Адвокат – не торговец, а самурай

Одной из самых дискутируемых тем на прошедшей в мае этого года конференции в Нахабино¹ был, конечно же, спор о возможности для адвоката отказаться от принятой на себя защиты при наличии определенных обстоятельств. Прежде всего, речь идет о неисполнении доверителем обязанности по оплате юридической помощи. Но не только. В дисциплинарной практике АП Московской области встречались и иные обоснования невозможности дальнейшего участия адвоката в защите доверителя. Были высказаны позиции «за» и «против», и, полагаю, мы не скоро еще придем к единству мнений. Однако во избежание подмены тезиса в процессе обсуждения представляется важным определиться с концептуальными подходами к рассматриваемой проблематике.

Обоснование доводов все больше сводится к ссылкам на нормы гражданского права и разъяснениям Пленума Верховного Суда РФ, отражающим легальную возможность одностороннего отказа от исполнения соглашения об оказании юридической помощи. И следует согласиться не только с тем, что с этой точки зрения право доверителя расторгнуть соглашение в любой момент неоспоримо в силу правовой природы фидуциарного договора, но и с тем, что при наличии определенных законом или самим соглашением обстоятельств такое право есть и у адвоката. Однако не следует забывать, что обоснование позиции одним лишь заявлением «в соответствии с законом я имею право…» выводит за скобки этическое регулирование профессии и ее ценности, о которых, собственно, и должна идти речь в данном обсуждении. Более того, к понятию «юридическая помощь» мы добавляем сущностный элемент – «квалифицированная», во многом в силу того, что помимо прямого нормативного регулирования частноправовых отношений они защищены еще и повышенными специфическими требованиями к действиям адвоката этического характера.

В рассматриваемом контексте неправильно понимать термин «квалифицированный» лишь как «качественный». Квалифицированная юридическая помощь может быть определена как деятельность специальных субъектов – профессиональных юристов, в отношении которых нормами международного и национального права установлены гарантии их независимости и невозможности оказания давления со стороны процессуальных оппонентов, процедуры формального подтверждения независимым профессиональным сообществом их квалификации, а также механизмы и институты независимого контроля качества и этического соответствия оказываемой юридической помощи.

Выстраивая отношения с адвокатом, доверяясь ему в самых сокровенных и чувствительных аспектах своей жизни, человек ожидает честного, разумного и добросовестного поведения, в том числе и при реализации частноправовых форм, которыми опосредуются взаимные договорные обязательства адвоката и его подзащитного. Мерилом в данном случае выступают не только дозволения и возможности, предоставляемые гражданско-правовым законом, но и высшие ценности профессии, рассматриваемые как предельные нормативные основания. К таким ценностям КПЭА относит принципы законности и примата интересов доверителя.

Первый отражает публичную суть адвокатуры как негосударственного института общественного устройства, предназначение которого – не избавление правонарушителя от ответственности, а торжество закона и его правильное применение при соблюдении в отношении доверителя всех прав, гарантий и презумпций. Примат интересов доверителя, выступая частным случаем реализации адвокатурой принципа законности, предполагает отказ от частноправовой основы эквивалентности взаимных благ в пользу абсолютизации идеи служения законным интересам доверителя. Образно говоря, адвокат – не торговец, оказывающий услугу в объеме, эквивалентном оплате, а самурай, сражающийся за своего доверителя с усердием, не определяемым размером встречного возмещения.

Безусловно, речь идет об идеальной модели, создающей совокупный образ адвоката в общественном сознании (стереотип (греч.) – твердый отпечаток). Именно в этом образе отражаются публичный характер адвокатуры (публичный – предназначенный для общества, для общественного блага) и идея служения.

Сказанное вовсе не означает возможности недобросовестного поведения доверителя по отношению к адвокату. Очевидные злоупотребления подзащитным этическими ограничениями и правилами в деятельности адвоката-защитника, используемые в целях неисполнения или ненадлежащего исполнения соглашения об оказании квалифицированной юридической помощи, не могут расцениваться в качестве легальных оснований получения преимуществ, не предоставленных законом или договором с адвокатом.

Таким образом, вопрос о возможности отказа адвоката от принятой на себя защиты не может рассматриваться органами адвокатского сообщества с точки зрения гражданско-правового регулирования. Разъяснение и толкование гражданско-правовых норм не отнесены к компетенции адвокатуры. Независимо от легальной возможности расторжения соглашения об оказании квалифицированной юридической помощи органы адвокатского сообщества вправе вынести суждение об этичности таких законных действий адвоката с точки зрения требований КПЭА. Прежде всего, на соответствие требованиям честного, разумного, добросовестного, квалифицированного, принципиального и своевременного исполнения профессиональных обязанностей перед доверителем.

В качестве примера можно привести устоявшуюся практику дисциплинарных органов сообщества, признающих неэтичным включение в соглашение об оказании квалифицированной юридической помощи различного рода неустоек и штрафных санкций за реализацию права на односторонний отказ доверителя от исполнения соглашения, несмотря на отсутствие в законе таких запретов. Полагаю, со временем дисциплинарными органами и Комиссией по этике и стандартам могут быть выработаны более четкие признаки этически корректного поведения при реализации адвокатом легального права на односторонний отказ от защиты, однако они должны находиться в плоскости этического регулирования, а не исключительно правовых конструкций.

Очевидно, что в этом контексте, как почти и всегда в области этического (ценностного) регулирования, возникает проблема нарративизации этических велений, т.е. необходимости их словесного описания и определения признаков должного поведения. Она проистекает из потребности в правовой определенности, а также из необходимости твердого обоснования решений дисциплинарных органов, в том числе с целью их последующей проверки. Однако, как и всегда в области этического, желание создать четкие алгоритмы действий по типу легального регулирования не исполнимо. Закон, создавая запреты и алгоритмы правоотношений, очерчивает нижние границы допустимого поведения субъектов. Этическое регулирование предполагает соотнесение поступков с высшими ценностями социальной группы как предельным нормативным основанием. Поэтому в этой области мы обречены полагаться на такую санкцию, как общественное порицание, а в области профессионально-этического регулирования адвокатской деятельности – на коллективное экспертно-интуитивное мнение наиболее авторитетных членов сообщества, избранных коллегами.