Совет АП г. Москвы опубликовал решение от 29 ноября, которым признал адвоката нарушившим нормы законодательства об адвокатуре и КПЭА в связи с подписанием процессуальных документов без доверителя.
Адвокат подписал документы в отсутствие доверителя
17 февраля 2022 г. в отношении Р. было возбуждено уголовное дело по признакам преступления, предусмотренного ст. 322.3 «Фиктивная постановка на учет иностранного гражданина или лица без гражданства по месту пребывания в Российской Федерации» УК. В этот же день в 14:00 дознаватель П. в АИС АПМ разместил заявку для назначения подозреваемой Р. защитника с необходимостью его явки 17 февраля в 17:00 в отдел дознания. В качестве защитника был назначен адвокат Ш.
15 июня уголовное дело поступило мировому судье для рассмотрения по существу. В период с 20 июня по 16 сентября состоялось девять судебных заседаний, в том числе 5 и 30 августа. 16 сентября в отношении Р. был постановлен обвинительный приговор, которым она была признана виновной, ей было назначено наказание в виде штрафа в размере 125 тыс. руб.
После этого Р. подала жалобу в АП г. Москвы, в которой указала, что адвокат Ш. подписал протоколы следственных и иных процессуальных действий 18 и 19 февраля, 9 и 10 марта, хотя в указанные в эти дни процессуальные действия либо не проводились, либо в момент подписания протоколов Р. отсутствовала в отделе дознания.
Р. сообщила, что никаких очных ставок 18 и 19 февраля с ее участием не проводилось. 18 февраля она весь день находилась на рабочем месте, что зафиксировано проходом через турникеты по личному пропуску. Кроме того, согласно сведениям из официального табеля учета рабочего времени с 16 по 28 февраля она была на работе. На основании данных и других доказательств в ходе судебного разбирательства суд признал недопустимыми протоколы очных ставок от 18 и 19 февраля.
В части подписания адвокатом Ш. протоколов процессуальных действий, датированных 9 и 10 марта в отсутствие подзащитной, Р. представила подписку о невыезде и надлежащем поведении от 9 марта, содержащую подпись дознавателя, но не заполненную и не подписанную подозреваемой Р., а также постановление об избрании меры пресечения в виде подписки о невыезде, содержащее подписи только дознавателя и адвоката Ш. Также Р. представила протокол от 10 марта об ознакомлении обвиняемой и (или) его защитника Ш. с обвинительным актом и материалами уголовного дела и протокол об уведомлении об окончании следственных действий, также содержащие подписи и рукописные заявления только дознавателя и адвоката Ш.
Участие адвоката Ш. в данных процессуальных действиях зафиксировано в соответствующих графах процессуальных документов машинописным способом. Кроме того, протокол от 10 марта об ознакомлении с обвинительным актом и материалами уголовного дела содержит, помимо подписей, рукописный текст от имени адвоката Ш., удостоверенный его подписью: «С материалами уголовного дела и обвинительным актом ознакомился в полном объеме. Во времени ограничен не был. Заявлений и ходатайств нет». А протокол уведомления подозреваемой Р. об окончании следственных действий от 10 марта помимо подписи адвоката Ш. содержит рукописную запись от его имени: «Уведомлен».
В жалобе Р. утверждала, что процессуальные документы были подписаны адвокатом Ш. в ее отсутствие, без ее непосредственного участия в их составлении, и 10 марта предъявлены ей для подписания дознавателем П. также в отсутствие адвоката Ш.
Не все действия адвоката являются нарушениями законодательства об адвокатуре
19 октября Квалификационная комиссия вынесла заключение, которым признала ненадлежащим исполнение адвокатом Ш. профессиональных обязанностей перед доверителем, выразившееся в подписании протоколов очных ставок, датированных 18 и 19 февраля при условии их фактического непроведения в указанные даты. Квалифкомиссия посчитала, что адвокат нарушил взаимосвязанные предписания подп. 1, 4 п. 1 ст. 7 Закона об адвокатуре, п. 1 ст. 8 и ч. 1 ст. 12 КПЭА.
