В настоящее время Советом при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека обсуждается вопрос о целесообразности корректировки существующей практики изменения меры пресечения подсудимому при вынесении обвинительного приговора судом первой инстанции. В частности, члены Совета пришли к выводу, что изменение меры пресечения, избранной на досудебной стадии, на более строгую в целях обеспечения не вступившего в силу приговора суда, до принятия решения по делу судом апелляционной инстанции, противоречит положениям и общим принципам уголовно-процессуального законодательства. В связи с этим председатель СПЧ Михаил Федотов направил главе Верховного Суда Вячеславу Лебедеву и Уполномоченному по правам человека в Российской Федерации Татьяне Москальковой предложения по внесению изменения в законодательство.
В обращении отмечается, что для приведения судебной практики в соответствие с общими принципами уголовно-процессуального законодательства целесообразно внести изменения в УПК РФ, а также в п. 57 Постановления Пленума ВС РФ от 19 декабря 2013 г. № 41 «О практике применения судами законодательства о мерах пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста и залога».
СПЧ предлагает закрепить в нормах закона то, что в целях обеспечения исполнения приговора подсудимому может быть избрана мера пресечения только в виде домашнего ареста, которая будет утрачивать силу с момента вступления приговора в силу. Также Совет предлагает дополнить ст. 247 УПК РФ положением, предусматривающим возможность помещения подсудимого, в отношении которого избрана мера пресечения в виде содержания под стражей, в защитную кабину только в том случае, если он обвиняется в совершении особо тяжких насильственных преступлений. Такое уточнение обусловлено тем, что «защитные кабины», предусмотренные рядом подзаконных актов, отсутствуют на уровне федерального закона, что может быть расценено как унижение человеческого достоинства.
Поводом для обсуждения стало резонансное дело в отношении врача-гематолога Елены Мисюриной, которой было назначено наказание в виде двух лет лишения свободы и которая в целях обеспечения исполнения приговора была взята под стражу в зале суда. Таким образом, ранее избранная мера пресечения в виде подписки о невыезде и надлежащем поведении была изменена на более строгую меру, при том что ранее избранная мера не нарушалась.
«Предложение председателя СПЧ могу только поддержать. Действительно, на практике регулярно возникают ситуации, когда меру пресечения, в случае назначения по приговору суда наказания, связанного с лишением свободы, меняют на содержание под стражу», – сообщил старший партнер АБ «ЗКС» Андрей Гривцов. Эксперт также предложил законодательно прописать процедуру обжалования решения об избрании меры пресечения сразу же после постановления обвинительного приговора. Он пояснил, что при подобном «отдельном» обжаловании меры пресечения до обжалования приговора по существу вышестоящие суды ссылаются на невозможность этого: «Исключения в виде дел в отношении Навального и Мисюриной лишь выбиваются из общей судебной практики и не свидетельствуют о какой-то положительной тенденции». Адвокат считает, что внесение законодательного изменения позволит разрешить проблему.
Впрочем, по мнению адвоката АП Ярославской области Артема Иванчина, инициатива СПЧ имеет не только достоинства, но и недостатки. «Если руководствоваться логикой Михаила Федотова, ссылающегося на презумпцию невиновности, то до вступления приговора в силу обвиняемого вообще нельзя заключать под стражу. Однако очевидна порочность подобного рассуждения. Арест обвиняемого для обеспечения исполнения приговора в будущем никоим образом не нарушает презумпцию невиновности», – пояснил он.
Эксперт также отметил, что на практике имеется множество случаев, когда неприменение меры пресечения в виде заключения под стражу на досудебной стадии уголовного процесса делало невозможным исполнение приговора по причине сокрытия обвиняемого от следствия и суда. «Порой такое можно наблюдать даже по особо тяжким преступлениям. В итоге страдают не только интересы правосудия, но и права потерпевших, так и не дождавшихся заслуженной кары преступника. Другое дело, что арест обвиняемого как крайняя (наиболее репрессивная) мера пресечения должен применяться при наличии веских оснований, которые, собственно говоря, и сейчас четко названы в УПК РФ», – прокомментировал Артем Иванчин.
Также адвокат указал на то, что в равной мере и ст. 299, и ст. 308 УПК РФ не обязывают суд в каждом конкретном случае осуждения к реальному лишению свободы изменять меру пресечения на арест: «Этот вопрос находится в сфере дискреционных полномочий суда, все зависит от наличия соответствующих оснований и личности подсудимого». При этом Артем Иванчин согласился, что в практике не единичны случаи, когда суды после вынесения обвинительного приговора суда с лишением свободы на небольшой срок, когда основания для изменения мягкой меры пресечения на арест отсутствуют, что называется, «на автомате» тут же постановляют взять человека под стражу – по его мнению, такая практика является в корне неверной.
Председатель МКА «Каневский, Чургулия и партнеры» Герман Каневский также отметил, что на практике судьи достаточно часто при назначении наказания, связанного с лишением свободы, изменяют ранее избранную меру пресечения в виде подписки о невыезде, домашнем аресте или залоге на содержание под стражей. При этом эксперт заметил, что отсутствует единообразный подход судов к вопросу самостоятельного обжалования вопроса изменения меры пресечения до рассмотрения апелляционной жалобы на сам приговор.
Андрей Гривцов также поддержал и инициативу главы СПЧ по вопросу внесения изменений в УПК в части недопустимости содержания в «клетках» подсудимых: «Соответствующая практика имеется во многих странах, и, мне кажется, будет справедливо перенять это и в наших судах».
Герман Каневский также согласился с тем, что содержание подозреваемых, обвиняемых, подсудимых и осужденных в металлических клетках и стеклянных кабинах должно носить исключительных характер, диктоваться исключительно созданием безопасных условий для рассмотрения судами уголовных дел при наличии угрозы безопасности участников процесса.
Эксперт привел примеры из международной практики: «Некоторые другие государства-участники Европейской конвенции по правам человека используют “клетки” по соображениям безопасности при некоторых обстоятельствах или в некоторых судах. Например, в суде тяжких преступлений в Албании обвиняемый может быть помещен в место, огражденное металлическими прутьями. Имеется один зал судебных заседаний в Сербии – в окружной (центральной) тюрьме г. Белграда, используемый в качестве дополнительного зала судебных заседаний Высокого суда в г. Белграде, в котором имеется место, огражденное металлическими прутьями и пуленепробиваемым стеклом. Во Франции некоторые суды используют стеклянные кабины, которые в редких случаях усиливаются стальными тросами и используются по решению председательствующего судьи. В Латвии, хотя в некоторых судах до сих пор имеются металлические клетки, эта практика постепенно отмирает. В Италии металлические клетки, установленные в 1980-х годах для предполагаемых членов мафиозных или террористических групп, более не используются».
В то же время Артем Иванчин также считает, что эта инициатива заслуживает внедрения в УПК РФ, однако лишь после соответствующей доработки. «Идея о применении “клеток” в строго ограниченных и оговоренных в УПК РФ случаях сама по себе заслуживает одобрения. В то же время круг этих случаев вряд ли оправдано ограничивать лишь обвинением в совершении особо тяжких насильственных преступлений, как предлагает Михаил Федотов. Это могут быть и случаи, когда подсудимый уже предпринимал попытку сокрытия от следствия и суда, наличествуют признаки особо тяжкого рецидива и т.д.», – считает эксперт.
