В начале августа депутаты С.М. Миронов и О.Л. Михеев внесли в Госдуму проект федерального закона «О внесении изменения в статью 73 Уголовного кодекса РФ в части отмены применения условного осуждения к лицам, совершившим коррупционные преступления». Согласно тексту данного законопроекта, ст. 73 УК предлагается дополнить запретом на применение условного осуждения за преступления, предусмотренные ст. 201, 204, 285–286, 289, 290, 292, 292.1, 299–301, 303, 305 УК РФ. Среди прочего, речь идет о коммерческом подкупе, злоупотреблении должностными полномочиями, нецелевом расходовании бюджетных средств, превышении должностных полномочий, незаконном участии в предпринимательской деятельности, получении взятки, служебном подлоге, незаконной выдаче паспорта гражданина РФ, привлечении заведомо невиновного к уголовной ответственности, незаконном освобождении от уголовной ответственности.
В пояснительной записке к данному законопроекту говорится, что он направлен на «усиление защиты гражданина и общества от преступлений коррупционной направленности». «Безнаказанность коррупционеров, а именно так в общественном сознании воспринимается условное осуждение, умаляет авторитет органов публичной власти», – отмечают авторы проекта.
Чтобы разобраться, насколько оправдана указанная законодательная инициатива, считаю целесообразным высказать ряд соображений общего характера по вопросу об условном осуждении. Сегодня данный институт известен законодательству и судебной практике большинства современных стран. Правда, в зарубежных странах это правовое явление порой именуют иначе («пробация» – в УК штата Нью-Йорк; «условная отсрочка наказания» – в УК ФРГ; и т.д.). Российское имя этого феномена – «условное осуждение» – вряд ли может считаться оптимальным, так как осуждают человека при применении ст. 73 УК отнюдь не условно, а безусловно. Суд назначает наказание, которое, при наличии определенных условий, реально не исполняется. Поэтому условным является не осуждение, а наказание. Но термин «условное осуждение» в нашем законе и лексиконе прижился и на его неточность уже давно никто не обращает внимания (отдельные буквоеды не в счет).
Упомяну также, что в дореволюционном уголовном законодательстве России данный институт отсутствовал, так как большинство видных криминалистов того времени отрицало его пользу, указывая, что условное осуждение подрывает принцип неотвратимости наказания. Впервые же институт условного осуждения был введен Декретом о суде № 2 в 1918 г. и с тех пор прочно обосновался в уголовном законодательстве России.
На сегодняшний день важность и необходимость института условного осуждения не оспаривается. Открытым остается лишь вопрос о пределах его использования. И ответ на данный вопрос позволяет, как представляется, дать надлежащую оценку упомянутому выше законопроекту.
Первоначальная редакция ст. 73 УК 1996 г. допускала применение условного осуждения за любые преступления, т.е. никаких запретов на тот момент не было. Такое решение разработчики УК 1996 г. мотивировали тем, что условное осуждение – продуктивная мера, порой более эффективная, нежели наказания, альтернативные лишению свободы. И суд, по их мнению, сам должен разбираться, когда с учетом данных о личности преступника она будет оправдана, а когда – нет. В то же время уже на этапе принятия УК начали раздаваться сначала робкие, а затем все более уверенные и решительные возражения против такого подхода. Ряд ученых открыто заявили, что нельзя признать правильным широкое применение условного осуждения к осужденным за некоторые тяжкие и особо тяжкие преступления. Они считают недопустимым превращать исключение из правила о неотвратимости наказания (а ст. 73 УК – это, действительно, очевидное исключение) в само правило. И ведь первые 7–8 лет после принятия УК доля условного осуждения не опускалась в России ниже 50% от общего числа осужденных. Ничего себе исключение!
Поэтому постепенно в среде отечественных правоведов возобладала точка зрения, с которой я солидарен, о том, что сферу применения условного осуждения необходимо ограничить в самом уголовном законе. В свое время в кандидатской диссертации, защищенной в 2002 г., я приводил примеры, когда суды, пользуясь вседозволенностью ст. 73 УК, к условным срокам приговаривали виновных в убийстве! Очевидно, что уголовный закон не может предоставлять столь широкие дискреционные полномочия суду.
