Навеяно прочтением труда Лон Л. Фуллера «Мораль права». Хотелось бы поделиться основными тезисами, которые выделил для себя, а также мыслями, возникающими после прочтения.
Должен заметить, что к этой книге отношусь с большим пиететом и трепетом. От ее прочтения получаешь колоссальное удовольствие, ответы на некоторые вопросы, повисшие в воздухе, и значительно расширяешь кругозор. Пожалуй, она может стать настольной книгой для каждого интересующегося вопросами права и морали, морали права, морального императива права, морали долга, канонами права, цивилизацией права, законностью, верховенством права...
Фуллер Лон Л. Мораль права / Лон Л. Фуллер; пер. с англ. Т. Даниловой под ред. А. Куряева. М.: ИРИС ЭН, 2007. 308 с.
Мораль и право. Мораль стремления и мораль долга
Мораль, как и право, контролирует человеческое поведение при помощи норм. Она тоже стремится к тому, чтобы нормы были ясными, не противоречили друг другу и были понятны тем, кто должен их соблюдать.
При соотношении права и морали автор выделяет мораль стремления и мораль долга.
Мораль долга обличена в приказы. Мораль стремления говорит словами не приказа, но похвалы, доброго совета и поощрения. На мой взгляд, это очень трудно соотнести с законодательством, основа которого – регламентация любых общественных отношений и установление ответственности. Возникает вопрос, перед кем или чем человек несет ответственность: перед обществом, перед государством или перед законом?
Мораль стремления представляет собой мораль человеческого стремления. Она не может отказать людям в том, что они люди, не отрекаясь от самой себя. Мораль долга «можно было бы уподобить правилам грамматики»; мораль стремления – «правилам, установленным критиками для оценки изящества и совершенства произведения». Мораль долга неизбежно должна включать в себя критерии, заимствованные из морали стремления.
В морали долга наказания должны иметь приоритет перед наградами. Мы не хвалим человека и не чествуем его за то, что он поступает соответственно минимальным требованиям общественной жизни.
В морали стремления, которая стремится к вершине, награда и похвала должны играть ту роль, которую наказание и неодобрение играют в морали долга.
Разделяющая линия служит важнейшей границей между двумя типами морали. Если мораль долга заходит выше надлежащей ей области, железная рука навязанной обязанности может задушить эксперимент, вдохновение и спонтанность. Если мораль стремления вторгается в область долга, люди могут начать взвешивать и оценивать свои обязательства по своим собственным критериям, и дело может дойти до того, что поэт утопит в реке свою жену, будучи уверен (возможно, вполне обоснованно), что без нее он сможет лучше писать стихи.
Получается, что то общество процветает и счастливо, где законодательство основывается именно на морали стремления, а не морали долга?
По мнению Фуллера, центральный и неоспоримый принцип заключается в том, чтобы устанавливать, поддерживать и охранять целостность каналов коммуникации, посредством которых люди передают друг другу то, что они воспринимают, ощущают и желают. В этом вопросе мораль стремления предлагает не просто добрый совет и вызов, побуждающий стремиться к совершенству. Здесь она говорит тем повелительным голосом, который мы привыкли слышать от морали долга. И если люди прислушаются, то этот голос, в отличие от морали долга, будет слышен поверх границ и барьеров, которые сегодня отделяют людей друг от друга.
Следовательно, мораль, подобно морали права, должна быть именно моралью стремления, а не моралью долга.
Основной вопрос автора: кого охватывает моральное сообщество – то, в рамках которого люди имеют долг друг перед другом и могут осмысленно разделять друг с другом свои стремления? Или кого считать членом группы «своих»? И сам же на него отвечает: решение может быть найдено в морали стремления. Самое красноречивое выражение этой возможности мы находим в Библии. Мораль долга, изложенная в Ветхом Завете, включает заповедь «Возлюби своего ближнего как самого себя».
В моральное сообщество не следует включать всех, а следует стремиться увеличивать это сообщество при каждой возможности и в конечном счете включить в него всех людей доброй воли.
Вопрос о том, где заканчивается долг, – одна из наиболее трудных задач социальной философии. Ее решение содержит огромную оценочную составляющую, и потому неизбежны различия мнений.
Внешняя и внутренняя мораль
Автор проводит различие между внешней и внутренней моралью права. Эти два типа морали взаимодействуют друг с другом.
Внутренняя мораль права равно охватывает и мораль долга, и мораль стремления, в значительной степени она мораль стремления, а не долга.
Внутренняя моральность права возлагает на граждан моральную обязанность подчиняться нормам права. Именно наличие внутренней моральности права и является основанием возложения на граждан моральной обязанности следовать установленным правилам. Если сравнить это положение с концепцией Г.Л.А. Харта, то можно получить ключевое расхождение.
