Одна-единственная буква

Адвокат, не подготовившийся к защите должным образом, заслуживает всяческих упреков: в этом случае он не просто плохо делает свою работу, но и – в силу специфики профессии – может оказаться прямым виновником сломанной человеческой судьбы. Но бывают такие ситуации, когда адвокат самими обстоятельствами вынужден действовать экспромтом, и тогда безупречное знание законов «на память» и профессиональная интуиция (или, если хотите, вдохновение) становятся проявлениями высокого искусства.

О. О. Грузенберг
Источник заимствования: https://ru.wikipedia.org/wiki/Грузенберг,_Оскар_Осипович

Оскар Осипович Грузенберг в начале ХХ в. становится одним из знаменитейших адвокатов России. В основном он составил себе имя, выступая на процессах, связанных с «еврейским вопросом», чрезвычайно обострившимся в Европе в целом и в России в частности в последней четверти XIX в. Он защищал жертв «кровавого навета», отстаивал интересы пострадавших от погромов и вообще был тесно связан с жизнью российского еврейства, составлявшего в населении империи заметную долю в 4% (по данным переписи 1897 г.). В этом нет ничего удивительного: воспитанный в традиционной семье, он сполна ощутил «прелести» враждебного отношения к евреям – сначала на примере своих товарищей по детским играм в связи с «процентной нормой», а позже – на себе. 16 лет Грузенберг пробыл помощником присяжного поверенного, т.к. до 1905 г. «инородцы» могли становиться полноценными адвокатами только по именному распоряжению министра юстиции, но Н.А. Манасеин и Н.В. Муравьев умудрились за два десятка лет не дать ни одного такого разрешения адвокату-еврею. Случались у Грузенберга и дела, не связанные с единоверцами, но и они, как правило, касались людей, преследуемых властью.

Он был чрезвычайно добросовестен. «Добросовестность его при изучении дела была изумительной. Защищая в Тифлисе податного инспектора Романовского, обвиненного в убийстве жены, Грузенберг в течение нескольких месяцев под руководством врача изучал строение сердца, читал медицинские учебники. На суде при допросе врачей-инспекторов и при исследовании характера раны, нанесенной в сердце, он поразил своими познаниями в этой области. А по делу о злоупотреблениях в Петербургском коммерческом ссудном банке, в котором должны были рассматриваться подлоги при составлении балансов, Грузенберг настолько изучил бухгалтерию, что мог на суде изумить опытных профессионалов-бухгалтеров. К выступлению Грузенберга готовился не только он сам, но и его противники и даже судьи. В предисловии к сборнику посвященных Грузенбергу материалов хорошо знавший его юрист А. Я. Столкинд писал о нем: «Как рассказывал мне секретарь Петербургской судебной палаты, председатель Крашенинников часто говорил ему: “Пришлите мне дело на дом, надо тщательнее подготовиться, так как выступает Грузенберг”»¹.

В. Г. Короленко
Источник заимствования: https://avatars.mds.yandex.net/get-pdb/1630946/7f34bc11-27f9-48ea-978d-bb01e97ca4d1/s1200?webp=false

И вот такому человеку пришлось без всякой подготовки, без даже минимального ознакомления с делом сопровождать кассационную жалобу приговоренного к смерти офицера в Главном военном суде (военные суды образовывали в Российской империи самостоятельную ветвь судебной системы, и Главный военный суд являлся в ней верховным кассационным судом; не решая дел по существу, он следил «за охранением точной силы закона и единообразным его применением прочими военными судами»²).