Наконец, к законодателю пришло осознание того, что нужно исправлять ситуацию. И «первой ласточкой» на этом пути стало дополнение в 2003 г. ч. 1 ст. 73 УК указанием о том, что условное осуждение применяется при назначении лишения свободы лишь на срок до восьми лет. Дальше – больше: круг запретов ширился. Согласно действующей редакции ч. 1 ст. 73 УК условное осуждение не назначается: осужденным за преступления против половой неприкосновенности несовершеннолетних, не достигших четырнадцатилетнего возраста; осужденным за преступления, предусмотренные, ч. 1 и 2 ст. 205.1, ст. 205.2, ч. 2 ст. 205.4, ч. 1–3 ст. 206, ст. 360 УК; при опасном или особо опасном рецидиве; и т.д.
С учетом изложенного в законодательных инициативах, направленных на ограничение сферы применения условного осуждения, на мой взгляд, есть рациональное зерно. И принцип справедливости, и идея неотвратимости наказания, и задачи предупреждения преступности, и интересы потерпевших диктуют необходимость применения к преступнику не виртуальной меры, а реального наказания, предусмотренного санкцией уголовного закона. Другое дело, что такого рода инициативы должны быть взвешенными, а предлагаемые ограничения разумными. К сожалению, законопроект С.М. Миронова и О.Л. Михеева, внесенный в Госдуму, указанным требованиям отвечает, как представляется, далеко не в полной мере.
Во-первых, несмотря на все заявления о борьбе с коррупцией, далеко не все преступления, за совершение которых авторами законопроекта предлагается наказывать исключительно реально, являются коррупционными. Понятие коррупции дано в ст. 1 Федерального закона 2008 г. «О противодействии коррупции» и, например, ст. 286, 292, 299, 303, 305 УК к проявлениям коррупции, согласно данному закону, не относятся. При этом явные коррупционные преступления, например, посредничество во взяточничестве (ст. 291.1 УК), по труднообъяснимым причинам оказались вне предлагаемого перечня. Такое впечатление, что законопроект готовился впопыхах.
Во-вторых, о непозволительной скороспелости данного проекта свидетельствуют и его явные внутренние противоречия. Например, с одной стороны, предлагается запретить применение условного осуждения к лицам, виновным в передаче предмета коммерческого подкупа (ч. 1 и ч. 2 ст. 204 УК), а с другой стороны, ничего не говорится о взяткодателях (ст. 291 УК), опасность и коррупционная составляющая действий которых явно выше первых.
В-третьих, считаю недопустимым и несправедливым вводить ограничения на применение условного осуждения безотносительно к опасности того или иного преступления. В предлагаемом перечне, в нарушение принципа справедливости и здравого смысла, уживаются преступления небольшой тяжести (ч. 1 ст. 204 УК и др.), средней тяжести (ч. 1 ст. 285 и т.п.), тяжкие (ч. 3 ст. 286 и др.) и особо тяжкие (например, ч. 5 и 6 ст. 290 УК). Очевидно, что если законодатель оценивает степень опасности того же служебного подлога (ст. 292 УК) относительно невысоко, то логически необъяснимо и контрпродуктивно запрещать назначать условные сроки виновным в этом преступлении.
В-четвертых, давно доказано, что казуистический способ изложения нормы проигрывает по большинству параметров абстрактному. Первым это обстоятельство проигнорировал законодатель, когда стал в ст. 73 УК вносить казуистические правки, указывая отдельные статьи Кодекса, при осуждении по которым запрещено применять условное осуждение. Этот пример оказался заразителен и вслед за правотворцем авторы обсуждаемого законопроекта предлагают дополнить круг запретов отдельными коррупционными (а на поверку оказывается и псевдокоррупционными тоже) преступлениями. Не понятно, однако, зачем идти по казуистичному пути, заведомо грешащему пробельностью? Неужели только с педофилией и коррупцией плохи дела в нашей стране? Неужели все хорошо с динамикой убийств, наркопреступлений, организованной преступностью и терроризмом, фальшивомонетничеством и т.д., и т.п.?
Учитывая, что мерилом общественной опасности того или иного преступления является грозящее за него наказание (санкция), а строгость санкции предопределяет категорию преступления, гораздо продуктивнее, на мой взгляд, вводить ограничения на применение ст. 73 УК в привязке к категории преступления (в отдельных случаях – к размеру наказания в санкции). Так, давно напрашивается, по моему мнению, введение запрета на применение условного осуждения за все особо тяжкие преступления, что автоматически исключит возможность получения условного срока наиболее опасными коррупционерами (осуждаемыми по ч. 8 ст. 204, ч. 5 и 6 ст. 290, ч. 4 и 5 ст. 291 УК и т.д.). В этой связи не могу отдать должное авторам Теоретической модели УК, еще в 1987 г. прописавшим в своем проекте УК запрет на применение условного осуждения к лицам, совершившим особо тяжкие преступления. Кстати, аналогичное предписание закреплено и в ст. 73 Модельного УК для стран СНГ.
