– Гадис Абдуллаевич, в последнее время Конституционный Суд все чаще рассматривает экономические вопросы. Граждане часто жалуются на налоги, на пошлины, на нарушения своих «финансовых прав»?
– Это верная констатация. Хотя дела других категорий, в том числе имеющих отношение к политике, никогда не исчезнут из портфеля КС. Недавно, например, по жалобе бывшего губернатора Челябинской области Михаила Юревича было принято важное решение, касающееся гарантии избирательных прав, смысл которого в том, что нельзя подходить к процедуре регистрации кандидатов с излишним формализмом. И что щепетильность избирательной комиссии, граничащая с мелочностью, неуместна.
Однако нам все чаще приходится решать вопросы, которые кажутся сугубо экономическими, но на самом деле отражают столкновение публичного и частного интересов. А это всегда конституционно-правовая проблематика.
– Вспоминается одно из первых, довольно нашумевших дел такого рода, когда КС принял решение о сроках давности привлечения к налоговой ответственности. А в этом году Суду пришлось вернуться к этой проблеме.
– Да, это был 2005 год, когда мы рассматривали жалобу компании «ЮКОС». Тогда мы посчитали, что в случаях, когда государство намерено наказать тех, кто серьезно нарушал налоговую дисциплину, отчаянно уклоняясь от уплаты налогов, срок давности в три года нужно исчислять в соответствии с правилами, которые создал сам КС и которым он в некотором смысле придал обратную силу. Если налогоплательщик скрывается или мешает налоговым проверкам, то это время не включается в трехгодичный срок. В результате такого решения компания «ЮКОС» фактически исчезла.
Когда Европейский Суд по правам человека (ЕСПЧ) рассматривал это дело, он признал, что по сути решение КС (а значит, и действия российских властей) было обоснованно. Потому что борьба с налоговыми правонарушениями – дело конституционно оправданное.
Недавно это дело как бы «проснулось». Возникла дополнительная жалоба, которая решалась в Европейском Суде коллегией из 7 судей, из них за проголосовали 4, а против – 3. Такое не совсем убедительное решение касалось выплаты возмещения миноритарным акционерам, пострадавшим от действий государства. И нам пришлось его рассматривать в соответствии с новой процедурой, согласно которой КС может проверять исполнимость решений ЕСПЧ. Принимая постановление о том, что это решение ЕСПЧ исполнить невозможно, так как оно противоречит конституционным ценностям, мы опирались на решение 2005 года.
Если бы мы пошли на поводу у Европейского Суда, то нам пришлось бы отказаться от того важного решения, в котором был заложен принцип борьбы с неплательщиками налогов.
– Вы сказали, что решение 2005 года касалось «серьезных» нарушений. А кто должен определить, насколько серьезно уклонение от уплаты налогов в каждом конкретном случае?
– Нарушение нарушению рознь. И решать, в каких случаях должен быть задействован порядок, установленный КС, должны суды общей юрисдикции.
– Можете назвать, какие еще важные решения КС касались столкновений частных и публичных интересов?
– Прежде всего я бы вспомнил решение по жалобе журналистов, в числе которых были и вы, где Суду пришлось сопоставлять избирательные права и права СМИ. Мы тогда впервые столкнулись с ситуацией, когда конфликтуют равноценные конституционные ценности. В конституционном праве нет каких-то догматических правил, чему в таких случаях следует отдавать предпочтение. Право на свободу слова и право на свободные выборы находятся в горизонтальной плоскости. А мы, юристы, привыкли к иерархии норм.
Аналогичная проблема возникла в КС Германии, когда тот отказался исполнять решение ЕСПЧ по знаменитому делу принцессы княжества Монако Каролины фон Ганновер, которая отказалась дать интервью издательству «Бурда». Издательство опубликовало вымышленное интервью с фотографиями из личной жизни. За это суды взыскали с него штраф, посчитав, что фотографии были использованы не для того, чтобы действительно информировать людей, а только чтобы развлечь их, и что право на контроль использования своего изображения в отношении сцен частной жизни имеет преимущественную силу по сравнению с правом на свободу печати.
ЕСПЧ, напротив, руководствовался американским правопониманием. Он сделал вывод, что права СМИ выше всех других прав, тем более прав публичного лица на частную жизнь. И предложил пересмотреть дело.
