«Прорывные» правовые позиции 2021 года по делам о банкротстве

Уходящий год, на мой взгляд, можно смело назвать «банкротным», поскольку правоприменительная практика высших судов сконцентрировала внимание именно на данной категории споров, иногда разъясняя порядок применения действующих норм, а иногда, по сути, создавая их самостоятельно, одновременно направляя развивающуюся практику в нужное русло.

Думаю, многие согласятся, что самым обсуждаемым в среде адвокатов и юристов, специализирующихся в арбитражной практике, стало Постановление Конституционного Суда РФ от 26 апреля 2021 г. № 15-П, о котором я упоминал в одной из своих заметок на сайте «АГ». Данным постановлением был фактически снят безусловный исполнительский иммунитет в отношении единственного пригодного для проживания должника-гражданина жилого помещения, а также определена возможность его реализации в рамках дела о банкротстве и предоставления должнику так называемого замещающего жилья. До принятия данного постановления решение вопроса о продаже единственного жилья встречало противодействие со стороны арбитражных судов, которые ссылались в том числе на позицию КС¹, отказавшегося в 2012 г. признать неконституционной ст. 446 ГПК РФ, устанавливавшую запрет на обращение взыскания на единственное жилье гражданина, до внесения соответствующих изменений в федеральное законодательство.

Однако в 2021 г. КС, так и не дождавшись внесения указанных изменений, решил самостоятельно исправить ситуацию – с одной стороны, предоставив добросовестным кредиторам возможность преодолеть существующий запрет, а с другой – «закрыв лазейку» для должников, посредством которой те могли избежать погашения долга путем конвертации активов в единственное жилье, зачастую в несколько раз (а то и в десятки) превосходящее разумно необходимую площадь для проживания как должника, так и членов его семьи.

Впоследствии Верховный Суд РФ² подтвердил такую возможность, одновременно разъяснив процессуальный порядок реализации единственного жилья должника. Основное внимание Судебная коллегия по экономическим спорам обратила на следующее: предоставление замещающего жилья не может носить карательный характер; продажа единственного жилья должна иметь явно выраженный экономический эффект для пополнения конкурсной массы и происходить исключительно после регистрации права собственности должника на замещающее жилье.

В 2021 г. Конституционный Суд оказался богат на прорывные позиции, которые существенно повлияли на развитие практики арбитражных судов и судов общей юрисдикции.

Еще одним доказательством тому служит Постановление от 21 мая 2021 г. № 20-П по проверке конституционности положений п. 3.1 ст. 3 Федерального закона «Об обществах с ограниченной ответственностью» в связи с жалобой гражданки Г.В. Карпук, предусматривающее возможность привлечения руководителя исключенного из ЕГРЮЛ юрлица к субсидиарной ответственности. До появления указанного постановления суды привлекали топ-менеджмент к такого рода ответственности в единичных случаях – оспариваемая норма довольно редко помогала кредиторам возвратить долг. Отказывая в удовлетворении требований кредиторов, суды в основном ссылались на недоказанность вины руководителей ООО в невозвращении долгов.

КС тем не менее пресек данную практику, фактически указав на презумпцию вины руководителей исключенных ООО в непогашении кредиторской задолженности и переложив бремя доказывания с заявителей на ответчиков. Если руководитель сможет доказать, что до исключения общества из ЕГРЮЛ он предпринимал действия по погашению задолженности, но по объективным причинам сделать это не удалось – тогда, по мнению Суда, основания для привлечения к субсидиарной ответственности отсутствуют. Однако если ответчик не сможет внятно пояснить, почему долг не был погашен и по какой причине регистрирующий орган исключил общество из Реестра, либо вовсе не явится на судебный процесс, то он подлежит привлечению к субсидиарной ответственности.

Примечательно, что Верховный Суд уже высказывал данную позицию³, причем на несколько месяцев раньше Конституционного Суда. Рассмотренные высшими судами случаи касались взаимоотношений между физическими лицами и руководителями исключенных ООО, т.е. в области, лишь опосредованно связанной с осуществлением предпринимательской деятельности (о чем КС особо упомянул в Постановлении от 21 мая 2021 г. № 20-П). Однако арбитражные суды подхватили данную позицию и стали ее активно применять в отношениях между субъектами предпринимательской деятельности.

