Верховный Суд опубликовал Определение от 15 марта № 305-ЭС23-21489 по делу № А40-46795/2023, в котором разобрался, правильно ли суды установили, что требование кредитора, предоставившего компенсационное финансирование должнику в ситуации его имущественного кризиса, носит корпоративный характер и, как следствие, не может быть учтено для целей определения наличия на стороне должника признаков банкротства.
В рамках ранее возбужденного в отношении ООО «Фирма “Росичъ”» дела о банкротстве № А40-36212/2021 определением арбитражного суда от 4 апреля 2022 г. признано обоснованным требование кредитора Артема Никифорова в размере 2,2 млн руб. как подлежащее погашению в очередности, предшествующей распределению ликвидационной квоты. В сентябре 2022 г. арбитражный суд прекратил производство по делу о банкротстве должника на основании абз. 7 п. 1 ст. 57 Закона о банкротстве в связи с полным погашением требований, включенных в реестр. При этом погашение требования Артема Никифорова не осуществлялось.
9 марта 2023 г. Артем Никифоров, ссылаясь на установленную определением арбитражного суда от 4 апреля 2022 г. задолженность, обратился в суд с самостоятельным заявлением о признании указанного общества банкротом. Во введении наблюдения суд отказал, производство по делу о банкротстве прекращено. Апелляция поддержала такое решение. Суды сослались на положения ст. 2, п. 2 ст. 3, п. 2 ст. 4 и п. 2 ст. 33 Закона о банкротстве и исходили из того, что понижение очередности удовлетворения требования данного кредитора указывает на то, что оно носит корпоративный характер – следовательно, не может быть учтено для целей определения наличия на стороне должника признаков банкротства. Суд кассационной инстанции оставил без изменения названные судебные акты, указав, что из определения арбитражного суда от 4 апреля 2022 г. по делу № А40-36212/2021 не следует, что рассмотрены требования именно Артема Никифорова, а не его брата Александра Никифорова.
Впоследствии Артем Никифоров подал кассационную жалобу в Верховный Суд, в которой просил отменить судебные акты трех инстанций и направить вопрос на новое рассмотрение в первую инстанцию. Рассмотрев дело, ВС отметил, что, признавая обоснованным требование заявителя в размере 2,2 млн руб. и понижая очередность его удовлетворения, суд первой инстанции в рамках дела № А40-36212/2021 исходил из того, что указанное лицо, являясь аффилированным, предоставило должнику в ситуации его имущественного кризиса компенсационное финансирование посредством выдачи займов по двум договорам. Поскольку оба договора займа признаны недействительными, предъявленная кредитором сумма квалифицирована судом в качестве неосновательного обогащения. Таким образом, требование Артема Никифорова не носит корпоративный характер, а представляет собой требование субординированного кредитора, пояснил ВС.
Суд подчеркнул, что понижение очередности удовлетворения требования лица, предоставившего компенсационное финансирование, представляет собой механизм справедливого распределения рисков, подразумевающий сохранение на стороне кредитора материального права требования к должнику, не являющегося корпоративным, и, как следствие, всех прав, предоставляемых участвующему в деле о банкротстве лицу (ст. 34 Закона о банкротстве), в том числе права на самостоятельное инициирование процедуры банкротства должника (п. 14 Обзора судебной практики разрешения споров, связанных с установлением в процедурах банкротства требований контролирующих должника и аффилированных с ним лиц, утвержденного Президиумом ВС 29 января 2020 г.).
Таким образом, Экономколлегия ВС посчитала, что выводы нижестоящих судов о наличии оснований для прекращения производства по делу о банкротстве сделаны с существенным нарушением норм процессуального и материального права, а вывод кассационного суда о недоказанности факта принадлежности права требования именно Артему Никифорову противоречит содержанию определения арбитражного суда от 4 апреля 2022 г. по делу № А40-36212/2021. В связи с этим Верховный Суд отменил обжалуемые решения и вернул дело в первую инстанцию для рассмотрения по существу.
Представитель заявителя в Верховном Суде, юрист Рустам Курамшин в комментарии «АГ» отметил, что рассматриваемое определение посвящено двум взаимосвязанным, но при этом самостоятельным вопросам. Первый касается квалификации требования кредитора как возникшего вследствие предоставления компенсационного финансирования, которое суды первой и апелляционной инстанций ошибочно посчитали корпоративным и не учитываемым для определения наличия на стороне должника признаков банкротства.
«Возможно, к такому выводу суды привело то, что в определении, вынесенном в рамках предыдущего дела о банкротстве того же должника (№ А40-36212/2021), было признано обоснованным требование заявителя и определено как подлежащее погашению в очередности, предшествующей распределению ликвидационной квоты. При этом в данном определении ошибочно указано, что заявитель, предоставляя должнику компенсационное финансирование, являлся его учредителем, хотя в действительности учредителем должника был брат заявителя, сокращенные инициалы которого в выписке ЕГРЮЛ имеют полное сходство с инициалами заявителя – Никифоров А.Б.», – пояснил юрист.