В отличие от Харта, под естественными правилами Фуллер понимает условия, которые необходимы для самого существования права.
Внутренняя мораль права требует, чтобы существовали правила, чтобы эти правила были известны и чтобы их соблюдали те, на кого возложено проведение их в жизнь. Пребывание на вершине иерархии подчиненности не освобождает законодательный орган от обязанности соответствовать требованиям внутренней морали права, более того, лишь усиливает эту обязанность.
Императив внутренней морали права в отношении закона об объективной ответственности состоит не в том, чтобы отменить требование закона за невозможностью его исполнения, а в том, чтобы определить с максимально возможной точностью род деятельности, который обременяется особой, дополнительной юридической ответственностью.
При попытке с этим разобраться не нашел для себя ответ на вопрос: что находится между моралью долга и моралью стремления, между внутренней и внешней моралью права? Возможно зона сомнений, где они встречаются?
Каноны права и верховенство права
Концепция естественного права Фуллера основывается на признании восьми принципов «внутренней морали» права (desiderata) (восемь канонов права):
1) всеобщность (все правовые системы без исключения строятся на моральных нормах и представлениях);
2) открытость (моральные законы открыты для всех и каждого);
3) предсказуемость (имеется в виду запрет на обратную силу закона);
4) ясность и понятность (опять же имеются в виду нравственные законы);
5) непротиворечивость (принцип непротиворечивости является обязательным условием жизненности и эффективности любой моральной и, следовательно, правовой системы);
6) недопущение невыполнимых требований (другими словами, любой закон имеет смысл только тогда, когда он может быть выполнен);
7) стабильность (законы не должны часто изменяться, и всякая моральная система отличается исторической устойчивостью, резистентностью к нововведениям);
8) единство политики и права (расхождения декларируемых правил и принципов с реальными действиями со стороны государства и правительств подрывают всю систему правовой регуляции общества).
Например, закон не должен предписывать невозможное. Таким нарушением являются законы, создающие объективную уголовную ответственность, когда человек может быть признан виновным в преступлении, притом что он действовал с должной осторожностью и не имел преступных намерений. В нынешние времена такие законы наиболее широко применяются в сфере государственного регулирования экономики, здравоохранения и правил техники безопасности, хотя нередко объективная уголовная ответственность предусмотрена и в областях, имеющих отношение к владению наркотиками, оборудования для азартных игр и запрещенных видов алкогольных напитков.
Все они служат средствами для достижения единой цели, и в меняющихся обстоятельствах оптимальное сочетание этих средств может быть разным. С этим, кстати, был согласен Р. Дворкин: «Я согласен с заключением Фуллера о том, что для создания (или, что столь же важно, применения) любого, даже плохого права, требуется некоторая мера соответствия его восьми канонам права» (Dworkin, «Philosophy, Morality, and Law – Observations Prompted by Professor Fuller's Novel Claim»).
Что касается верховенства права, то Фуллер пишет: сама сущность верховенства права состоит в том, что, предпринимая действия в отношении гражданина (например, заключая его в тюрьму или объявляя недействительным документ, свидетельствующий о праве собственности), государство честно применяет нормы, заблаговременно провозглашенные в качестве таковых, которым гражданин должен следовать и которые определяют его права и обязанности. Если принцип верховенства права не означает этого, то он не означает ничего.
Именно согласованность официальных действий с законом является наиболее сложным desiderata, составляющих внутреннюю мораль права.
Если сделать закон известным, последовательным и ясным, следить за тем, чтобы решения должностного лица соответствовали закону, то для соблюдения этих требований человеку требуется всего лишь ориентация определенного рода достижений, а не просто предостережение его от вредных деяний. И здесь мы вновь наблюдаем отсылку к морали стремления.
Как и Р. Дворкин, Фуллер уделяет внимание герменевтике. По его мнению, «проблема истолкования занимает жизненно важное, центральное место во внутренней морали права. Она, как никакая другая проблема, показывает, что сама природа задачи поддержания законности связана с сотрудничеством».
Если спросить, а что все это значит? Для чего это все нужно? Какой в этом смысл?
Я бы ответил так. Изучение комплексных требований внутренней морали права может углубить наше понимание моральных проблем в целом. В частности, решение проблем, которые неизбежно возникают перед каждым юристом при попытке достижения законности, ее поддержания, а также оказания влияния на правовую реальность.
Ведь, говоря словами Фуллера, способность разрабатывать институты и процедуры для решения возникающих проблем представляет собой главное отличительное свойство цивилизованного общества. В любом случае такая способность и есть тот основной инструмент, при помощи которого у цивилизации есть надежда выжить в радикально меняющемся мире. А это уже касается каждого цивилизованного человека и юриста.