Но при повторном рассмотрении суды Германии сказали, что Европейский Суд не прав и что в цивилизованной стране право на частную жизнь должно быть выше, если СМИ не расследует преступления, не отражает общественный интерес, а всего лишь развлекает публику. И в таком случае с нарушителя могут быть взысканы штрафные убытки.
О штрафных санкциях идет речь и в решении КС РФ по жалобе правообладателей. Здесь на одной стороне оказался известный певец, любимый русскими женщинами. А на другой – несчастная русская женщина с двумя инвалидами на руках, которая продавала контрафактные диски. С нее взыскали штрафные убытки в размере 800 тысяч рублей. Потом оказалось, что таких женщин-продавцов очень много и что опытные юристы умело обогащаются, составляя иски против предпринимателей, занимающихся розничной торговлей. Суды практически всегда удовлетворяют такие иски, так как торговля контрафактом налицо.
КС оказался перед дилеммой: насколько справедливы такие взыскания? Частный интерес правообладателя, конечно, должен защищаться, но, с другой стороны, женщин-предпринимателей, которых разоряют такие иски, действительно жалко.
Страна может считаться правовым государством, если она защищает частную собственность (включая интеллектуальную) и частные права. Если эти права не соблюдаются, в стране не может быть нормально функционирующей экономики.
После долгих размышлений мы пришли к выводу, что сам по себе институт взыскания штрафных убытков не противоречит Конституции РФ, но одновременно с утилитаристскими соображениями нужно принимать во внимание и этические соображения о справедливости. И что взыскивать с розничного торговца такие убытки недопустимо. Крупные штрафы должны накладываться на изготовителей контрафакта, на посредников, которые закупают и распространяют такой товар оптом, то есть причиняют правообладателю куда больший вред, чем мелкие торговцы, для которых контрафактный товар даже не является профильным.
Беда в том, что производитель находится в Китае, он недосягаем для нашего правосудия. И распространители не могут в порядке регрессного иска взыскать убытки с оптовика. Эту цепочку законодатель фактически разорвал, поэтому «крайними» оказались именно мелкие предприниматели. А применить норму, которая сама по себе вполне разумна, к главному «источнику зла» невозможно.
Готовясь к этому делу, я узнал, что идея о том, что штрафные санкции должны быть не только эффективными, но и справедливыми, пришла из еврейского права, где она была известна 800 лет тому назад.
– Раз уж мы заговорили о справедливости, то не могу не вспомнить решение КС от 24 марта 2017 г. В ряде СМИ вас критиковали за то, что граждан, получивших имущественный налоговый вычет в связи с приобретением квартир, вынудили через несколько лет вернуть деньги, начисленные им по ошибке налоговиков. Разве это справедливо? Разве не должны были отвечать за свою ошибку те, кто ее совершил?
– Суды, которые обязали граждан вернуть налоговый вычет в связи с приобретением квартир, покупка которых осуществлялась за счет безвозмездно предоставленного государственного займа, руководствовались нормами гражданского права. Они расценили получение вычетов как необоснованное обогащение. А в КС сторонники публично-правовой и частноправовой науки долго спорили, можно ли применять ГК РФ, если речь о налогах, то есть о публично-правовой материи, а в НК РФ такая ситуация не предусмотрена. Но в итоге мы все же решили, что незаконное обогащение имело место, так как заявители покупали квартиры не за свои деньги, государственный займ они не погасили, зато получили еще и вычет из использованных ими чужих средств. Поэтому применить нормы гражданского права в такой ситуации не только законно, но и справедливо.
– В марте было вынесено еще одно знаковое решение по делу о проверке конституционности Градостроительного кодекса РФ. КС согласился, что Правила землепользования в городах федерального значения могут утверждаться органами исполнительной власти. Но у вас было свое мнение на этот счет.
– Я написал мнение, так как считаю, что речь идет о механизме борьбы с лоббированием в законодательном органе интересов застройщика. Эта проблема касается не только Санкт-Петербурга. Но, проезжая каждый день мимо строящейся башни «Газпрома», я понимаю, что именно журналисты в свое время не позволили построить так называемую «кукурузину» в центре города. Если бы она оказалась там, это был бы ужас. Все знаменитые здания Санкт-Петербурга казались бы пигмеями на фоне этого современного стеклянного монстра. Благодаря общественности и статье 6 Устава СПб «Городские традиции» удалось избежать худшего варианта.
