Повод для
написания этой статьи был вполне себе традиционным. В № 2 журнала «Уголовный
процесс» за 2016 год на глаза попалась ссылка на решение Президиума Камчатского
краевого суда по делу № 44-У-10, которое меня крайне заинтересовало и одновременно
поставило передо мной вопрос: а какое поведение защитника в сложившейся
правовой ситуации является законным, обоснованным и профессиональным?
Для детализации ситуации я «посетил» путем интернета Камчатский краевой суд, где уточнил следующее.
Так, в рамках кассационного производства Президиум Камчатского краевого суда отменил заочное постановление районного суда, которым в отношении гр-на Н. было отменено условное осуждение. Основанием к такому решению кассационной инстанции явилось то обстоятельство, что приглашенный судом в порядке ч. 3 ст. 51 УПК РФ адвокат А., изучив материалы дела и установив в них зафиксированные факты нарушения порядка отбывания наказания осужденным Н., а равно в связи с тем, что осужденный Н. скрылся от контроля уголовно-исполнительной инспекции (далее – УИИ), заявил в суде о наличии оснований для удовлетворения представления УИИ об отмене условного осуждения и его замене реальным лишением свободы. Такое поведение защитника было признано Президиумом Камчатского краевого суда не соответствующим требованиям ч. 1 ст. 49 УПК РФ, так как заявленная защитником позиция противоречила общим принципам уголовно-процессуального закона, не соответствовала назначению защитника в уголовном судопроизводстве, что свидетельствует о нарушении права на защиту осужденного[1].
Итак, право на защиту поругано: что делать? Есть ли в действиях адвоката А. признаки нарушения Кодекса профессиональной этика адвоката? Есть ли безусловный алгоритм добросовестного поведения адвоката в такой правовой ситуации?
Сразу сделаю оговорку для желающих повесить ярлык до того момента, как они осилят весь текст: я согласен с решением Президиума Камчатского краевого суда, считаю его законным и обоснованным.
А вот процессуальное поведение адвоката А. квалифицировать как непрофессиональное и заслуживающее безусловного порицания адвокатским сообществом я бы воздержался. Более того, я бы отметил находчивость коллеги, может, даже и непредумышленную, и вот по каким основаниям.
Проще простого сказать, что защитник осужденного не может в процессе занимать позицию, противоречащую интересам его подзащитного. Но, как следует из описания обстоятельств дела, рассмотрение представления УИИ было заочным в отсутствие скрывшегося осужденного Н., что, собственно, и являлось одним из доказательств обоснованности представления инспекции. Адвокат А. был приглашен судом в порядке ст. 51 УПК РФ непосредственно в судебное заседание, где впервые столкнулся с материалами, на основании которых ставился вопрос о нарушениях осужденным Н. порядка отбытия условного наказания и которые, к слову сказать, были уже сформированы заинтересованной стороной – все той же УИИ. Очевидно, что, кроме материалов, так или иначе подтверждающих доводы инспекции, там ничего не было.
Из возможных к заявлению ходатайств в сложившейся ситуации в арсенале защитника имеется только ходатайство об ознакомлении с материалами инспекции, на что вряд ли суд даст время, исчисляемое сутками. Иных, предусмотренных законом оснований для заявления ходатайства об отложении судебного разбирательства у защитника А. просто не было, равно как не было фактических временных возможностей встретиться с родственниками отсутствующего и пока еще условно осужденного Н. и выяснить какие-либо обстоятельства, которые бы могли опровергнуть утверждения УИИ относительно злостного нарушения гражданином Н. порядка отбывания условного наказания.
Какую же позицию в этом случае должен занимать защитник, в особенности в том случае, когда рассматриваемыми материалами дела и реальными фактическими обстоятельствами подтверждается нарушение лицом порядка условного отбывания наказания?
Позиция В.Д. Спасовича, призывающего «… воспользоваться всеми способами защиты» и «…стараться хоть на волос уменьшить ответственность», автору известна и с ней он тоже не спорит. Вопрос, каким способом в данном конкретном случае?
Требование п. 3 ч. 4 ст. 6 Федерального закона № 63-ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации», не допускающего адвокату занимать позицию вопреки воле доверителя, за исключением случаев, когда адвокат убежден в наличии самооговора, здесь не применимо, так как «воля доверителя» умышленно отсутствует вместе с ее носителем в судебном заседании и защитник может только предполагать ее содержание, исходя из режима максимального благоприятствования правам и свободам этого лица.
