Весной 2001 г. недалеко от Нижнего Тагила был обнаружен труп неизвестного мужчины с признаками насильственной смерти. Осенью следующего года в городской парикмахерской «Мария» из автомата были расстреляны Владимир Машинский и Олеся Андреева.
По фактам убийств были возбуждены уголовные дела, расследование которых по горячим следам результатов не принесло.
Через 15 лет средства массовой информации «взорвала» новость о громком задержании Сергея Бычкова, Романа Погудина и Андрея Иванова. В сообщении говорилось, что Следственный комитет раскрыл заказное убийство нижнетагильского авторитета и девушки-парикмахера.
По версии обвинения, у не установленного следствием лица возникли разногласия с Владимиром Машинским по поводу разделения сфер влияния над теневым бизнесом Нижнего Тагила. Устранение возникшего на пути конкурента было поручено влиятельному преступному авторитету, которому в качестве вознаграждения было передано 14 тыс. долларов США. Для подготовки и непосредственного исполнения убийства были якобы привлечены Бычков, Погудин и Иванов.
Подобные обвинения для Сергея Бычкова (нашего доверителя; двух других защищали наши коллеги Елена Хорова, Евгений Мацак и Лаша Бохуа) прозвучали, как гром среди ясного неба. Вот уже 20 лет Сергей работал простым водителем на Уралвагонзаводе, а теперь обвиняется в резонансном убийстве. Сразу после задержания наш доверитель попросился на полиграф, и в результате проведенного исследования эксперт заключил: «Бычков к убийству не причастен».
Однако следствие это не интересовало, как и то, что у нашего доверителя есть неопровержимое алиби – в момент убийства он с семьей и друзьями праздновал крещение своего младшего сына, что подтверждают фотографии, документы и многочисленные свидетели.
Когда мы вступили в дело, Сергей Бычков уже год содержался в СИЗО. Судебной коллегии Свердловского областного суда нам удалось доказать, что отсутствуют не только основания к продлению срока содержания под стражей, но существует ряд прямых доказательств, свидетельствующих о его непричастности.
При избрании меры пресечения выяснилось, что в 2005 г. отбывающий наказание за другое преступление Погудин в обмен на послабление режима и другие тюремные блага согласился дать любые нужные следствию показания – оговорить Иванова и Бычкова.
Апелляционная инстанция постановила удовлетворить жалобу и выпустить Сергея из-под стражи.
Однако исполнять решение суда следствие не спешило, а точнее, вообще не планировало. Сложно описать словами то чувство, когда в СИЗО следователь сообщил не об отмене содержания под стражей, а о проведении очных ставок по новому уголовному делу. Не меньше чувств вызвало удивительное совпадение – свидетелями по новому делу стали два подельника, отбывающие многолетние сроки наказания и периодически «вспоминающие» нужные показания.
На этот раз «свидетели» в мельчайших деталях вспомнили, как в 2001 г. на их глазах было совершено убийство Андрея Морозовского, чей труп много лет считался неопознанным. Преступление совершил человек, который умер много лет назад, а помогал ему якобы Бычков. Так была сформирована доказательная база.
После многочисленных жалоб на неисполнение решения суда были представлены документы по освобождению. Сергей собрал свои вещи, попрощался со всеми, миновал КПП и даже успел обняться с женой, однако покинуть стены СИЗО в этот день ему было не суждено. Не скрывая улыбки, следовать сообщил, что теперь он задержан за убийство Морозовского, и нашего доверителя вновь заключили под стражу.
Очевидно, рассчитывая на согласие с прекращением уголовного дела за истечением сроков давности, Сергею также предъявили обвинение в участии в банде. Однако уральский характер простого водителя завода не позволил смириться с обвинениями в преступлениях, которых он не совершал, и наш доверитель продолжил настаивать на своей невиновности.
По завершении предварительного следствия все обвиняемые заявили ходатайство о рассмотрении дела с участием присяжных заседателей.
С первого раза прокуратура отказалась утверждать обвинительное заключение, указав на ряд нарушений, в частности исключила из числа доказательств не имеющее отношения к делу оружие. В этот момент защите удалось освободить из-под стражи всех обвиняемых – это была маленькая победа.
Кто-нибудь видел, как обвиняемый в двух убийствах и бандитизме приходил в суд своими ногами? Два преступления с наказанием в виде пожизненного и одно до 15 лет лишения свободы, но ни прокурор, ни следователь, ни суд даже не заикнулись, что Бычкова необходимо изолировать от общества, от присяжных, которые каждый день проходят мимо и не боятся. Однако процессуальная задача от этого проще не стала.
Обвинение в убийстве Морозовского строилось на показаниях двух свидетелей, которые за годы выступлений в суде научились убедительно говорить и влиять на присяжных. Против их показаний у нас была только правда Сергея.
