Как писала ранее «АГ», 16 февраля Президиум Верховного Суда РФ утвердил Обзор судебной практики № 4 (2021). Документ содержит 44 правовые позиции по уголовным, административным, гражданским и арбитражным делам, а также разъяснение по вопросам, возникающим в судебной практике. В обзоре традиционно превалируют дела, рассмотренные Судебной коллегией по экономическим спорам, однако на этот раз она представила лишь 16 правовых позиций.
Адвокат МКА «Вердиктъ», арбитр Хельсинского международного коммерческого арбитража Юнис Дигмар отметил, что обзор в разрезе правовых позиций Экономколлегии ВС РФ получился не столь объемным, как обычно, в том числе в связи с небольшим количеством определений по банкротным делам. «Позитивная тенденция наблюдается в структурировании и содержании правовых позиций: теперь это не просто копирование всего текста определений СКЭС, а пусть и небольшая, но обработка в виде сокращения, содержащего краткую фабулу дела и суть изложенного разъяснения», – заметил он.
Практика применения законодательства о банкротстве
Как следует из п. 13, расторжение договора купли-продажи в связи с ненадлежащим качеством товара не служит безусловным основанием для включения товара в конкурсную массу продавца-банкрота (Определение № 307-ЭС21-5824).
Юнис Дигмар заметил, что в приведенную правовую позицию не вошел один из самых существенных моментов этого спора, касающийся квалификации включения судебным актом требования покупателя о возврате уплаченной за товар денежной суммы в реестр требований кредиторов должника как фикции исполнения: «Данный вывод является центральным в определении Суда, поскольку именно на основании него строятся все остальные выводы о праве покупателя оставить за собой вещь даже при расторжении договора с одновременной корректировкой размера его требования в РТК с учетом стоимости такой вещи».
«В ситуации расторжения договора купли-продажи вещи и последующего банкротства продавца покупатель фактически поставлен перед выбором: оставить за собой вещь, тем самым уменьшив размер своего требования к должнику на стоимость такой вещи, либо передать эту вещь в конкурсную массу, приобретя взамен права залогового кредитора в размере своего требования. И такое право выбора как раз основано на упомянутой фикции исполнения, когда сам факт включения требования покупателя в реестр не равнозначен реальному получению покупателем денежных средств. В этой связи следует провести сравнение правовых последствий при расторжении договора и признании сделки недействительной», – убежден Юнис Дигмар.
Он добавил, что в случае признания сделки недействительной у кредиторов должника возникает вещно-правовое требование: право собственности должника на вещь восстанавливается, как если бы отчуждения фактически не было. «Соответственно, возможна либо реституция, либо виндикация вещи (в зависимости от реальности отчуждения данной вещи приобретателю) с конечным итогом в виде безусловного возврата имущества в конкурсную массу должника. А вот в рассмотренной ситуации расторжения договора автоматическое восстановление права собственности должника на вещь не происходит: вещное требование продавца-должника обусловлено волеизъявлением покупателя-кредитора. При таких обстоятельствах расторжение договора и сопутствующие ему правовые последствия можно квалифицировать как реверсивную сделку под условием», – полагает адвокат.
По мнению юриста юридической фирмы VEGAS LEX Валерии Тихоновой, в п. 13 обзора ВС РФ предоставил покупателю-кредитору возможность определиться с судьбой своего требования: передать вещь в конкурсную массу и стать залоговым кредитором по аналогии с п. 5 ст. 488 ГК РФ или же оставить имущество за собой путем уменьшения размера своего требования в реестре. «Такой достаточно лаконичный алгоритм действий для покупателя-кредитора разрешил правовую неопределенность в части судьбы его требования», – полагает эксперт.
В п. 14 отмечено, что при разрешении вопроса о наличии оснований для привлечения к субсидиарной ответственности руководителя унитарного предприятия, ведущего деятельность в сфере ЖКХ, учитываются обстоятельства, свидетельствующие о намерении собственника имущества провести санацию предприятия (Определение № 305-ЭС21-4666 (1, 2, 4)).