Также Квалифкомиссия признала ненадлежащим исполнение адвокатом Ш. профессиональных обязанностей, выразившееся в единовременном подписании им 10 марта процессуальных документов от 9 и 10 марта в отсутствие подзащитной Р. и в покидании отдела дознания, не дожидаясь явки подзащитной для надлежащего проведения процессуальных действий с ее непосредственным участием. Таким образом, адвокат нарушил подп. 1 п. 1 ст. 7 Закона об адвокатуре, п. 1 ст. 8 и ч. 1 ст. 12 КПЭА.
Одновременно с этим Квалифкомиссия указала на необходимость прекращения дисциплинарного производства в оставшейся части вследствие отсутствия в иных действиях (бездействии) адвоката нарушений норм законодательства об адвокатуре и КПЭА.
Стороны с заключением не согласились
Адвокат Ш. посчитал, что Квалифкомиссия неверно дала оценку ненадлежащего исполнения им профессиональных обязанностей перед Р., выразившегося в подписании протоколов очных ставок. Он указал, что все они были фактически проведены 17 февраля, однако ему неизвестно, каким образом впоследствии были изменены даты в протоколах. Ш. предположил, что дознаватель использовала ручку со стирающимися чернилами.
Он также указал, что в судебном заседании свидетели Му. и Х. допрашивались без переводчика и в связи с плохим владением русским языком им было непонятно выражение «очная ставка», поэтому в суде они сообщили, что не принимали участия в очной ставке. В подтверждение этого довода адвокат приложил к своим письменным возражениям светокопии рукописных заявлений, выполненных от имени свидетелей.
Кроме того, адвокат Ш. посчитал, что Квалифкомиссия безосновательно признала нарушение, выразившееся в единовременном подписании им 10 марта процессуальных документов. Он отметил, что документы он не подписывал, а в указанное в протоколах от 10 марта время находился в суде. С дознавателем П. и с Р. он виделся только один раз – 17 февраля, и до 10 марта его не вызывали в отдел дознания, а в этот день дознаватель позвонила ему в 17:15 и сообщила, что у Р. появился адвокат по соглашению. В качестве доказательства этого довода Ш. представил детализацию телефонных звонков и СМС-сообщений за период с 5 по 10 марта и справку по делу из районного суда.
В свою очередь Р. не согласилась с выводами Квалифкомиссии о необходимости прекращения дисциплинарного производства в части. Она указала, что адвокат Ш. 17 февраля никакой помощи ей не оказывал, а просто подписал все бумаги, которые были составлены дознавателем. Также она сообщила, что 10 марта около 13:00 она видела, как адвокат Ш. выходил из отдела дознания, когда она туда явилась со своим адвокатом по соглашению. Кроме того, Р. выразила несогласие с позицией адвоката Ш., изложенной в его письменных возражениях на заключение, указав, что в судебном заседании свидетели дали ясные показания о том, что не находились в одном помещении с ней. При этом никакие специальные термины в задаваемых им вопросах не использовались. Выразила сомнение в том, что представленные адвокатом Ш. копии рукописных заявлений, выполненных от имени свидетелей, действительно писали указанные лица.
Совет согласился с заключением Квалифкомиссии
На вопрос членов Совета о том, почему в протоколе допроса Р. в качестве подозреваемой от 17 февраля, а также в протоколах очных ставок от 18 и 19 февраля, содержащих ее подписи, не содержится замечаний относительно неоказания адвокатом никакой помощи, а также о фактическом непроведении очных ставок, женщина ответила, что 17 февраля она была в растерянном состоянии и до конца не понимала, что в отношении нее возбуждено уголовное дело, поверила словам дознавателя, которая предложила подписать ряд документов, заверяя в том, что так необходимо, чтобы все ограничилось небольшим административным штрафом. Поэтому она подписала все документы без замечаний, в то время как адвокат Ш. никаких разъяснений по этим документам ей не дал и никакой помощи не оказал.