Для доказывания убийства Машинского и Андреевой следствие применило некую схему – полученные в 2005 г. показания Погудина подтверждали ряд засекреченных свидетелей, сотрудников полиции и лиц, находящихся в зависимости от правоохранительных органов. Все они, не будучи очевидцами преступления, в один голос утверждали, что Погудин им лично обо всем рассказал. Показания засекреченных свидетелей для присяжных звучали, как голос с небес, до тех пор, пока этот «голос» не начинал путаться в показаниях.
В суде Погудин рассказал о том, как на допросах у следователя не мог ответить ни на один конкретный вопрос. «Следователь спрашивает: “Сколько комнат в кафе, где планировалось убийство?” – естественно, я смотрю на него и молчу, так как никогда не был в этом кафе, однако ничего кроме смеха это у следователя не вызвало».
В суде Погудин сообщил и о том, что за все время следствия никто ни разу не спросил его, может ли он описать убитого Машинского, за которым он якобы следил на протяжении долгого времени. «Я не смог бы его описать, потому что ни разу в жизни не видел», – отметил Погудин. Действительно, казалось бы, очевидная необходимость описать внешность потерпевшего ни разу за 17 лет в допросах так и не проявилась. Зато «воспоминания» Погудина насыщены поминутным описанием действий почти двадцатилетней давности, так следствие пыталось придать правдоподобие самооговору.
Основная проблема защиты при рассмотрении дел с участием присяжных заседателей заключается в отсутствии конкретных законодательных норм, четко регулирующих этот процесс, поэтому каждый судья вынужден полагаться лишь на собственный опыт и знания.
Для правильной оценки предложенной обвинением схемы необходимо было довести до присяжных сведения о личности свидетелей. В такой ситуации Европейский Суд по правам человека считает необходимым раскрытие характеризующих данных, поскольку это, безусловно, влияет на доверие присяжных к показаниям. Однако российские суды не всегда с этим соглашаются. В нашем деле председательствующий запретил доводить до присяжных сведения о свидетелях, а также отказался раскрыть личности засекреченных свидетелей.
В итоге мы детально и в мельчайших подробностях изучили показания всех свидетелей, отдельно стыкуя каждый изложенный факт с показаниями остальных. Итогом скрупулезной работы стало огромное количество выявленных нестыковок, которые были закреплены произведенными в суде допросами.
К примеру, по обвинению в убийстве Морозовского мы доказали, что один из двух ключевых свидетелей не знает маршрут следования до места убийства. Описывая события 2001 г., он детально описал АЗС под известным брендом «Газпромнефть». Только упустил одну важную деталь – в 2005 г. контрольный пакет акций «Сибирской нефтяной компании» был приобретен «Газпромом», и только через год произошел ребрендинг, в результате которого АЗС стали называться «Газпромнефть».
Аналогичные по сути показания мы получили от засекреченного свидетеля, который утверждал, что об убийстве Машинского ему рассказал Погудин. Это произошло в 2005 г. в поселке недалеко от Нижнего Тагила. При этом Погудин признался, что он лично стрелял из окна автомобиля. Однако засекреченный свидетель не знал, что в 2005 г. Погудин отбывал наказание, а убийство Машинского произошло в помещении, где все стены выложены из кирпича.
Собрав тщательным образом доказательства, защита нарисовала картину предполагаемого обвинения, состоящую лишь из одних белых пятен. Каждое из предложенных обвинением доказательств наглядно сравнили поочередно с другими доказательствами, демонстрируя его несостоятельность. Нами были также опровергнуты предложенные обвинением мотивы преступлений.
В итоге присяжные заседатели вынесли оправдательный вердикт всем трем подсудимым.
Прокурор даже не сразу понял, что же произошло, и после провозглашения вердикта сообщил, что необходимо перейти к обсуждению наказания.
После вынесения приговора Генеральная прокуратура подала апелляционное представление, которым просила вернуть ей дело. Однако Верховный Суд РФ посчитал доводы неубедительными и оставил приговор без изменений. Наш доверитель на свободе со своей семьей, а суд в ближайшее время оценит сумму компенсации по реабилитирующим основаниям и ущерб, причиненный государству столь долгой имитацией расследования.
Этот процесс, помимо невиновности подсудимых, ярко продемонстрировал, что суд присяжных – реальный и объективный механизм правосудия, менее зависимый от статистики. Однако в УПК РФ отсутствует четкая регламентация нюансов и тонкостей судебного процесса с участием присяжных заседателей. Более конкретный порядок приходится искать в актах Верховного Суда РФ. Кроме того, подтвердилась острая необходимость внесения изменений в уголовно-процессуальный закон; подготовкой соответствующего законопроекта в ближайшее время и планируем заняться.