Юнис Дигмар полагает, что такие разъяснения ВС РФ закрепляют уже устоявшуюся судебную практику, в соответствии с которой руководителям предприятий ЖКХ предоставляется некая «индульгенция», единственным обоснованием которой в оправдание необходимости освобождения руководителей от субсидиарной ответственности является указание на выполнение подобными организациями социально значимых функций: «Полагаю, что Верховный Суд ориентирует нижестоящие суды на столь мягкий подход в вопросе привлечения руководителей ГУП и МУП в связи с объективно ограниченной автономией воли указанных лиц на принятие управленческих решений по поводу инициирования банкротства предприятия-должника. Одновременно на уровне Суда формируется подход, при котором руководителям недвусмысленно дают понять: чтобы избежать субсидиарной ответственности, необходимо “заручиться” бумагами, свидетельствующими о попытке руководителя преодолеть имущественный кризис путем обращения к собственнику имущества унитарного предприятия», – отметил эксперт.
Адвокат добавил, что подобный подход не действует в отношении директоров обычных хозяйственных обществ, для которых правовым последствием их обращения к учредителям (участникам) о содействии в преодолении такого кризиса в большинстве случаев не является освобождение от ответственности. «Следовательно, данная сегрегация в позиции судов ничем иным, кроме политико-правовых причин, обоснована быть не может. И это в перспективе негативно скажется на стабильности гражданского оборота, поскольку фактически “бумажные” действия руководителя предприятия в отсутствие активного содействия учредителя ведут к наращиванию задолженности, которая с низкой вероятностью будет погашена, тем более в процедуре банкротства. Такие риски будут закладываться в тарифы и фактически перекладываться на потребителей, что, с учетом высказанной Судом позиции относительно низкой платежеспособности обычного населения, приведет к ситуации “нарастающего снежного кома”», – полагает Юнис Дигмар.
Валерия Тихонова отметила, что рассматриваемый случай – это достаточно очевидная ситуация, при которой у единоличного исполнительного органа унитарного предприятия может отсутствовать возможность влиять на экономическую ситуацию предприятия. «Зачастую управленцы вынуждены следовать решениям собственника имущества должника. Единственная возможность в данном случае как-то повлиять на ситуацию – постоянные запросы и совещания с собственником. ВС РФ совершенно справедливо указал на неправомерность привлечения руководителя к субсидиарной ответственности, который всецело полагался на решения собственника. Такая позиция установит баланс интересов субсидиарных ответчиков и освободит руководителей от необоснованных привлечений к ответственности вместо собственников имущества», – убеждена юрист.
В следующем пункте обзора указано, что при разрешении вопроса о наличии оснований для привлечения к субсидиарной ответственности контролирующих лиц кредитной организации учитывается порядок принятия последней решений о выдаче кредитов и заключения сделок с заемщиками в рамках законодательства о банковской деятельности и иных правовых актов (Определение № 305-ЭС18-13210 (2)).
Валерия Тихонова заметила, что в конце 2021 г. ВС уделил пристальное внимание субсидиарной ответственности в делах о банкротстве кредитных организаций. «Он фактически развернул практику в противоположную сторону, указав, что субсидиарная ответственность контролирующих банки лиц не носит абсолютный характер и при их привлечении к ответственности необходимо руководствоваться стандартами разумности и добросовестности. Вместе с тем Суд указал на необходимость учитывать специфику деятельности кредитных организаций, а именно механизм принятия решений, которые базируются не на личном усмотрении членов коллегиальных органов управления, а на конкретных данных, предоставленных профильными комитетами банков. ВС РФ также счел, что если решения были приняты в соответствии с заключениями структурных подразделений банка, то контролирующие лица не могут быть привлечены к ответственности за одобрение таких проверенных сделок», – полагает юрист.
Практика применения законодательства о юрлицах и гражданского законодательства
В п. 16 разъяснено, что отказ участника общества от дачи согласия на переход доли в уставном капитале такого общества к участникам ликвидированного юрлица не препятствует завершению процедуры распределения обнаруженного имущества такого лица. В этом случае распределению подлежит право требования выплаты действительной стоимости доли в уставном капитале (Определение № 301-ЭС20-5843).