Процессуальный механизм благоприятствования защите (favor defensionis) освобождает защитника и от бремени доказывания необоснованности доводов уголовно-исполнительной инспекции, что позволяет защитнику просто заявить в суде о несогласии с ее предложениями, не опускаясь до какой-либо мотивировки своей позиции.
Однако такое сверхформальное поведение защитника, очевидно, не увеличит шансов остаться на свободе заочно защищаемому им лицу, а напротив, такое поведение только легитимизирует любое решение суда, так как налицо будет соблюдение конституционного принципа (ч. 3 ст. 123 Конституции РФ) состязательности и равноправия сторон при отправлении правосудия.
Как следует из вышеупомянутого в обзоре апелляционной и кассационной практики Камчатского краевого суда решения, основанием для рассмотрения этого дела Президиумом стала кассационная жалоба нового защитника осужденного Н.
А теперь ответьте себе на вопрос: был бы достижим подобный результат при кассационном обжаловании, если бы защитник А. грубо и нарочито не нарушил право на защиту отсутствующего подзащитного, согласившись с доводами УИИ, а, напротив, формально выступил бы с возражениями относительно доводов инспекции? Ответ, на мой взгляд, очевиден.
Вот именно поэтому я и призывал не торопиться с осуждением подобного поведения коллеги. Оно помогло отменить, казалось бы, незыблемое с точки зрения законности и обоснованности судебное решение, состоявшееся в квазисостязательном процессе: при отсутствии осужденного и фактической и юридической невозможности адвоката, приглашенного судом в порядке ст. 51 УПК РФ, каким-либо законным образом противостоять этому. Но у него получилось.
А какое поведение защитника в этой ситуации, по-вашему, было бы законным, обоснованным и профессиональным? Вопрос, как я понимаю, можно считать дискуссионным?
P.S. У такого, на первый взгляд, непрофессионального поведения защитника есть еще один позитивный момент, который заключается в весьма ярком высвечивании абсолютно, на мой взгляд, не допустимой для суда эдакой правовой и процессуальной всеядности, при которой отсутствие возражений со стороны защитника при очевидной ситуации ухудшения положения представляемого им лица не вызывает никаких возражений с стороны суда первой инстанции, не порождает дополнительных сомнений в законности отправляемого правосудия, а напротив, способствует уверенности в вынесении, по сути, заведомо незаконного решения.
Для детализации ситуации я «посетил» путем интернета Камчатский краевой суд, где уточнил следующее.
Так, в рамках кассационного производства Президиум Камчатского краевого суда отменил заочное постановление районного суда, которым в отношении гр-на Н. было отменено условное осуждение. Основанием к такому решению кассационной инстанции явилось то обстоятельство, что приглашенный судом в порядке ч. 3 ст. 51 УПК РФ адвокат А., изучив материалы дела и установив в них зафиксированные факты нарушения порядка отбывания наказания осужденным Н., а равно в связи с тем, что осужденный Н. скрылся от контроля уголовно-исполнительной инспекции (далее – УИИ), заявил в суде о наличии оснований для удовлетворения представления УИИ об отмене условного осуждения и его замене реальным лишением свободы. Такое поведение защитника было признано Президиумом Камчатского краевого суда не соответствующим требованиям ч. 1 ст. 49 УПК РФ, так как заявленная защитником позиция противоречила общим принципам уголовно-процессуального закона, не соответствовала назначению защитника в уголовном судопроизводстве, что свидетельствует о нарушении права на защиту осужденного[1].
Итак, право на защиту поругано: что делать? Есть ли в действиях адвоката А. признаки нарушения Кодекса профессиональной этика адвоката? Есть ли безусловный алгоритм добросовестного поведения адвоката в такой правовой ситуации?
Сразу сделаю оговорку для желающих повесить ярлык до того момента, как они осилят весь текст: я согласен с решением Президиума Камчатского краевого суда, считаю его законным и обоснованным.
А вот процессуальное поведение адвоката А. квалифицировать как непрофессиональное и заслуживающее безусловного порицания адвокатским сообществом я бы воздержался. Более того, я бы отметил находчивость коллеги, может, даже и непредумышленную, и вот по каким основаниям.
Проще простого сказать, что защитник осужденного не может в процессе занимать позицию, противоречащую интересам его подзащитного. Но, как следует из описания обстоятельств дела, рассмотрение представления УИИ было заочным в отсутствие скрывшегося осужденного Н., что, собственно, и являлось одним из доказательств обоснованности представления инспекции. Адвокат А. был приглашен судом в порядке ст. 51 УПК РФ непосредственно в судебное заседание, где впервые столкнулся с материалами, на основании которых ставился вопрос о нарушениях осужденным Н. порядка отбытия условного наказания и которые, к слову сказать, были уже сформированы заинтересованной стороной – все той же УИИ. Очевидно, что, кроме материалов, так или иначе подтверждающих доводы инспекции, там ничего не было.