Рустам Курамшин подчеркнул, что суд кассационной инстанции выявил указанную ошибку, а также пояснил, что заявитель не являлся учредителем должника, однако оставил судебные акты без изменения. При этом, добавил эксперт, кассация, неожиданно выйдя за пределы своей компетенции, выявила второй вопрос: иное основание для оставления оспариваемых судебных актов без изменения, которое не рассматривалось судами первой и апелляционной инстанций. Кассационный суд выразил сомнение в том, что именно требования заявителя, а не его брата были признаны обоснованными судом в предыдущем деле, поскольку в судебных актах, имеющих преюдициальное значение в настоящем деле, указаны ссылки исключительно на инициалы кредитора без указания полного имени и отчества, уточнил Рустам Курамшин.
«Большая удача, что Верховный Суд принял во внимание доводы заявителя о наличии в деле платежных документов о перечислении в пользу должника денежных средств, в которых указаны полные Ф.И.О. заявителя. Данным определением ВС устранил ошибки судов нижестоящих инстанций и справедливо указал, что требование заявителя не носит корпоративный характер, а представляет собой требование субординированного кредитора», – поделился юрист.
Он также обратил внимание, что ВС, расширяя позицию, изложенную в п. 14 упомянутого обзора судебной практики, указал, что кредитор, чье требование подлежало удовлетворению в очередности, предшествующей распределению ликвидационной квоты, имеет право на самостоятельное инициирование процедуры банкротства должника. Как полагает Рустам Курамшин, важным для практического применения остается вопрос, подлежит ли указанное (подобное) требование заявителя (заявителей) включению в третью очередь реестра кредиторов? Дело в том, пояснил он, что в рамках предыдущего дела о банкротстве все требования независимых кредиторов были полностью удовлетворены, поэтому в новом деле о банкротстве должника нет правовой необходимости признавать требование заявителя подлежащим удовлетворению в очередности, предшествующей распределению ликвидационной квоты.
«Мы очень рады, что ВС выделил данное дело из массы других дел – возможно, не менее нуждающихся в устранении судебных ошибок и нарушений прав заявителей. Хотелось бы, чтобы это происходило значительно чаще: например, в моей 24-летней практике это первый случай, притом что я в качестве представителя обращался в Верховный Суд более 10 раз», – резюмировал Рустам Курамшин.
Комментируя выводы, изложенные в определении, юрист Enforce Law Company Юлия Барышева подчеркнула, что в нем затронута действительно интересная и сложная проблема дифференциации кредиторов должника в деле о банкротстве. Эксперт пояснила, что кредиторов по критерию заявленных ими требований условно можно разделить на три группы: независимые, субординированные и корпоративные. Законом о банкротстве предусмотрено, что требования последних не учитываются для определения наличия у должника признаков банкротства и не включаются в РТК. Судебная практика также не допускает инициирование дел о банкротстве в целях разрешения корпоративных споров. В связи с этим, отметила Юлия Барышева, необходимо различать субординированных и корпоративных кредиторов.
Эксперт добавила, что требования субординированных кредиторов не носят корпоративный характер, а основаны на обязательствах, возникших в период имущественного кризиса должника, о котором такие кредиторы знали, будучи аффилированными с должником лицами. Именно поэтому их требования не могут удовлетворяться наравне с независимыми кредиторами, и суд понижает их очередность, уточнила Юлия Барышева. «В настоящее время отсутствует тенденция к многочисленным отказам в возбуждении дел о банкротстве по так называемым корпоративным требованиям, в связи с чем данное определение ВС не повлияет существенным образом на правоприменительную практику, но, безусловно, внесет определенность в правовое регулирование и предупредит возможные вопросы», – считает эксперт.
По ее мнению, ВС справедливо отметил, что нижестоящие суды уклонились от проверки обоснованности заявления Артема Никифорова, в результате чего пришли к неверному выводу о корпоративном характере его требований. Поскольку субординированные требования не являются корпоративными, заявитель вправе обратиться в арбитражный суд с заявлением о признании общества банкротом, и его требования подлежат включению в реестр. Представляется, что впоследствии очередность его требований в реестре может быть изменена посредством обращения независимого кредитора с заявлением о понижении очередности требований субординированного кредитора, добавила Юлия Барышева.
Адвокат АП Тверской области Ксения Егорова считает определение имеющим положительное значение для правоприменительной практики, поскольку оно направлено на развитие сложившейся практики разделения отношений корпоративных и гражданско-правовых, которые могут иметь место между должником и лицами, имеющими статус контролирующих, в том числе в случае фактической аффилированности. «ВС поддерживает и развивает подход, который был заложен в обзоре судебной практики разрешения споров, связанных с установлением в процедурах банкротства требований контролирующих должника и аффилированных с ним лиц, направленный на уход от повсеместной переквалификации долговых обязательств в корпоративные отношения. Комментируемое определение направлено на формирование правовой определенности по значимым вопросам субординации требований и процессуальных прав кредиторов», – резюмировала эксперт.
