В 2014 г. третейский суд удовлетворил иск компании «ИНЖСТРОЙИНВЕСТ» к обществу «ИДЕАЛ» о взыскании денежных средств. В связи с неисполнением ответчиком данного решения арбитражный суд выдал исполнительный лист на его принудительное исполнение.
Спустя два года в отношении ответчика, признанного банкротом, было открыто конкурсное производство (дело № А40-153840/2015). Требование одного из кредиторов должника – гражданки Арины Замаро – суд включил в третью очередь реестра требований. Впоследствии она обжаловала определение арбитражного суда по выдаче исполнительного листа «ИНЖСТРОЙИНВЕСТ» в кассацию, ссылаясь на нарушения норм материального и процессуального права.
Кассационная инстанция отказала Арине Замаро в восстановлении пропущенного процессуального срока на подачу жалобы и прекратила производство по ней. При этом суд указал, что заявление гражданки о включении в реестр требований кредиторов было принято к производству определением суда от 12 октября 2016 г. Следовательно, именно с этой даты она имела возможность пользоваться своими процессуальными правами – в том числе знакомиться с материалами дела в части предъявленных всеми кредиторами требований и возражений. Однако заявительница подала жалобу 7 марта 2018 г. – по истечении процессуального срока, не представив при этом уважительных причин его пропуска. Впоследствии окружной суд подтвердил законность этого решения.
Не согласившись с данной позицией, Арина Замаро подала кассационную жалобу в ВС. Изучив материалы дела № А40-177772/2014, Верховный Суд со ссылкой на п. 24 Постановления Пленума ВАС РФ от 22 июня 2012 г. № 35 отметил, что кредитор по делу о банкротстве вправе оспаривать судебные акты, подтверждающие наличие и обоснованность требований других кредиторов.
Также он напомнил изложенные в ряде судебных актов высших инстанций правовые позиции по вопросу доказывания нарушений публичного порядка по заявлениям третьих лиц – конкурсных кредиторов – в делах о принудительном исполнении решений третейских судов: «Возможность конкурсных кредиторов в деле о банкротстве доказать необоснованность требования другого кредитора, подтвержденного решением третейского суда, обычно объективным образом ограничена, поэтому предъявление к ним высокого стандарта доказывания привело бы к неравенству таких кредиторов. При рассмотрении подобных споров конкурсному кредитору достаточно представить суду доказательства prima facie, подтвердив существенность сомнений в наличии долга».
При этом ВС отметил, что другой стороне, настаивающей на наличии долга, присужденного третейским судом, не должно быть затруднительно опровергнуть указанные сомнения, поскольку именно она должна обладать всеми доказательствами правоотношений с несостоятельным должником.
Кроме того, Суд обратил внимание на сформированность правовой позиции, согласно которой права кредитора на заявление возражений в отношении требований других кредиторов, заявленных должнику, возникают с момента принятия его требования к рассмотрению судом (абз. 4 п. 30 Постановления Пленума ВАС РФ от 23 июля 2009 г. № 60). В связи с этим ВС в очередной раз указал, что с момента принятия требования кредитора к рассмотрению судом у первого возникают права на заявление возражений в отношении требований других кредиторов – следовательно, и право обжалования судебных актов о принудительном исполнении решения третейского суда.
В то же время Верховный Суд обратил внимание на то, что в период обращения Арины Замаро с жалобой в суд кассационной инстанции такой правовой подход к рассматриваемой проблеме не применялся всеми судами, по-разному толковавшими изложенные правовые позиции. Таким образом, отсутствовало единообразие судебной практики по конкретным делам. Это обстоятельство в свою очередь могло сформировать разумные ожидания приемлемости обоих подходов, особенно с учетом того, что ранее кассация отказала заявительнице при рассмотрении дела № А40-144914/2015 в защите ее прав и законных интересов из-за отсутствия статуса конкурсного кредитора.
ВС подчеркнул, что факт обращения Арины Замаро в арбитражный суд в период, предшествующий установлению правовой определенности в судебной практике по конкретным делам, сам по себе не может ухудшать ее положение, так как в силу существовавшей ранее устойчивой правоприменительной практики, закрепляющей иной подход к спорному вопросу, ее действия носили разумный характер. Данный вывод соответствует правовой позиции, сформулированной Конституционным Судом РФ в Постановлении от 28 ноября 2017 г. № 34-П, о котором ранее писала «АГ».