Еще один пул судебной практики тоже касается субсидиарной ответственности, но уже в рамках рассмотрения банкротных дел. Я бы назвал его «отраслевым», поскольку основные позиции Верховный Суд сформулировал в двух укрупненных сферах деятельности: ЖКХ и банковском секторе. В обоих случаях можно сказать, что ВС формирует устойчивый тренд отказа в удовлетворении требований о привлечении контролирующих должника лиц к субсидиарной ответственности. В сфере ЖКХ тому есть объективное объяснение, поскольку предприятия, работающие с населением, зачастую функционируют на грани банкротства в связи со значительными временными лагами между моментом возникновения кредиторской задолженности перед ресурсоснабжающими организациями и датой поступления денежных средств от потребителей.

В первом рассмотренном в 2021 г. деле⁴ Судебная коллегия по экономическим спорам обратила внимание на указанный фактор, попутно отметив, что руководитель МУП, обращаясь к собственнику имущества предприятия с заявлениями о критической ситуации, был вправе разумно ожидать, что тот окажет содействие в преодолении кризиса, если такой собственник прямо не указывает на необходимость подачи заявления о банкротстве должника. Аналогичная позиция была также высказана ВС в другом деле⁵, где должником выступало уже не МУП, а ООО, но тоже осуществляющее деятельность в жилищно-коммунальной сфере.

Рассматривая споры о привлечении к субсидиарной ответственности контролирующих лиц несостоятельных банков, ВС также сформировал устойчивую позицию⁶, в соответствии с которой можно привлекать к субсидиарной ответственности лишь при наличии совокупности следующих условий:

• контролирующее лицо извлекает выгоду. Недоказанность факта получения выгоды от неправомерных действий влечет отказ в привлечении к субсидиарной ответственности;
• неправомерные действия контролирующего лица должны вести к банкротству банка. Если не доказано, что действия контролирующего лица могли привести к объективному банкротству (в масштабах деятельности банка), оно освобождается от ответственности;

• формальное участие в исполнительных органах банка – не основание для привлечения к субсидиарной ответственности.

Примечательно, что позиция ВС по третьему пункту противоречит разъяснениям, представленным в п. 6 Постановления Пленума ВС от 21 декабря 2017 г. № 53 относительно отказа в освобождении номинального руководителя от субсидиарной ответственности. Скорее всего, такая позиция Суда объясняется больше политико-правовыми, нежели исключительно правовыми аргументами, – реестр требований несостоятельного банка представляет собой астрономические суммы, объективно неподъемные даже для бывших управленцев банков в случае привлечения их к субсидиарной ответственности.

В течение года Коллегия по экономическим спорам ВС также высказала отдельные позиции по банкротным спорам, точечно корректирующие направление развития судебной практики, в том числе восполняя некоторые законодательные пробелы.

Итак, на какие судебные прецеденты хотелось бы обратить внимание.

Верховный Суд⁷ впервые в этом году высказался о невозможности применения правил о субординации требований аффилированных лиц в деле о банкротстве физлица, попутно отметив: если сомнения относительно реальности требований не устранены, данные требования не подлежат включению в реестр как необоснованные. По мнению Суда, такой механизм, как субординация, возможен лишь в корпоративном банкротстве, когда лицо, предоставляющее компенсационное финансирование в условиях имущественного кризиса должника-юрлица, должно осознавать, что при банкротстве его требования могут быть выведены за реестр.

Верховный и Конституционный суды расширили полномочия контролирующих лиц по оспариванию действий (бездействия) арбитражных управляющих, а также по предъявлению возражений относительно обоснованности требований кредиторов⁸. На мой взгляд, вполне обоснованная позиция, позволяющая добросовестным контролирующим лицам принимать активное участие в рассмотрении обособленных споров, непосредственно затрагивающих их имущественные интересы. Единственное «но» в высказанной позиции – разъяснение может привести к затягиванию процесса со стороны контролирующих лиц, злоупотребляющих процессуальными правами. Однако данное обстоятельство объективно не может лишать либо умалять права контролирующих лиц возражать против необоснованных требований кредиторов и незаконных действий (бездействия) арбитражных управляющих.

В 2021 г. Судебная коллегия по экономическим спорам ВС также высказала примечательную позицию⁹, указав, что в случае отказа заявителя от требований в обособленном споре арбитражный суд, рассматривающий дело о банкротстве, должен предложить иным участвующим в деле лицам заменить такого «отказника». Здесь Судом проведена аналогия с делами о защите прав и интересов группы лиц, поскольку кредиторы по сути своей представляют сообщество, интересы которого могут быть потенциально затронуты вынесенным судебным актом. Поэтому прекращение производства по заявлению в обособленном споре должно происходить с максимальным сохранением процессуальных прав иных кредиторов (помимо заявителя, выразившего суду такой отказ), в том числе путем предоставления им возможности встать на место заявителя.