Должен заметить, что к этой книге отношусь с большим пиететом и трепетом. От ее прочтения получаешь колоссальное удовольствие, ответы на некоторые вопросы, повисшие в воздухе, и значительно расширяешь кругозор. Пожалуй, она может стать настольной книгой для каждого интересующегося вопросами права и морали, морали права, морального императива права, морали долга, канонами права, цивилизацией права, законностью, верховенством права...
Фуллер Лон Л. Мораль права / Лон Л. Фуллер; пер. с англ. Т. Даниловой под ред. А. Куряева. М.: ИРИС ЭН, 2007. 308 с.
Мораль и право. Мораль стремления и мораль долга
Мораль, как и право, контролирует человеческое поведение при помощи норм. Она тоже стремится к тому, чтобы нормы были ясными, не противоречили друг другу и были понятны тем, кто должен их соблюдать.
При соотношении права и морали автор выделяет мораль стремления и мораль долга.
Мораль долга обличена в приказы. Мораль стремления говорит словами не приказа, но похвалы, доброго совета и поощрения. На мой взгляд, это очень трудно соотнести с законодательством, основа которого – регламентация любых общественных отношений и установление ответственности. Возникает вопрос, перед кем или чем человек несет ответственность: перед обществом, перед государством или перед законом?
Мораль стремления представляет собой мораль человеческого стремления. Она не может отказать людям в том, что они люди, не отрекаясь от самой себя. Мораль долга «можно было бы уподобить правилам грамматики»; мораль стремления – «правилам, установленным критиками для оценки изящества и совершенства произведения». Мораль долга неизбежно должна включать в себя критерии, заимствованные из морали стремления.
В морали долга наказания должны иметь приоритет перед наградами. Мы не хвалим человека и не чествуем его за то, что он поступает соответственно минимальным требованиям общественной жизни.
В морали стремления, которая стремится к вершине, награда и похвала должны играть ту роль, которую наказание и неодобрение играют в морали долга.
Разделяющая линия служит важнейшей границей между двумя типами морали. Если мораль долга заходит выше надлежащей ей области, железная рука навязанной обязанности может задушить эксперимент, вдохновение и спонтанность. Если мораль стремления вторгается в область долга, люди могут начать взвешивать и оценивать свои обязательства по своим собственным критериям, и дело может дойти до того, что поэт утопит в реке свою жену, будучи уверен (возможно, вполне обоснованно), что без нее он сможет лучше писать стихи.
Получается, что то общество процветает и счастливо, где законодательство основывается именно на морали стремления, а не морали долга?
По мнению Фуллера, центральный и неоспоримый принцип заключается в том, чтобы устанавливать, поддерживать и охранять целостность каналов коммуникации, посредством которых люди передают друг другу то, что они воспринимают, ощущают и желают. В этом вопросе мораль стремления предлагает не просто добрый совет и вызов, побуждающий стремиться к совершенству. Здесь она говорит тем повелительным голосом, который мы привыкли слышать от морали долга. И если люди прислушаются, то этот голос, в отличие от морали долга, будет слышен поверх границ и барьеров, которые сегодня отделяют людей друг от друга.
Следовательно, мораль, подобно морали права, должна быть именно моралью стремления, а не моралью долга.
Основной вопрос автора: кого охватывает моральное сообщество – то, в рамках которого люди имеют долг друг перед другом и могут осмысленно разделять друг с другом свои стремления? Или кого считать членом группы «своих»? И сам же на него отвечает: решение может быть найдено в морали стремления. Самое красноречивое выражение этой возможности мы находим в Библии. Мораль долга, изложенная в Ветхом Завете, включает заповедь «Возлюби своего ближнего как самого себя».
В моральное сообщество не следует включать всех, а следует стремиться увеличивать это сообщество при каждой возможности и в конечном счете включить в него всех людей доброй воли.
Вопрос о том, где заканчивается долг, – одна из наиболее трудных задач социальной философии. Ее решение содержит огромную оценочную составляющую, и потому неизбежны различия мнений.
Внешняя и внутренняя мораль
Автор проводит различие между внешней и внутренней моралью права. Эти два типа морали взаимодействуют друг с другом.
Внутренняя мораль права равно охватывает и мораль долга, и мораль стремления, в значительной степени она мораль стремления, а не долга.
Внутренняя моральность права возлагает на граждан моральную обязанность подчиняться нормам права. Именно наличие внутренней моральности права и является основанием возложения на граждан моральной обязанности следовать установленным правилам. Если сравнить это положение с концепцией Г.Л.А. Харта, то можно получить ключевое расхождение.