Юнис Дигмар отметил, что такая правовая позиция является продолжением развития разъяснений Суда, которые в том числе были высказаны им в Определении ВС РФ от 15 декабря 2020 г. № 308-ЭС20-11834 относительно трансформации корпоративного требования правопреемника о включении его в состав участников в требование о выплате ему действительной стоимости доли в отсутствие согласия иных участников, необходимого в силу прямого предписания устава общества. «Данный подход в полной мере соответствует товарищескому характеру соглашения между участниками корпорации, выраженному в ее уставе, позволяя указанным лицам в рамках своих дискреционных полномочий определять порядок “вхождения” нового участника в ООО при диспозитивности соответствующего регулирования», – полагает эксперт.
Он добавил, что в рассматриваемом деле Верховный Суд указал на возможность выплаты правопреемнику действительной стоимости причитающейся ему доли, размер которой с учетом недавно высказанной правовой позиции подлежит определению судом первой инстанции при рассмотрении заявления о распределении имущества ликвидированного должника.
Как следует из п. 17 обзора, не требуется согласие грузополучателя, не являющегося законным владельцем вагонов, в которых перевозится груз, на изменение нормативного срока доставки груза согласно договору, заключенному между перевозчиком и грузоотправителем (Определение № 305-ЭС21-8651).
В п. 18 отмечено, что в зависимости от формы проведенных торгов подписанный по их итогам протокол может иметь силу основного или предварительного договора (Определение № 308-ЭС21-751).
Согласно п. 19 недобросовестное поведение стороны договора, которое привело к доначислению другой стороне сумм налогов, пеней и санкций, может служить основанием для возмещения доначисленных сумм в виде убытков (Определение № 302-ЭС21-5294).
Юнис Дигмар полагает, что это определение ВС с формально-юридической точки зрения можно назвать позитивным, поскольку высказанная в нем позиция позволяет добросовестному налогоплательщику взыскать суммы налогов и санкций, доначисленных налоговым органом в результате исключения из налогооблагаемой базы по НДС суммы налога, предъявленного недобросовестным контрагентом: «Однако это определение Суда обнажает давно назревшую проблему перекладывания налоговой ответственности с лица, фактически совершившего налоговое правонарушение, на добросовестного налогоплательщика, который физически существует и платежеспособен».
По словам эксперта, в недавнем времени в юридической среде жаркая дискуссия развернулась вокруг Письма ФНС от 29 октября 2019 г. № ЕД-5-2/3755 ДСП, в котором в том числе определялись критерии квалификации налогоплательщиков в качестве налоговых выгодоприобретателей, к числу которых как раз и отнесены компании, имеющие финансовую возможность компенсировать бюджету недополученные суммы налога (а не фирмы, которые обязаны это сделать в связи с совершением налогового правонарушения). «С учетом постепенного снижения налоговых споров, в том числе доходящих до высшей инстанции, в которых были бы защищены права налогоплательщика, можно предположить, что фискальный интерес приобрел приоритетный характер по отношению к интересам обычных налогоплательщиков», – отметил Юнис Дигмар.
Практика применения законодательства об энергоснабжении и оказании коммунальных услуг и земельного законодательства
Исходя из п. 20 обзора плата за оказание услуг по технологическому присоединению взыскивается с заказчика при подтверждении исполнителем факта выполнения своих договорных обязательств (Определение № 305-ЭС21-8682).
В п. 21 отмечено, что уполномоченный орган вправе обратиться в суд с требованием о продаже объекта незавершенного строительства с публичных торгов для завершения строительства без торгов, если строительство этого объекта не завершено после прекращения действия договора аренды земельного участка, находящегося в публичной собственности. При этом сам договор должен быть заключен после 1 марта 2015 г. на основании п. 21 ст. 3 Закона о введении в действие Земельного кодекса (Определение № 309-ЭС21-3466).
В следующем пункте разъяснено, что арендатор публичного земельного участка по договору аренды, заключенному на срок более чем пять лет, вправе передавать свои права и обязанности по этому договору третьему лицу при уведомлении арендодателя. Такое право арендатора не может ограничиваться договором (Определение № 305-ЭС21-4791).