Подводя же итог оцениваемому законопроекту, не могу удержаться от риторического вопроса: когда некоторые наши политики перестанут заниматься популизмом, особенно в разгар выборов, и предлагаемые ими поправки в УК РФ будут, действительно, продуманными, взвешенными, отвечающими социальным реалиям и законам логики?
В пояснительной записке к данному законопроекту говорится, что он направлен на «усиление защиты гражданина и общества от преступлений коррупционной направленности». «Безнаказанность коррупционеров, а именно так в общественном сознании воспринимается условное осуждение, умаляет авторитет органов публичной власти», – отмечают авторы проекта.
Чтобы разобраться, насколько оправдана указанная законодательная инициатива, считаю целесообразным высказать ряд соображений общего характера по вопросу об условном осуждении. Сегодня данный институт известен законодательству и судебной практике большинства современных стран. Правда, в зарубежных странах это правовое явление порой именуют иначе («пробация» – в УК штата Нью-Йорк; «условная отсрочка наказания» – в УК ФРГ; и т.д.). Российское имя этого феномена – «условное осуждение» – вряд ли может считаться оптимальным, так как осуждают человека при применении ст. 73 УК отнюдь не условно, а безусловно. Суд назначает наказание, которое, при наличии определенных условий, реально не исполняется. Поэтому условным является не осуждение, а наказание. Но термин «условное осуждение» в нашем законе и лексиконе прижился и на его неточность уже давно никто не обращает внимания (отдельные буквоеды не в счет).
Упомяну также, что в дореволюционном уголовном законодательстве России данный институт отсутствовал, так как большинство видных криминалистов того времени отрицало его пользу, указывая, что условное осуждение подрывает принцип неотвратимости наказания. Впервые же институт условного осуждения был введен Декретом о суде № 2 в 1918 г. и с тех пор прочно обосновался в уголовном законодательстве России.
На сегодняшний день важность и необходимость института условного осуждения не оспаривается. Открытым остается лишь вопрос о пределах его использования. И ответ на данный вопрос позволяет, как представляется, дать надлежащую оценку упомянутому выше законопроекту.
Первоначальная редакция ст. 73 УК 1996 г. допускала применение условного осуждения за любые преступления, т.е. никаких запретов на тот момент не было. Такое решение разработчики УК 1996 г. мотивировали тем, что условное осуждение – продуктивная мера, порой более эффективная, нежели наказания, альтернативные лишению свободы. И суд, по их мнению, сам должен разбираться, когда с учетом данных о личности преступника она будет оправдана, а когда – нет. В то же время уже на этапе принятия УК начали раздаваться сначала робкие, а затем все более уверенные и решительные возражения против такого подхода. Ряд ученых открыто заявили, что нельзя признать правильным широкое применение условного осуждения к осужденным за некоторые тяжкие и особо тяжкие преступления. Они считают недопустимым превращать исключение из правила о неотвратимости наказания (а ст. 73 УК – это, действительно, очевидное исключение) в само правило. И ведь первые 7–8 лет после принятия УК доля условного осуждения не опускалась в России ниже 50% от общего числа осужденных. Ничего себе исключение!
Поэтому постепенно в среде отечественных правоведов возобладала точка зрения, с которой я солидарен, о том, что сферу применения условного осуждения необходимо ограничить в самом уголовном законе. В свое время в кандидатской диссертации, защищенной в 2002 г., я приводил примеры, когда суды, пользуясь вседозволенностью ст. 73 УК, к условным срокам приговаривали виновных в убийстве! Очевидно, что уголовный закон не может предоставлять столь широкие дискреционные полномочия суду.
Наконец, к законодателю пришло осознание того, что нужно исправлять ситуацию. И «первой ласточкой» на этом пути стало дополнение в 2003 г. ч. 1 ст. 73 УК указанием о том, что условное осуждение применяется при назначении лишения свободы лишь на срок до восьми лет. Дальше – больше: круг запретов ширился. Согласно действующей редакции ч. 1 ст. 73 УК условное осуждение не назначается: осужденным за преступления против половой неприкосновенности несовершеннолетних, не достигших четырнадцатилетнего возраста; осужденным за преступления, предусмотренные, ч. 1 и 2 ст. 205.1, ст. 205.2, ч. 2 ст. 205.4, ч. 1–3 ст. 206, ст. 360 УК; при опасном или особо опасном рецидиве; и т.д.
