В последние три года активно развивается правоприменительная практика в области банкротства, в частности институт оспаривания сделок, заключенных юридическим лицом – банкротом.
Конкурсные управляющие и кредиторы находят все новые способы и основания, позволяющие суду расторгнуть сделки должника с третьими лицами. Суды при оценке доказательств, связанных с оспариванием сделок по отчуждению имущества банкрота, тоже более не ограничиваются формальным подходом и проверяют все этапы таких сделок, начиная от наличия у покупателя подтвержденных доходов или источников денежных средств и заканчивая сведениями о связях продавца и покупателя в соцсетях и Интернете.
Согласно статистическому бюллетеню ЕФРСБ за 2020 г., доля удовлетворенных заявлений об оспаривании сделок в рамках процедуры банкротства демонстрирует постоянный рост и составляет 45% (для рассмотренных заявлений). То есть расторгается практически каждая вторая оспариваемая сделка банкрота.
Простота оспаривания сделок приводит к тому, что управляющие и кредиторы оспаривают любые сделки, в которых можно хоть что-то получить, независимо от наличия у сделки пороков. В таких случаях риски конкурсного управляющего сведены к нулю, поскольку ответственность за подачу необоснованного заявления об оспаривании сделки фактически отсутствует, при этом налицо потенциальная возможность возврата в конкурсную массу имущества и его последующей реализации.
Казалось бы, такие тенденции можно только приветствовать – доля оспоренных сделок возрастает, в конкурсную массу должника возвращается имущество, которое направляется на погашение долгов. Однако в связи с возросшей легкостью оспаривания стали особенно явными пробелы законодательства в этой сфере, позволяющие как конкурсному управляющему, так и кредиторам злоупотреблять предоставленным правом. Причем такие злоупотребления приводят к необоснованному нарушению прав добросовестных приобретателей имущества банкрота и не приносят выгоды кредиторам.
Одним из самых популярных специальных «банкротных» оснований оспаривания сделки должника является ее неравноценность – то есть реализация третьему лицу по цене, отличающейся от рыночной.
Представим ситуацию, когда гражданин приобрел у банкрота земельный участок за 800 тыс. руб., при этом кадастровая стоимость участка составляет 1,5 млн руб. Это само по себе является формальным основанием для оспаривания сделки в ходе процедуры банкротства, хотя, как известно юристам, сталкивающимся с определением реальной рыночной стоимости имущества, кадастровая стоимость далеко не всегда соответствует рыночной, а иногда отличается от нее в десятки раз.
Далее конкурсный управляющий обращается в суд с иском о признании сделки недействительной в связи с неравноценностью. Суд в свою очередь назначает оценочную экспертизу. Нередко такие экспертизы поручаются постоянному оценщику конкурсного управляющего, с которым последний сотрудничает, и в задачи такого оценщика входит не объективное установление стоимости имущества, а «подгонка» результатов под цели и задачи управляющего. В итоге «рыночная» стоимость участка может в несколько раз превысить реальную.
Суд, руководствуясь результатами экспертизы, признает сделку недействительной и применяет последствия ее недействительности, возвращая имущество в конкурсную массу и включая в реестр требование покупателя участка, который лишился и денег, и имущества на сумму 800 тыс. руб.
Казалось бы, справедливость восторжествовала: имущество, реализованное «за полцены», возвращено в конкурсную массу, а добросовестный покупатель включен в реестр наравне с другими кредиторами должника. Однако зачастую это приводит лишь к убыткам как должника, так и добросовестного приобретателя.
Нередки ситуации, когда имущество, оцененное в ходе спора в одну сумму, реализуется по цене в несколько раз ниже той, которую уплатил добросовестный приобретатель. То есть, продолжая пример, имущество, оцененное в ходе спора вдвое выше покупной цены (1,6 млн руб.), в итоге может быть реализовано спустя полтора года и несколько торгов за 350 тыс. руб. Очевидно, что такая ситуация не принесет пользы ни должнику, ни кредиторам, ни добросовестному покупателю, поскольку полученный в результате долг перед добросовестным покупателем более чем вдвое превысит прибыль должника, и это без учета значительных расходов на оценку и проведение торгов, а также времени, затраченного конкурсным управляющим на все названные процедуры.
Более того, данный механизм используется недобросовестными конкурсными управляющими для отъема ликвидного имущества у добросовестного покупателя и его последующей реализации по заниженной цене лицам, аффилированным с управляющим.
Представляется, что проблему можно решить, запретив продажу имущества в процедуре банкротства по цене ниже той, которую уплатил добросовестный приобретатель. Если стоимость имущества на торгах опускается до этой отметки, добросовестный покупатель вправе вернуть указанное имущество в свою собственность, погасив тем самым долг и восстановив нарушенные права.
Целесообразно, на мой взгляд, также приравнять добросовестного покупателя к залоговому кредитору – с такими же правами.
Введение такой нормы в Закон о банкротстве, на мой взгляд, приведет к тому, что конкурсный управляющий, понимая реальную рыночную стоимость имущества, просто не станет оспаривать сделку по такому основанию, как «неравноценность», в случае реального отсутствия у нее этого порока.
Текущая ситуация вызывает обоснованную тревогу, поскольку никакой добросовестный приобретатель не может быть уверен, что у него не отнимут имущество, приобретенное у будущего банкрота за разумную рыночную цену. Это повышает риски и приводит к дестабилизации рынка. Любые рациональные действия приобретателя – например, оценка имущества перед покупкой, анализ истории контрагента и т.д., – не могут гарантировать, что в будущей процедуре банкротства, введенной, к примеру, спустя несколько лет, приобретенное имущество не будет переоценено по цене, несколько превышающей покупную. Думаю, если бы добросовестный покупатель знал, что в худшем случае он станет залоговым кредитором с потенциально высокой возможностью возврата имущества или затраченных на его приобретение денежных средств, он с гораздо большим доверием относился бы к подобным сделкам.