Юнис Дигмар полагает, что выводы ВС вновь ориентируют нижестоящие суды рассматривать условия договора через призму императивных предписаний норм, регулирующих соответствующие правоотношения: «Приведенные разъяснения продолжают идею, закрепленную в п. 74 Постановления Пленума ВС РФ от 23 июня 2015 г. № 25 “О применении судами некоторых положений раздела I части 1 Гражданского кодекса”, о квалификации в качестве ничтожных условий договора, нарушающих требования закона».
По словам эксперта, в последние годы наблюдается тенденция, при которой арбитражные суды излишне расширительно толкуют норму ст. 421 ГК РФ, зачастую игнорируя императив, закрепленный в нормативно-правовых актах, придавая соглашению сторон большую силу. «И в судебных актах ВС РФ все чаще начинают встречаться разъяснения, которые пытаются умерить такой “пыл” нижестоящих судов, что обоснованно, поскольку бесконтрольное расширение дискреции сторон сделок может привести к абсолютно неожиданным и не всегда позитивным последствиям. В этом смысле очевидны необходимость установления баланса интересов сторон и учет при определении такого баланса нормативного регулирования», – полагает адвокат.
Практика применения законодательства о государственных и корпоративных закупках
В п. 23 включено Определение № 305-ЭС21-5801 о том, что целесообразность установления в закупочной документации тех или иных требований к участникам, критериев оценки поступающих от участников предложений не может служить самостоятельным предметом оценки антимонопольного органа.
Согласно п. 24 заказчик по госконтракту не вправе отказываться от оплаты работ (возмещения стоимости использованных материалов), если необходимость их выполнения с отступлением от условий контракта вызвана его недобросовестным поведением (Определение № 305-ЭС21-4544).
Практика применения законодательства о налогах и сборах и КоАП
В п. 25 обзора разъяснено, что факты монтажа оборудования в зданиях и помещениях, предназначенных для обеспечения производственной деятельности, а также использования имущества (оборудования и зданий) по общему назначению не влекут отказ в предоставлении освобождения от налогообложения, предусмотренного законом в отношении движимого имущества (Определение № 308-ЭС21-6663).
Из п. 26 вошла правовая позиция о том, что невыполнение ТСЖ обязанности по передаче ресурсоснабжающей организации сведений о показаниях индивидуального прибора учета не образует состав административного правонарушения, предусмотренного ч. 2 ст. 14.6 КоАП РФ (Определение № 307-ЭС21-4959).
Практика применения административного законодательства и процессуальные вопросы
Как следует из следующего пункта, открытие конкурсного производства в отношении должника не служит причиной для самостоятельного снятия ОВД ограничений по распоряжению его имуществом, которые были установлены иными уполномоченными органами (Определение № 306-ЭС21-5579).
В п. 28 отмечено, что при возвращении исполнительного листа взыскателю в связи с невозможностью его исполнения начинает течь новый трехгодичный срок предъявления такого документа к исполнению, в пределах которого взыскатель вправе обратиться в суд за выдачей дубликата исполнительного листа при его утрате (Определение № 305-ЭС20-21635).
В конце обзора дан ответ на вопрос о том, требуется ли соблюдение порядка, установленного в абз. 2 п. 5 ст. 183.19 Закона о банкротстве, возлагающего на арбитражный суд обязанность направить в ЦБР запрос о представлении кандидатуры арбитражного управляющего или СРО, из числа членов которой должно быть избрано такое лицо в деле о банкротстве финансовой организации, при освобождении или отстранении ранее утвержденного судом арбитражного управляющего.
Как отметил ВС, из буквального содержания данной нормы Закона о банкротстве следует, что участие Центрального банка как контрольного органа в процедуре выбора арбитражного управляющего или СРО арбитражных управляющих предусматривается только на стадии принятия арбитражным судом заявления о признании финансовой организации банкротом. «В случае освобождения или отстранения ранее утвержденного судом арбитражного управляющего соблюдение порядка, установленного абз. 2 п. 5 ст. 183.19 Закона о банкротстве, не требуется. Выбор кандидатуры нового арбитражного управляющего в этом случае производится в соответствии с положениями п. 6 ст. 45 Закона о банкротстве», – указал Суд.