Также Р. отметила, что ей сложно оценить меру вреда, причиненного ей адвокатом, поскольку он вообще не оказал ей никакой юридической помощи. Она посчитала, что подобное поведение адвоката никак нельзя назвать действиями, направленными на защиту, и что они подрывают доверие ко всем адвокатам, поэтому Р. предложила прекратить его статус.
Совет отклонил утверждения Ш. о том, что все очные ставки проводились с его участием, но не 18 и 19 февраля, а 17 февраля, поскольку это опровергается приговором, в котором ссылок на протоколы очных ставок, проведенных 17 февраля, не имеется. Приложенные адвокатом копии рукописных заявлений, выполненных от имени свидетелей, по мнению Совета, не опровергают вывод Квалифкомиссии о подписании им протоколов фактически не проводившихся очных ставок. Кроме того, содержание указанных заявлений, написанных грамотным русским языком, противоречит утверждению адвоката Ш. о том, что указанные лица русским языком не владеют и плохо его понимают. Совет признал явно надуманными предположения адвоката Ш. о том, что дознаватель П. оформляла протоколы очных ставок 17 февраля с помощью ручки с исчезающими чернилами и могла в дальнейшем произвести исправления даты и времени производства процессуальных действий.
Адвокат Ш. как профессиональный участник судопроизводства и независимый советник по правовым вопросам не мог не знать положения ст. 166 УПК, а в качестве защитника обязан был следить за соблюдением дознавателем уголовно-процессуального закона в отношении доверителя Р. и в случае нарушений прав последнего ходатайствовать об их устранении, указал Совет. Он пришел к выводу о ненадлежащем, вопреки взаимосвязанным предписаниям подп. 1, 4 п. 1 ст. 7 Закона об адвокатуре, п. 1 ст. 8 и ч. 1 ст. 12 КПЭА, исполнении адвокатом Ш. профессиональных обязанностей перед доверителем Р., выразившемся в подписании им протоколов очных ставок, датированных 18 и 19 февраля, притом что эти очные ставки фактически не проводились в указанные даты.
Совет отметил, что согласно показаниям П., являвшейся дознавателем по уголовному делу и допрошенной 5 августа в судебном заседании, действительно ею в марте были составлены процессуальные документы по уголовному делу в отношении Р., которые подписал присутствовавший при этом защитник по назначению адвокат Ш. Однако в связи с тем, что Р. явилась в отделение дознания в этот день с опозданием на три часа, адвокат Ш. к этому моменту покинул отделение полиции, так как сообщил, что опаздывает в судебное заседание по другому делу. П. дополнительно пояснила, что Р. была ознакомлена с указанными документами, однако впоследствии они были уничтожены, так как не имели юридической силы «по причине неполноты заполненных сведений». Частичное заполнение данных документов П. объяснила тем, что изначально Р. была полностью согласна с вмененным ей деянием и отсутствием у дознавателя сведений о том, что обвиняемая «сменила защитника».
Эти показания П. изложены в приговоре в отношении Р., где дополнительно отмечено, что представленные стороной защиты в судебное заседание светокопии бланков процессуальных документов не имеют юридической силы ввиду заполнения их не в полном объеме и уничтожения в последующем. Дознаватель П. также в своих показаниях связывала отказ Р. подписать уже подписанные адвокатом Ш. процессуальные документы не только ее отсутствием в момент их составления, но и тем, что Р. заключила соглашение с другим адвокатом. Именно в этой связи подписанные первоначальным защитником в отсутствие Р. бланки документов были уничтожены.
Так как адвокат Ш. не отрицал факт, что именно 10 марта ему стало известно от дознавателя П. о том, что Р. заключила для своей защиты соглашение с другим адвокатом, Совет признал достоверно установленным, что адвокатом Ш. в отсутствие его подзащитной Р. были подписаны процессуальные документы.