С учетом изложенного в законодательных инициативах, направленных на ограничение сферы применения условного осуждения, на мой взгляд, есть рациональное зерно. И принцип справедливости, и идея неотвратимости наказания, и задачи предупреждения преступности, и интересы потерпевших диктуют необходимость применения к преступнику не виртуальной меры, а реального наказания, предусмотренного санкцией уголовного закона. Другое дело, что такого рода инициативы должны быть взвешенными, а предлагаемые ограничения разумными. К сожалению, законопроект С.М. Миронова и О.Л. Михеева, внесенный в Госдуму, указанным требованиям отвечает, как представляется, далеко не в полной мере.
Во-первых, несмотря на все заявления о борьбе с коррупцией, далеко не все преступления, за совершение которых авторами законопроекта предлагается наказывать исключительно реально, являются коррупционными. Понятие коррупции дано в ст. 1 Федерального закона 2008 г. «О противодействии коррупции» и, например, ст. 286, 292, 299, 303, 305 УК к проявлениям коррупции, согласно данному закону, не относятся. При этом явные коррупционные преступления, например, посредничество во взяточничестве (ст. 291.1 УК), по труднообъяснимым причинам оказались вне предлагаемого перечня. Такое впечатление, что законопроект готовился впопыхах.
Во-вторых, о непозволительной скороспелости данного проекта свидетельствуют и его явные внутренние противоречия. Например, с одной стороны, предлагается запретить применение условного осуждения к лицам, виновным в передаче предмета коммерческого подкупа (ч. 1 и ч. 2 ст. 204 УК), а с другой стороны, ничего не говорится о взяткодателях (ст. 291 УК), опасность и коррупционная составляющая действий которых явно выше первых.
В-третьих, считаю недопустимым и несправедливым вводить ограничения на применение условного осуждения безотносительно к опасности того или иного преступления. В предлагаемом перечне, в нарушение принципа справедливости и здравого смысла, уживаются преступления небольшой тяжести (ч. 1 ст. 204 УК и др.), средней тяжести (ч. 1 ст. 285 и т.п.), тяжкие (ч. 3 ст. 286 и др.) и особо тяжкие (например, ч. 5 и 6 ст. 290 УК). Очевидно, что если законодатель оценивает степень опасности того же служебного подлога (ст. 292 УК) относительно невысоко, то логически необъяснимо и контрпродуктивно запрещать назначать условные сроки виновным в этом преступлении.
В-четвертых, давно доказано, что казуистический способ изложения нормы проигрывает по большинству параметров абстрактному. Первым это обстоятельство проигнорировал законодатель, когда стал в ст. 73 УК вносить казуистические правки, указывая отдельные статьи Кодекса, при осуждении по которым запрещено применять условное осуждение. Этот пример оказался заразителен и вслед за правотворцем авторы обсуждаемого законопроекта предлагают дополнить круг запретов отдельными коррупционными (а на поверку оказывается и псевдокоррупционными тоже) преступлениями. Не понятно, однако, зачем идти по казуистичному пути, заведомо грешащему пробельностью? Неужели только с педофилией и коррупцией плохи дела в нашей стране? Неужели все хорошо с динамикой убийств, наркопреступлений, организованной преступностью и терроризмом, фальшивомонетничеством и т.д., и т.п.?
Учитывая, что мерилом общественной опасности того или иного преступления является грозящее за него наказание (санкция), а строгость санкции предопределяет категорию преступления, гораздо продуктивнее, на мой взгляд, вводить ограничения на применение ст. 73 УК в привязке к категории преступления (в отдельных случаях – к размеру наказания в санкции). Так, давно напрашивается, по моему мнению, введение запрета на применение условного осуждения за все особо тяжкие преступления, что автоматически исключит возможность получения условного срока наиболее опасными коррупционерами (осуждаемыми по ч. 8 ст. 204, ч. 5 и 6 ст. 290, ч. 4 и 5 ст. 291 УК и т.д.). В этой связи не могу отдать должное авторам Теоретической модели УК, еще в 1987 г. прописавшим в своем проекте УК запрет на применение условного осуждения к лицам, совершившим особо тяжкие преступления. Кстати, аналогичное предписание закреплено и в ст. 73 Модельного УК для стран СНГ.
Подводя же итог оцениваемому законопроекту, не могу удержаться от риторического вопроса: когда некоторые наши политики перестанут заниматься популизмом, особенно в разгар выборов, и предлагаемые ими поправки в УК РФ будут, действительно, продуманными, взвешенными, отвечающими социальным реалиям и законам логики?