В отличие от Харта, под естественными правилами Фуллер понимает условия, которые необходимы для самого существования права.
Внутренняя мораль права требует, чтобы существовали правила, чтобы эти правила были известны и чтобы их соблюдали те, на кого возложено проведение их в жизнь. Пребывание на вершине иерархии подчиненности не освобождает законодательный орган от обязанности соответствовать требованиям внутренней морали права, более того, лишь усиливает эту обязанность.
Императив внутренней морали права в отношении закона об объективной ответственности состоит не в том, чтобы отменить требование закона за невозможностью его исполнения, а в том, чтобы определить с максимально возможной точностью род деятельности, который обременяется особой, дополнительной юридической ответственностью.
При попытке с этим разобраться не нашел для себя ответ на вопрос: что находится между моралью долга и моралью стремления, между внутренней и внешней моралью права? Возможно зона сомнений, где они встречаются?
Каноны права и верховенство права
Концепция естественного права Фуллера основывается на признании восьми принципов «внутренней морали» права (desiderata) (восемь канонов права):
1) всеобщность (все правовые системы без исключения строятся на моральных нормах и представлениях);
2) открытость (моральные законы открыты для всех и каждого);
3) предсказуемость (имеется в виду запрет на обратную силу закона);
4) ясность и понятность (опять же имеются в виду нравственные законы);
5) непротиворечивость (принцип непротиворечивости является обязательным условием жизненности и эффективности любой моральной и, следовательно, правовой системы);
6) недопущение невыполнимых требований (другими словами, любой закон имеет смысл только тогда, когда он может быть выполнен);
7) стабильность (законы не должны часто изменяться, и всякая моральная система отличается исторической устойчивостью, резистентностью к нововведениям);
8) единство политики и права (расхождения декларируемых правил и принципов с реальными действиями со стороны государства и правительств подрывают всю систему правовой регуляции общества).
Например, закон не должен предписывать невозможное. Таким нарушением являются законы, создающие объективную уголовную ответственность, когда человек может быть признан виновным в преступлении, притом что он действовал с должной осторожностью и не имел преступных намерений. В нынешние времена такие законы наиболее широко применяются в сфере государственного регулирования экономики, здравоохранения и правил техники безопасности, хотя нередко объективная уголовная ответственность предусмотрена и в областях, имеющих отношение к владению наркотиками, оборудования для азартных игр и запрещенных видов алкогольных напитков.
Все они служат средствами для достижения единой цели, и в меняющихся обстоятельствах оптимальное сочетание этих средств может быть разным. С этим, кстати, был согласен Р. Дворкин: «Я согласен с заключением Фуллера о том, что для создания (или, что столь же важно, применения) любого, даже плохого права, требуется некоторая мера соответствия его восьми канонам права» (Dworkin, «Philosophy, Morality, and Law – Observations Prompted by Professor Fuller's Novel Claim»).
Что касается верховенства права, то Фуллер пишет: сама сущность верховенства права состоит в том, что, предпринимая действия в отношении гражданина (например, заключая его в тюрьму или объявляя недействительным документ, свидетельствующий о праве собственности), государство честно применяет нормы, заблаговременно провозглашенные в качестве таковых, которым гражданин должен следовать и которые определяют его права и обязанности. Если принцип верховенства права не означает этого, то он не означает ничего.
Именно согласованность официальных действий с законом является наиболее сложным desiderata, составляющих внутреннюю мораль права.
Если сделать закон известным, последовательным и ясным, следить за тем, чтобы решения должностного лица соответствовали закону, то для соблюдения этих требований человеку требуется всего лишь ориентация определенного рода достижений, а не просто предостережение его от вредных деяний. И здесь мы вновь наблюдаем отсылку к морали стремления.
Как и Р. Дворкин, Фуллер уделяет внимание герменевтике. По его мнению, «проблема истолкования занимает жизненно важное, центральное место во внутренней морали права. Она, как никакая другая проблема, показывает, что сама природа задачи поддержания законности связана с сотрудничеством».
Если спросить, а что все это значит? Для чего это все нужно? Какой в этом смысл?
Я бы ответил так. Изучение комплексных требований внутренней морали права может углубить наше понимание моральных проблем в целом. В частности, решение проблем, которые неизбежно возникают перед каждым юристом при попытке достижения законности, ее поддержания, а также оказания влияния на правовую реальность.
Ведь, говоря словами Фуллера, способность разрабатывать институты и процедуры для решения возникающих проблем представляет собой главное отличительное свойство цивилизованного общества. В любом случае такая способность и есть тот основной инструмент, при помощи которого у цивилизации есть надежда выжить в радикально меняющемся мире. А это уже касается каждого цивилизованного человека и юриста.