Из возможных к заявлению ходатайств в сложившейся ситуации в арсенале защитника имеется только ходатайство об ознакомлении с материалами инспекции, на что вряд ли суд даст время, исчисляемое сутками. Иных, предусмотренных законом оснований для заявления ходатайства об отложении судебного разбирательства у защитника А. просто не было, равно как не было фактических временных возможностей встретиться с родственниками отсутствующего и пока еще условно осужденного Н. и выяснить какие-либо обстоятельства, которые бы могли опровергнуть утверждения УИИ относительно злостного нарушения гражданином Н. порядка отбывания условного наказания.
Какую же позицию в этом случае должен занимать защитник, в особенности в том случае, когда рассматриваемыми материалами дела и реальными фактическими обстоятельствами подтверждается нарушение лицом порядка условного отбывания наказания?
Позиция В.Д. Спасовича, призывающего «… воспользоваться всеми способами защиты» и «…стараться хоть на волос уменьшить ответственность», автору известна и с ней он тоже не спорит. Вопрос, каким способом в данном конкретном случае?
Требование п. 3 ч. 4 ст. 6 Федерального закона № 63-ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации», не допускающего адвокату занимать позицию вопреки воле доверителя, за исключением случаев, когда адвокат убежден в наличии самооговора, здесь не применимо, так как «воля доверителя» умышленно отсутствует вместе с ее носителем в судебном заседании и защитник может только предполагать ее содержание, исходя из режима максимального благоприятствования правам и свободам этого лица.
Процессуальный механизм благоприятствования защите (favor defensionis) освобождает защитника и от бремени доказывания необоснованности доводов уголовно-исполнительной инспекции, что позволяет защитнику просто заявить в суде о несогласии с ее предложениями, не опускаясь до какой-либо мотивировки своей позиции.
Однако такое сверхформальное поведение защитника, очевидно, не увеличит шансов остаться на свободе заочно защищаемому им лицу, а напротив, такое поведение только легитимизирует любое решение суда, так как налицо будет соблюдение конституционного принципа (ч. 3 ст. 123 Конституции РФ) состязательности и равноправия сторон при отправлении правосудия.
Как следует из вышеупомянутого в обзоре апелляционной и кассационной практики Камчатского краевого суда решения, основанием для рассмотрения этого дела Президиумом стала кассационная жалоба нового защитника осужденного Н.
А теперь ответьте себе на вопрос: был бы достижим подобный результат при кассационном обжаловании, если бы защитник А. грубо и нарочито не нарушил право на защиту отсутствующего подзащитного, согласившись с доводами УИИ, а, напротив, формально выступил бы с возражениями относительно доводов инспекции? Ответ, на мой взгляд, очевиден.
Вот именно поэтому я и призывал не торопиться с осуждением подобного поведения коллеги. Оно помогло отменить, казалось бы, незыблемое с точки зрения законности и обоснованности судебное решение, состоявшееся в квазисостязательном процессе: при отсутствии осужденного и фактической и юридической невозможности адвоката, приглашенного судом в порядке ст. 51 УПК РФ, каким-либо законным образом противостоять этому. Но у него получилось.
А какое поведение защитника в этой ситуации, по-вашему, было бы законным, обоснованным и профессиональным? Вопрос, как я понимаю, можно считать дискуссионным?
P.S. У такого, на первый взгляд, непрофессионального поведения защитника есть еще один позитивный момент, который заключается в весьма ярком высвечивании абсолютно, на мой взгляд, не допустимой для суда эдакой правовой и процессуальной всеядности, при которой отсутствие возражений со стороны защитника при очевидной ситуации ухудшения положения представляемого им лица не вызывает никаких возражений с стороны суда первой инстанции, не порождает дополнительных сомнений в законности отправляемого правосудия, а напротив, способствует уверенности в вынесении, по сути, заведомо незаконного решения.
[1] Обзор апелляционной и кассационной практики Камчатского краевого суда по рассмотрению уголовных дел и иных материалов за 3 квартал 2015 года // Электронный ресурс //http://oblsud.kam.sudrf.ru/modules.php?name=docum_sud&id=2553(дата обращения 24.02.16).