Несмотря на сформированный в настоящее время единообразный подход к разрешению вопроса о моменте начала течения процессуального срока, с которого у кредитора возникают права на заявление возражений в отношении требований к должнику других кредиторов, и соответствие судебных актов по данному делу указанному подходу, Определением № 305-ЭС18-19058 ВС отменил процессуальные документы нижестоящей инстанции, вернул дело для рассмотрения по существу.
Адвокат АБ «Ковалёв, Рязанцев и партнеры» Виктор Глушаков, комментируя «АГ» определение Суда, назвал его крайне интересным и полезным. В рамках дел о банкротстве, отметил он, регулярно возникает необходимость оспаривания судебных решений, на основании которых требования «спорных» кредиторов включены в реестр. Как правило, сроки на обжалование к моменту получения информации о наличии такого судебного акта оказываются пропущенными.
Адвокат пояснил, что в Уральском регионе, в частности, отсутствует единообразная практика по подобному вопросу: «Суды общей юрисдикции областного уровня, в которые поступают подобные жалобы от конкурсных кредиторов, поддерживают и разделяют позицию о том, что обжалование возможно лишь с возникновением правового статуса конкурсного кредитора. Однако мировые (районные) суды отказывают в восстановлении срока, мотивируя решение в том же самом ключе, который описан в Определении, – статус конкурсного кредитора не важен, основное значение имеет момент получения или возможности получения информации».
Как отметил Виктор Глушаков, ВС внес процессуальную определенность в отношении момента, когда кредитор должен обратиться с жалобой на решение, нарушающее его права и интересы в рамках дела о банкротстве. «Важен именно момент получения информации, – подчеркнул он. – Это разъяснение стоит учитывать, так как впоследствии указанная правовая позиция будет использоваться при оценке вопроса о пропуске срока исковой давности».
Старший юрист международной юридической фирмы Norton Rose Fulbright Андрей Панов полагает, что с точки зрения третейского разбирательства ВС подтвердил ранее сформированные правовые позиции о пониженном стандарте доказывания кредиторами должника при оспаривании требований других кредиторов, основанных на третейских решениях. «В этом случае бремя подтверждения обоснованности третейского решения лежит на кредиторе, в пользу которого оно вынесено, – полагает он. – В определенной степени такая позиция – наследие прежней третейской системы, в которой существовало большое количество третейских судов, подтверждавших своими решениями несуществующие задолженности для включения в реестр кредиторов».
Эксперт согласился с позицией ВС о том, что наличие неустоявшейся судебной практики по какому-либо вопросу позволяет стороне добросовестно исходить как из одного, так и из другого подхода, следующих из судебных актов. «Это очень важная и правильная позиция в наших условиях, поскольку стороне действительно часто приходится делать выбор в пользу того или иного процессуального действия в условиях неопределенности правовых подходов», – отметил Андрей Панов. Эксперт выразил надежду, что указанная позиция будет закреплена в судебной практике.
По мнению юриста АБ КИАП Юлии Усачевой, определение представляет собой обобщение сложившейся судебной практики по вопросу начала течения процессуального срока, с которого у кредитора возникает право на заявление возражений в отношении требований других кредиторов, заявленных к должнику, – следовательно, право на обжалование судебных актов по результатам рассмотрения указанных требований.
«Ранее судебная практика по-разному подходила к решению данного вопроса, – отметила эксперт. – Так, некоторые суды указывали, что такое право связано с возникновением статуса конкурсного кредитора, и именно с момента его получения возникает право на обжалование судебных актов. Другие суды связывали такое право с моментом принятия требования кредитора к рассмотрению. Второй подход за последний год получил большее распространение среди арбитражных судов, и определение лишь закрепило единообразно сложившуюся практику».
Юрист полагает, что определение хоть и не содержит новелл, однако позволит сторонам подобных споров более системно ориентироваться в законодательстве и практике дел о банкротстве.