Опираясь на свой эмпирический опыт, я сделал вывод, что процедура решения таких вопросов должна быть максимально сложной. А когда решение принимает исполнительная власть, происходит неминуемое упрощение. И как можно большее количество инстанций должны выступать в качестве баланса. В своем мнении я описал, как должны в такой ситуации действовать законодатели. И они, кстати, уже заявили, что намерены внести изменения в нормативные акты города.
– В Москве, кстати, схожая ситуация. Правда, мэрия хочет подстраховаться с помощью федерального закона. Но законопроект уже активно критикуют, причем не только общественность, но и, например, Государственно-правовое управление Президента РФ.
– Об этом я пока предпочел бы не говорить, так как закон о так называемой реновации может стать предметом рассмотрения в КС.
– А вы можете прокомментировать отказ КС рассмотреть жалобу адвоката на норму, позволяющую чиновникам самостоятельно решать, какие сведения являются необходимыми адвокату для оказания юридической помощи?
– Это отказное определение основано на прецедентных решениях КС. Ранее КС указал, что именно может позволить себе адвокат в силу своего статуса, а когда его статус неприменим. В данном случае адвокату отказались представить сведения ограниченного доступа, которые, как сказано в судебных решениях, не могут быть предоставлены по запросу адвоката, не имеющего доверенности от правообладателя.
– Однако эксперты, анализировавшие определение КС, сделали вывод, что из-за него право на сбор сведений, необходимых для оказания адвокатом юридической помощи, становится декларативным.
– Я знаю, что адвокаты недовольны этим решением. Что ж делать, иногда наши взгляды расходятся, хотя в большинстве случаев мы стараемся поддержать адвокатское сообщество, считая его своим первым помощником.
Адвокаты – это не просто наши коллеги, это люди, которые, пользуясь нашими решениями, придают нам, судьям КС, легитимность. И нам бы не хотелось обижать адвокатов, но в конкретной жалобе требовалось установить конкретные обстоятельства дела, что выходит за рамки компетенции КС РФ.
– Вы не раз публиковали свои особые мнения по тому или иному решению. Скажите, а имеют ли какое-то практическое значение эти особые мнения? Или они интересны только юристам-аналитикам?
– Я-то как раз считаю, что такие мнения, не только особые, имеют очень большое значение. И в моей практике были случаи, когда особое мнение впоследствии трансформировалось в решение КС.
Когда КС рассматривал жалобу душевнобольного гражданина Штукатурова на ряд статей ГПК РФ, позволяющих признать нездорового человека либо полностью недееспособным, либо полностью дееспособным, я написал свое мнение. В нем критиковалось отсутствие промежуточных вариантов, оттенков психического состояния. Такой черно-белый подход впоследствии был признан неприемлемым Европейским Судом. И это правильно. Даже знаменитый «Черный квадрат» Казимира Малевича не является абсолютно черным, в нем множество оттенков цвета. А когда мы имеем дело не с холстом, а с человеком, следует максимально внимательно оценивать все тонкости душевного состояния. Ни один человек не является полностью здоровым, даже мы с вами. А психически больной порой может отвечать за свои действия. И наше законодательство не должно делать изгоями людей, которые могут работать, могут осознавать окружающий мир, даже голосовать на выборах.
Через два года появилась аналогичная жалоба гражданки Деловой – уже на ст. 29 ГК РФ. Мне даже предложили не участвовать в ее рассмотрении, так как я уже выразил свое мнение по этому вопросу. Я на заседание не пошел, но КС принял постановление , в котором говорится, что «неспособность при осуществлении определенных прав и обязанностей в полной мере понимать значение своих действий или руководить ими далеко не всегда означает, что гражданин не в состоянии принимать осознанные самостоятельные решения во всех сферах социальной жизни и совершать юридически значимые действия». То есть моя позиция была воспринята коллегами. После этого в ГК РФ внесли изменения. Пусть не самые лучшие, пусть скрепя сердце, но все же внесли. И это своего рода удар по отечественной психиатрии, привыкшей оперировать черно-белыми категориями.