Утверждения адвоката Ш. о неподписании им в отсутствие Р. 9 и 10 марта каких-либо процессуальных документов, а равно о том, что после 17 февраля он никаких документов по уголовному делу не подписывал и в отдел дознания не приходил, были отклонены, так как они опровергались материалами дисциплинарного производства, включая приговор мирового судьи. Совет палаты добавил, что представленная адвокатом Ш. справка по делу районного суда, свидетельствующая о занятости адвоката в суде 10 марта в период с 10:00 до 11:45, не свидетельствует о невозможности явки адвоката Ш. в отдел дознания в другое время 10 марта.
Тот факт, что подписанные адвокатом Ш. в отсутствие его подзащитной процессуальные документы не были приобщены к материалам уголовного дела, а были впоследствии уничтожены дознавателем П., также не влияет на вывод о ненадлежащем исполнении адвокатом профессиональных обязанностей перед доверителем. Действия адвоката, выразившиеся в подписании процессуальных документов в отсутствие лица, которому оказывается юридическая помощь и вне установленной уголовно-процессуальным законом процедуры проведения каждого процессуального действия, сами по себе свидетельствуют о нарушении адвокатом требований Закона об адвокатуре и КПЭА, так как прямо противоречат требованию о честном, разумном, добросовестном, квалифицированном, принципиальном и своевременном отстаивании прав и законных интересов доверителя, указал Совет.
Несмотря на отсутствие в приговоре прямого указания на конкретные процессуальные документы, уничтоженные дознавателем, Совет, соглашаясь с Квалифкомиссией, признал, что речь идет именно о документах, датированных 9 и 10 марта. Данный вывод обусловлен тем, что Р. в своей жалобе ссылалась и представляла фотокопии именно и только недооформленных процессуальных документов от 9 и 10 марта. Дознаватель П. также признавала, что ею были уничтожены документы, подписанные адвокатом Ш. в марте. Более того, уничтожение документов было, в первую очередь, связано с отказом Р. подписать их, так как она заключила соглашение с новым адвокатом, что имело место именно 10 марта.
Совет АП г. Москвы пришел к выводу о ненадлежащем исполнении Ш. профессиональных обязанностей перед доверителем Р., что выразилось в единовременном подписании им 10 марта процессуальных документов в ее отсутствие. Вместе с тем Совет, соглашаясь с Квалификационной комиссией, пришел к выводу о прекращении в оставшейся части дисциплинарного производства в связи с отсутствием в иных действиях (бездействии) адвоката нарушения норм законодательства об адвокатуре, включая КПЭА.
Не все доводы жалобы нашли подтверждение
Рассматривая доводы Р. о том, что адвокат Ш., будучи назначенным защитником, 17 февраля должен был явиться в отдел дознания в 17:00, прибыл после указанного времени, подписывал процессуальные документы существенно позже их проведения, в связи с чем не мог подписать в 15:20 протокол разъяснения ей прав, предусмотренных УПК и принять участие в ее допросе в качестве подозреваемой с 15:40 по 16:10, Совет, соглашаясь с Квалифкомиссией, пришел к выводу об их недоказанности. Адвокат Ш. пояснил, что 17 февраля в 14:35 ему поступил звонок от инициатора заявки дознавателя П., которая попросила его приехать в отдел дознания раньше указанного в заявке времени. Факт получения этого звонка адвокат Ш. подтвердил сведениями из детализации оказанных услуг по своему абонентскому номеру. Кроме того, сами протоколы разъяснения прав подозреваемой Р., предусмотренных УПК, и ее допроса в качестве подозреваемой от 17 февраля заявителем в материалы дисциплинарного производства не представлены, тогда как исходя из публично-правового характера дисциплинарного производства и вытекающего из него принципа презумпции добросовестности адвоката следует, что обязанность опровержения позиции адвоката Ш. возложена на заявителя Р.
