13 декабря прошлого года Верховный Суд РФ рассмотрел спор между кредитором банка-банкрота и конкурсным управляющим должника относительно принуждения последнего к предоставлению сведений о реестре требований кредиторов.
В рамках банкротства акционерного общества «Русский Международный Банк» его конкурсным управляющим стала госкорпорация «Агентство по страхованию вкладов». Вячеслав Иноземцев, будучи кредитором банка-банкрота, дважды обращался к конкурсному управляющему с требованием предоставить ему заверенную копию реестра требований кредиторов, ссылаясь на п. 9 ст. 16 Закона о банкротстве. Свое требование он обосновал тем, что ему принадлежит 4% от всех включенных в реестр требований. В связи с отказом Агентства предоставить запрашиваемые у него документы кредитор обратился с жалобой в суд.
Суд первой инстанции оставил жалобу заявителя без рассмотрения. Впоследствии апелляция и кассация поддержали его выводы. При рассмотрении спора они основывали свое решение на трех ключевых выводах:
- по смыслу ст. 189.59-60, п. 2 и 5 ст. 189.82 Закона о банкротстве отдельные кредиторы не могут обжаловать действия арбитражного управляющего банком – такое полномочие кредиторы реализуют через собрание либо комитет кредиторов;
- положения п. 7 ст. 189.87 вышеуказанного закона, предусматривающие только возможность получения кредитором выписки из реестра с информацией о его требовании, являются специальными по отношению к п. 9 ст. 16 данного закона, что означает невозможность при банкротстве кредитных организаций требовать у арбитражного управляющего копию всего реестра;
- в свою очередь, ст. 26 Закона о банках закрепляет положения о банковской тайне клиентов кредитной организации.
Апелляция и окружной суд также отметили, что в реестре требований кредиторов банка содержатся паспортные данные, адрес регистрации, личные телефоны, реквизиты банковских договоров, суммы остатков на счетах, номера лицевых счетов. Все эти данные не могут передаваться третьим лицам, а потому отдельный кредитор не может получить копию всего реестра. При этом суды отклонили ссылку на абз. 4 п. 1 ст. 126 Закона о банкротстве, так как данная норма устанавливает в качестве последствия открытия конкурсного производства отмену конфиденциального характера информации в отношении финансового состояния самого должника, а не его клиентов.
В этой связи Вячеслав Иноземцев подал кассационную жалобу в Верховный Суд. Изучив обстоятельства дела № А40-185433/2017, Судебная коллегия по экономическим спорам оценила выводы нижестоящих судов как ошибочные.
Так, со ссылкой на п. 3 ст. 189.7 Закона о банкротстве ВС не согласился с отсутствием у отдельного кредитора банка права на обжалование действий (бездействия) управляющего, поскольку при банкротстве банков отношения, не урегулированные § 4.1, подпадают под действие, в том числе, гл. I и III этого закона. Так как в § 4.1 и п. 2 ст. 189.82 закона отсутствует запрет на обжалование действий (бездействия) конкурсного управляющего банком кредитором в самостоятельном порядке, в такой ситуации применяется общая норма п. 1 ст. 60 Закона о банкротстве. При этом вывод нижестоящих судов о наличии права на обжалование действий управляющего только у комитета кредиторов ошибочен, поскольку названная норма регулирует вопросы обращения с жалобой в Банк России.
Верховный Суд также не поддержал вывод о соотношении п. 9 ст. 16 и п. 7 ст. 189.87 Закона о банкротстве. Обязанность управляющего предоставить выписку из реестра по требованию конкретного кредитора не препятствует применению общей нормы п. 9 ст. 16 Закона, которая предусматривает право кредитора, обладающего не менее чем 1% кредиторской задолженности, потребовать выдачи копии всего реестра требований кредиторов.
ВС отверг и третий вывод нижестоящих инстанций о банковской тайне, который полностью блокирует возможность получения кредиторами информации о состоянии реестра. «В этой части конфликт между кредитором и Агентством демонстрирует столкновение двух противоположных ценностей, признаваемых и защищаемых действующим правопорядком: информационных прав кредиторов банка-банкрота и прав клиентов этого банка (как правило, тоже являющихся кредиторами) на сохранение в тайне сведений об их операциях, счетах и вкладах», – указал Верховный Суд. Он также отметил, что суды не рассмотрели вопрос о том, все ли включенные в реестр требования защищены банковской тайной.
При этом ВС пояснил, что само по себе признание кредитной организации банкротом не устраняет режима банковской тайны. В то же время нахождение банка в конкурсном производстве свидетельствует о недостаточности денежных средств для погашения задолженности перед всеми кредиторами. В случае признания каждого нового требования обоснованным доля удовлетворения требований единого гражданско-правового сообщества, объединяющего других кредиторов, снижается, поэтому они объективно заинтересованы во включении в реестр только реально существующей задолженности. Поскольку первичную проверку обоснованности требований кредиторов осуществляет конкурсный управляющий банка, реализация названного выше интереса группы остальных кредиторов происходит путем подачи возражений на результаты рассмотрения арбитражным управляющим требований конкретных кредиторов.
