств и пояснений сторон, а также приведенных в суде кассационной инстанции доводов о нахождении сторон не в вещных, а в обязательственных правоотношениях по поводу пользования машиной кооперативом с согласия предпринимателя, течение срока исковой давности не могло быть начато раньше истечения срока соответствующего досудебного требования должнику со стороны кредитора о возврате вещи, срок пользования которой не был ими определен. До предъявления истцом требования о возврате ТС на законном основании временно находилось у ответчика и использовалось им. Нарушение прав истца обусловлено не утратой владения вещью, а отказом ответчика добровольно возвратить вещь после того, как истец выразил волю на прекращение возникших между ними обязательственных правоотношений.
ВС указал, что к установленным спорным правоотношениям безвозмездного пользования ответчиком автомобилем не как собственным, а временно без определения срока с согласия истца суды первой и кассационной инстанций ошибочно применили нормы о вещно-правовой защите. Истец, ссылаясь на сложившиеся фактические обязательственные отношения, ошибочно квалифицировал свое правовое обоснование ст. 301 ГК. Как следствие, суды применили не подлежавший применению п. 1 ст. 200 ГК, поскольку иск был правильно квалифицирован апелляционным судом как вытекающий из договорных отношений и к нему судом были правильно применены нормы обязательственного права о возврате вещи, переданной в пользование по договору без определенного срока.
Верховный Суд отметил, что нельзя согласиться с выводами кассации об отсутствии между сторонами обязательственных (договорных) правоотношений, мотивированными тем, что между предпринимателем и кооперативом не оформлялись письменные документы по поводу передачи машины во временное пользование. Такие выводы, резюмировал ВС, противоречат п. 1 ст. 162 ГК и разъяснениям, данным в п. 3 Постановления Пленума ВС от 25 декабря 2018 г. № 49 «О некоторых вопросах применения общих положений ГК о заключении и толковании договора», согласно которым несоблюдение требований к форме договора при достижении сторонами соглашения по всем существенным условиям не свидетельствует о том, что договор не был заключен. Последствием несоблюдения письменной формы сделки является лишь утрата возможности ссылаться в подтверждение сделки и ее условий только на свидетельские показания. Таким образом, срок исковой давности не был пропущен, поэтому последствия, установленные ст. 199 ГК, применению не подлежали, а вещь подлежала возврату на основании ст. 307, 309, 689 и 699 Кодекса, заключил Верховный Суд, отменяя постановление кассации и оставляя в силе апелляционное постановление.
В комментарии «АГ» адвокат Спасской коллегии адвокатов г. Санкт-Петербурга Юлия Харламова отметила, что правовая позиция ВС затрагивает не только правила исчисления срока исковой давности, но и применение общих положений ГК о заключении и толковании договора, а также разграничение вещных и обязательственных правоотношений. «ВС в очередной раз указал, что несоблюдение требований к форме договора при достижении сторонами соглашения по всем существенным условиям не свидетельствует о том, что договор не был заключен. В изложенной правовой позиции реализована презумпция разумности и добросовестности участников гражданских правоотношений, т.е. пока не доказано иное, суд должен исходить из заключенности и действительности договора», – пояснила адвокат.
По ее мнению, первая и кассационная инстанции неверно оценили ситуацию, так как определили сложившиеся между истцом и ответчиком правоотношения вещными, а не обязательственными, и применили нормы материального права, не подлежащие применению, что и повлияло на исход рассмотрения дела в первой и кассационной инстанциях. «В силу значительной загрузки, а возможно, из-за поверхностного правового анализа сути проблемы судьи не всегда успевают ознакомиться с актуальной правоприменительной практикой и сделать практические выводы, в связи с чем принимают ошибочные решения, которые приходится исправлять на уровне ВС», – заключила Юлия Харламова.
Адвокат, руководитель арбитражной практики и банкротства КА г. Москвы «Правовик-К» Марина Марченко отметила, что первая и кассационная инстанции исчисляли начало течения срока исковой давности с момента, когда истец реально получил возможность узнать о нахождении спорного имущества в незаконном владении, т.е. в 2013 г. «При этом кассационная инстанция сослалась на п. 13 Обзора судебной практики № 3, утвержденного Президиумом ВС 19 октября 2016 г., указав, что применительно к ст. 301 и 302 ГК срок давности по иску об истребовании недвижимого имущества из чужого незаконного владения начинает течь с момента, когда лицо узнало или должно было узнать о том, что недвижимое имущество выбыло из его владения и его право на это имущество нарушено. Передачу имущества в пользование без оформления соответствующего договора кассация посчитала недоказанной», – заметила она.
Адвокат добавила, что ВС исправил выводы судов первой и кассационной инстанций, указав, что нарушение прав истца обусловлено не утратой владения вещью, а отказом ответчика добровольно возвратить вещь, что влечет разные правовые последствия. О нарушенном праве истец узнал, лишь когда ответчик не вернул имущество по требованию, и именно с этого момента следует исчислять срок исковой давности. «Указанный вывод справедлив, поскольку иначе аннулировалась бы сама возможность возврата вещи собственнику, который соглашался с использованием вещи другим лицом длительное время. Это также соответствует общему смыслу института исковой давности, согласно которому право на иск имеет своей целью защиту против уже состоявшегося нарушения права, и нелогично требовать предъявить иск сразу после того, как возникло обязательство до востребования или бессрочное», – пояснила Марина Марченко.
Адвокат указала, что ВС, применив п. 1 ст. 162 ГК и п. 3 Постановления Пленума от 25 декабря 2018 г. № 49, отступил от формального взгляда на правоотношения сторон и пришел к выводу, что несоблюдение требований к форме договора (в данном случае безвозмездного пользования) при достижении сторонами соглашения по всем существенным условиям не свидетельствует о том, что договор не был заключен.
Марина Марченко отметила, что суды первой и кассационной инстанций ошибочно применили нормы права о вещно-правовой защите, в то время как иск был правильно квалифицирован апелляционным судом как вытекающий из договорных отношений. Также были правильно применены нормы обязательственного права о возврате вещи, переданной в пользование по договору без определенного срока. «Примечательно, что ВС поддержал выводы апелляции и не ограничился констатацией неправильного избранного истцом способа защиты прав, что нередко встречается в арбитражной практике. Исходя из необходимости защиты нарушенного права, ВС скорректировал правовые основания истца для справедливого разрешения спора», – заметила она.
Адвокат обратила внимание, что определение начала течения срока исковой давности продолжает вызывать трудности в правоприменительной практике. Особенно это касается обязательств, срок исполнения которых не определен или определен моментом востребования. В связи с этим еще в 2013 г. были приняты поправки в ст. 200 ГК, согласно которым «по обязательствам, срок исполнения которых не определен или определен моментом востребования, срок исковой давности начинает течь со дня предъявления кредитором требования об исполнении обязательства».
Таким образом, резюмировала Марина Марченко, ВС разъяснил, как правильно толковать указанные положения ГК, и подкрепил свою позицию ранее изложенными в своих определениях выводами: «В случае когда срок исполнения не определен или определен моментом востребования (п. 2 ст. 314 ГК), нарушение права кредитора, со знанием о котором закон по общему правилу связывает начало течения исковой давности, не может произойти до предъявления кредитором требования к должнику об исполнении, так как до этого момента должник не может считаться нарушившим обязательство (“льготный” срок исковой давности)». То есть срок начинает исчисляться с момента, когда истец узнал о допущенном нарушении.