Не представила Р. и каких-либо доказательств в подтверждение дисциплинарного обвинения в части неоказания ей юридической помощи 17 февраля. Адвокат Ш. категорически отвергает данное обвинение, утверждая, что при первоначальной встрече с Р. 17 февраля в отделе дознания ОМВД России по району Б. г. Москвы, до начала проведения с Р. следственных и иных процессуальных действий, провел с ней конфиденциальную беседу, а также ознакомился с постановлением о возбуждении уголовного дела. В ходе беседы адвокат Ш. разъяснил подзащитной Р. ее права и свои «полномочия». Обсуждая линию защиты, адвокат Ш. привел различные варианты ее построения и возможный исход расследования уголовного дела. Выслушав его консультации, Р. избрала для себя защитительную позицию, основанную на полном согласии с выдвинутыми в отношении нее подозрениями. По завершении конфиденциальной беседы с адвокатом Ш. заявитель Р. указала на отсутствие у нее возражений относительно участия адвоката Ш. в качестве ее защитника по назначению дознавателя. Данные объяснения Р. не опровергла, в связи с чем и в этой части обвинений Совет прекратил дисциплинарное производство.
Совет пришел к выводу о прекращении статуса адвоката, указав, что Ш. сможет повторно сдать квалификационный экзамен не ранее чем через год.
Адвокаты о решении Совета
Адвокат практики уголовного права и процесса юридической фирмы «Инфралекс» Марина Айрапетян отметила, что подписание протоколов следственных действий, которые содержат недостоверную информацию о дате проведения, участии обвиняемого или иные признаки подлога, расценивается адвокатскими палатами как предательство интересов доверителя. Она отметила, что Совет Адвокатской палаты г. Москвы указывает на значимость данного нарушения самого по себе, независимо от наступивших последствий: «Тот факт, что процессуальные документы не были приобщены, а впоследствии были уничтожены, не влияет на вывод о надлежащем исполнении обязанностей».
В то же время в схожем по обстоятельствам дисциплинарном производстве подписание протокола очной ставки с недостоверной информацией о дате ее проведения повлекло вынесение в отношении адвоката предупреждения, заметила Марина Айрапетян. Назначение относительно мягкой меры ответственности было связано в том числе с отсутствием данных о том, что в результате нарушения положение обвиняемого «существенно и необратимо ухудшилось».
По мнению адвоката, рассматриваемый случай примечателен тем, что суд по делу заявителя исключил из ряда доказательств спорные протоколы следственных действий. Сторона защиты нередко поднимает вопрос о недопустимости протоколов, которые были подписаны адвокатом «задним числом», без указания даты или в отсутствие обвиняемого. Однако признание таких доказательств недопустимыми является скорее исключением, нежели правилом. В данном деле активная позиция заявителя и собранная совокупность доказательств позволили сначала убедить суд признать протоколы следственных действий недопустимыми, а после и опровергнуть презумпцию добросовестности адвоката, указала Марина Айрапетян.
Адвокат АП Ленинградской области Владимир Иванов назвал правовую позицию Совета АП г. Москвы обоснованной, отметив, что нарушения, связанные с подписанием протоколов очных ставок в отсутствии доверителя, подтверждаются, в частности, приговором мирового судьи – эти протоколы исключены из числа доказательств, поскольку получены с нарушением закона.
Также адвокат назвал интересным вывод Совета в части прекращения дисциплинарного производства в связи с отсутствием нарушений в действиях адвоката при подписании других протоколов: протокола разъяснения прав подозреваемой и протокола допроса в качестве подозреваемой. Заявитель жалобы не представил в материалы дисциплинарного производства соответствующие протоколы, что не опровергает позицию адвоката об отсутствии нарушений. Исходя из принципа презумпции добросовестности адвоката обязанность опровержения позиции адвоката об отсутствии нарушений возложена на заявителя. Также Совет принял во внимание, что аналогичные доводы заявителя жалобы оценены судом в приговоре: например, суд указал, что материалами дела подтверждены факты разъяснения подсудимой процессуальных прав в полном объеме, замечания к содержанию протоколов подсудимой не отражались.