Кстати, в этих делах принимали участие очень хорошие питерские адвокаты Д.Г. Бартенев и О.Е. Лаврентьева, имеющие как медицинское, так и юридическое образование. И их работа, несомненно, сказалась на итоговом решении КС.
– Вспоминаю также ваше особое мнение по жалобе Алексея Шилова, где вы написали, что не любая степень родства должна автоматически влечь признание лиц взаимозависимыми. Этот факт надо устанавливать судом.
– Есть формальный подход к правосудию, а есть неформальный. Очевидно, что родство не носит упречного характера. Суд всегда должен выяснить, в какой степени родство может повлечь риск для аффилированных лиц. Это вообще одна из родовых проблем нашего правосудия, принимающего порой формально правильное, а по сути бесполезное решение. Данная проблема особенно заметно проявляется в налоговых взаимоотношениях, когда юридические лица совершают вполне законное действие, но для всех ясно, что оно служит одной-единственной цели – не заплатить налог. И тогда суды начинают объяснять, что имеет место злоупотребление правом, что право цессии законодатель придумал не для того, чтобы избежать уплаты налога. А если суд вспоминает концепцию социального служения права, то он возвращает нас во времена советского Гражданского кодекса, в котором воспринята идея французских солидаристов начала XX века, что у каждого субъективного права в обществе есть свое предназначение. Эта идея попала в ГК РСФСР благодаря Александру Гойхбаргу, вдохновителю советского законодательства.
– Одно из ваших особых мнений касалось роли уставных судов в субъектах РФ. Но они, похоже, не стали заметным элементом нашего правосудия.
– Когда-то я создавал КС Дагестана. К сожалению, он сейчас не очень загружен, как и многие другие уставные суды. Это обидно. На эти суды тратятся средства из региональных бюджетов. И даже поговаривают о том, чтобы их распустить. Споров между ветвями власти стало совсем мало, а полномочия по защите прав граждан осуществляют суды общей юрисдикции.
К нам приезжали коллеги из конституционных судов земель Германии. Там в штате один председатель, а остальные члены суда собираются по необходимости и работают на общественных началах. Это более рациональный подход. И работы у них предостаточно.
Есть конституционно-правовые вопросы, которые не могут решить суды общей юрисдикции. Их должны решать КС России и уставные суды субъектов РФ, которые, в свою очередь, могут в случае необходимости обратиться к нам.
Вместе с тем есть уставные суды, которые активно работают и рассматривают довольно интересные жалобы. Например, в Калининградской области, в Карелии. А в Свердловской области Уставной суд рассматривает большей частью споры по правилам землепользования и застройки.
– Принятие 15-го протокола и сокращение полномочий Европейского Суда – это откат от глобализации права или намек со стороны России, что нам не очень подходят лекала, используемые ЕСПЧ?
– Я много думал об этом. Упомянутый вами процесс происходит на фоне кризисных явлений в международном праве. Я не говорю о кризисе права, но источники кризисных явлений налицо, они находятся не только в России, в США или в какой-то другой стране. Происходит углубление противоречий в обществе. Или, как тонко заметил Валерий Зорькин, «мир устал от мира». Обстановка нагнетается, как это было перед Первой мировой войной. Мы можем констатировать, что отношения России с ЕСПЧ – это всего лишь отражение имеющихся противоречий. Так же как и споры между КС и ЕСПЧ – их не может не быть в такой ситуации.
Можно выпустить много критических стрел в адрес ЕСПЧ, они часто бывают не правы. Случай с КС ФРГ, о котором мы говорили, тому примером. И сейчас особенно заметно, что в эпоху интернета важность частной жизни возрастает, так как приватность исчезает. А свобода слова не может быть абсолютной, когда наряду со СМИ есть блоги, социальные сети и пр. Свобода слова, не связанная юридическими и государственными границами, вступает в столкновение с ценностями, которые имеют границы.
И все-таки мы стараемся искать компромисс между высшими судами, понимая, что наша страна получила огромную пользу от Европейского Суда. Причем пользу получили не юристы, а наши граждане, которые реально расширили возможность судебной защиты своих прав. И за это мы должны низко поклониться европейскому праву, вообще европейской цивилизации. Ведь Россия – это европейская страна, несмотря на большое влияние Востока. И никто никогда не сможет убедить меня в обратном.