Со ссылкой на ряд собственных правовых позиций Суд отметил, что иной подход (запрет на заявление возражений) исключал бы судебный контроль над действиями конкурсного управляющего и противоречил бы конституционной гарантии на судебную защиту прав и свобод каждого. ВС также пояснил, что для подачи вышеуказанных возражений против конкретных требований сообщество кредиторов банка должно располагать сведениями о результатах формирования конкурсным управляющим реестра. В ином случае содержание формально предоставленного им права по контролю деятельности управляющего было бы нивелировано невозможностью его реализации.
В этой связи Суд отметил, что кредитор вправе запрашивать у конкурсного управляющего банка сведения о состоянии реестра, о личности кредиторов и размере долга перед ними при условии, что он отвечает требованиям п. 9 ст. 16 Закона о банкротстве. При этом он не может запрашивать информацию, которая не требуется для последующего заявления возражений (например, паспортные данные и т.д.).
Кроме того, ВС признал, что исходя из баланса соблюдения интересов сообщества кредиторов банка и клиентов последнего, защищаемых банковской тайной, запрос кредитора на получение информации должен быть мотивирован. Кредитор, в частности, может привести основанные на косвенных доказательствах доводы, которые бы ставили под сомнение надлежащее осуществление конкурсным управляющим своих полномочий в рамках дела о банкротстве или свидетельствовали бы об отсутствии доверия сообщества кредиторов к такому управляющему. Он может ссылаться и на иные имеющиеся у него сведения о несоответствии внесенных в реестр требований действительной долговой нагрузке банка.
Первоначально требование с запросом информации направляется в адрес арбитражного управляющего банком, который рассматривает его по существу. Кредитор вправе обжаловать отказ в предоставлении запрашиваемой информации. Разрешая подобный спор, суд должен по существу оценивать убедительность доводов и доказательств кредитора, претендующего на получение копии реестра.
Если же управляющий принял решение раскрыть информацию (или в случае вынесения судом решения в пользу кредитора), то он обязан, прежде чем передать соответствующие документы, потребовать от кредитора выдачи расписки, в которой тот подтвердит, что предупрежден о конфиденциальном режиме получаемой информации и об обязанности ее сохранять. Такой подход вытекает из смысла разъяснений, данных в п. 15 Информационного письма Президиума ВАС РФ от 18 января 2011 г. № 144. При несоблюдении обязанности сохранять конфиденциальные сведения лицо, чьи права были нарушены, вправе требовать возмещения убытков нарушителем по общим правилам гражданского законодательства.
Таким образом, Определением № 305-ЭС18-5703 (3) Верховный Суд РФ отменил судебные акты нижестоящих инстанций и направил обособленный спор на новое рассмотрение суда первой инстанции.
Руководитель практик разрешения споров и международного арбитража ART DE LEX Артур Зурабян отметил, что определение ВС затрагивает очень тонкие материи: «С одной стороны, на чаше весов находится право конкурсных кредиторов на информацию и обеспечение должного судебного контроля за деятельностью арбитражного управляющего, с другой – право вкладчиков банка на обеспечение банковской тайны и неразглашение персональных данных».
По его мнению, именно в этой связи ВС, хотя и установил общий принцип ограничения банковской тайны в пользу должного судебного контроля за деятельностью арбитражного управляющего, но обусловил реализацию права конкурсного кредитора на получение такого рода информации рядом существенных условий. «Помимо формального 1% в реестре кредитор должен доказать наличие реальных оснований сомневаться в правомерности действий арбитражного управляющего. Вряд ли такое право кредиторов банкротящихся банков будет широко реализовано на практике, так как необходимо будет в каждом конкретном случае убеждать суд в обоснованности и добросовестности такого интереса», – полагает Артур Зурабян.
Адвокат отметил, что подобный подход Верховного Суда, «когда по общему правилу нельзя, но при наличии особых обстоятельств можно», прослеживается и в других судебных актах. «Например, аналогичный подход был выработан в деле № А40-66152/2014 по вопросу о снижении астрента после исполнения судебного акта. Тогда ВС пришел к выводу о том, что по общему правилу такое снижение недопустимо, за исключением случаев доказанного злоупотребления правом со стороны кредитора в процессе исполнения судебного акта. То есть на должника, желающего пересмотреть сумму астрента после исполнения судебного акта, возлагается очень высокий стандарт доказывания», – пояснил эксперт.
Адвокат, партнер Clifford Chance Тимур Аиткулов назвал решение Суда положительным, так как оно устанавливает разумный баланс между правом кредитора на получение причитающихся ему от несостоятельного банка средств в максимально возможном объеме и правом кредитора банка на сохранение банковской тайны. «Вместе с тем условие, установленное для получения кредитором информации (как, например, обоснование ненадлежащего исполнения конкурсным управляющим своих обязанностей), сформулировано достаточно широко, и, очевидно, потребуется еще какое-то время для того, чтобы в практике сформировались более четкие критерии», – полагает Тимур Аиткулов.