Еще одним вызвавшим бурные дискуссии в среде банкротных юристов определением¹⁰ Суд изменил очередность уплаты имущественных налогов, начисляемых на залоговое имущество. Сформированной позицией обязанность по уплате указанных налогов поставлена в приоритет перед интересами залогового кредитора, который теперь сможет получить причитающуюся ему сумму не только за вычетом расходов на реализацию предмета залога, но и налогов, начисленных на него в течение процедур банкротства. На мой взгляд, данная позиция вполне логична (даже с учетом ее глубоко фискальной направленности) и позволяет защитить права незалоговых кредиторов, требования которых и так крайне редко удовлетворяются из конкурсной массы должника.

Заслуживает внимания позиция ВС относительно возможности оспаривания отказа от иска по банкротным основаниям¹¹. Не секрет, что в преддверии банкротства должник пытается скрыть активы, к каковым относится и дебиторская задолженность. Так вот представленными в указанном определении разъяснениями предусмотрена возможность кредиторов оспаривать отказ должника от иска о взыскании задолженности с его контрагента. По мнению Суда, если названное действие должника преследовало цель причинить вред конкурсной массе, а равно интересам кредиторов, последние вправе обжаловать судебный акт о прекращении производства по делу.

Высшими судами в уходящем году подверглась сомнению преюдиция судебного акта о взыскании задолженности с должника, на основании которого кредитор в деле о банкротстве включается в реестр. Так, по мнению КС¹², преюдициальное значение таких судебных решений не может быть абсолютным, поскольку установленные судом в рамках ординарного процесса факты могут иметь иное значение в качестве элемента предмета доказывания по банкротному делу. Как полагает ВС¹³, Закон о банкротстве не запрещает суду, рассматривающему требования кредиторов, разрешать разногласия, связанные в том числе с исполнением судебного акта, на основании которого кредитор включается в реестр.

В 2021 г. в Госдуму внесен проект федерального закона (№ 1172553-7), предусматривающий кардинальное изменение положений Закона о банкротстве, который также вызвал дискуссии и массу вопросов – в частности, почему планируется исключить из закона наблюдение, а также как и в каком порядке арбитражные управляющие будут назначаться на процедуры при предлагаемой в законопроекте балльной системе. Полагаю, что прогнозы относительно итогового варианта поправок пока делать рано, но то, что предлагается увидеть в новой редакции Закона о банкротстве, приведет, полагаю, к «перекраиванию» складывающейся судебной практики и вновь заставит участников споров привыкать к и так быстро меняющимся условиям.

В текущем году Конституционный Суд рассмотрел вопрос о конституционности положений ст. 183 АПК РФ и в Постановлении от 22 июля 2021 г. № 40-П предусмотрел возможность индексации присужденных сумм в рамках арбитражного процесса.

Однако наиболее существенным, на мой взгляд, является подготовка проекта постановления Пленума ВС о применении норм АПК в суде первой инстанции, в котором нашли свой ответ наиболее дискуссионные вопросы процессуального характера. В недавнем комментарии совместно с коллегами достаточно подробно рассмотрели указанный документ. Полагаю, что представленные в нем позиции относительно добросовестности при реализации процессуальных прав и исполнении процессуальных обязанностей, по всей видимости позаимствованные из уже существующих разъяснений¹⁴, будут в полной мере способствовать состязательности процесса, а также всестороннему исследованию фактических обстоятельств дела.

Кроме того, особое внимание в проекте уделено актуальному вопросу фальсификации доказательств в арбитражном процессе – согласно представленной редакции документа на арбитражные суды будет возложена обязанность направлять материалы в правоохранительные органы по результатам рассмотрения подобного рода заявлений, что, на мой взгляд, позволит пресечь недобросовестные действия участников споров. Надеюсь, проект будет в ближайшее время принят и сможет в полной мере повлиять на достижение задач арбитражного судопроизводства.

Подытоживая, можно с уверенностью сказать, что судебная практика в 2021 г. была богата на интересные, порой даже неожиданные позиции, что свидетельствует о ее развитии с учетом текущих, быстро меняющихся реалий.