Предоставим слово одному из лучших журналистов того времени – Владимиру Галактионовичу Короленко: «Поручик Пирогов, происходивший из крестьян, служил в составе туркестанских батальонов. До войны это был, по-видимому, просто офицер с традиционными взглядами военной среды. В конце 1904 года он добровольно изъявил желание перевестись на театр военных действий. Причисленный к одному из восточно-сибирских стрелковых полков, Пирогов уже в начале 1905 года был на передовых позициях. Здесь он нес службу честно и с мужеством. Если не ошибаюсь, получил знак отличия за храбрость. В феврале он участвует в трехдневных боях под Мукденом и, по заключении мира, остается на передовых позициях в качестве начальника охотничьей команды <полковая разведка. – А.К.>, неся ответственную службу разведчика... Известна и история, и финал этой несчастной войны. Известно и то, какое влияние она оказала на события в России. Легко понять, как действовали все эти события там, на месте, на полях, покрытых еще свежею русскою кровью, пролитой так бесплодно и часто так легкомысленно... Это был психический взрыв, своего рода циклон, охвативший дальневосточную армию... Газеты были полны известиями о том, что делалось во Владивостоке и по всему сибирскому пути... Все это сильно подействовало и на молодого офицера “из крестьян”, с такой готовностью добровольно принесшего на эти поля свою молодую жизнь. В декабре 1905 года он попадает в Читу уже в том настроении, которое охватило тогда очень многих, как водоворот, как эпидемия, как пожар. Девятнадцатого декабря он был избран в читинский комитет “военного союза”, а 12 февраля к Чите подошел карательный поезд генерала Ренненкампфа... “Столица Забайкальской Республики” не оказала ни малейшего сопротивления. Начались казни: Пирогов вместе с другими не мог не знать, что его ожидает: он скрылся и перешел на нелегальное положение. Затем он с увлечением отдался революционной деятельности, уезжал в Японию, опять появлялся в Сибири и участвовал в “военной организации” в Никольск-Уссурийском крае. Здесь он был арестован и предан военному суду, который и приговорил его в первый раз к смертной казни»³.

Комплекс зданий Военной коллегии, где располагался Высший военный суд
Источник заимствования: http://encblago.lfond.spb.ru/getImage.do?object=2806209060&compatible=1

Затем приамурский генерал-губернатор П.Ф. Унтербергер заменил смертную казнь бессрочной каторгой, но военно-окружной суд, узнав о том, что государь-император недоволен этой милостью, истребовал дело, нашел (на самом деле – создал) основания для повторного рассмотрения и вторично вынес смертный приговор. При этом к Пирогову не допустили выбранного им адвоката, ссылаясь на ряд особенностей военно-судебного законодательства Российской империи, в ряде случаев предполагавшего, что подсудимый не имеет права выбора защитника, а получает назначенного от суда офицера. Адвокат Пирогова обратился к своему столичному знакомому, молодому адвокату (Грузенберг в своих воспоминаниях называет его «молодой коллега, присяжный поверенный А.Т. З-ль, принадлежавший тогда к партии социалистов-революционеров»⁴; судя по всему, это Александр Тимофеевич Земель), с просьбой попытаться как-то отстоять поданную Пироговым кассационную жалобу. Молодой человек понимал, что его квалификации для этого не хватит, и бросился к Грузенбергу.

П. Ф. Унтербергер
Источник заимствования: https://ru.wikipedia.org/wiki/Унтербергер,_Павел_Фёдорович

Оскар Осипович не имел возможности даже перелистать дело перед заседанием, поэтому он весь обратился в слух, надеясь выудить хоть что-нибудь из сообщения судьи-докладчика. Все было чисто и гладко, и Грузенберг уже начал терять надежду, когда прозвучало: «…На основании вышеизложенного трое подсудимых обвиняются по таким-то статьям Уголовного Уложения, а поручик Пирогов — «и по 110, 112 ст. книги XXII Свода Военных постановлений». При этих словах в груди защитника «закипает, подымается, бурлит волна радости... Пирогов спасен, спасен». Его спасло одно слово, уловленное Грузенбергом из доклада, вернее одна буква – «и». Эта спасительная буква свидетельствовала о том, что Пирогов обвинялся не только в воинских преступлениях, но и, вместе с остальными подсудимыми, по общеуголовному кодексу. Ввиду этого уголовный суд во Владивостоке нарушил закон, не допустив к его защите присяжного поверенного»⁵.

Обложка сборника трудов Грузенберга
Источник заимствования: https://img02litfund.ru/images/lots/103/103-309-2564-1-V3131784.jpg

«Не надо речей, господа судьи! Сильная защитительная речь в одном союзе, точнее – в одной букве «и». По части 3 102-й статьи уголовного уложения, – т. е. по обвинению в составлении преступного сообщества для ниспровержения существующего строя, преданы суду не только Иванов, Касторский и Тебенькова, но и бывший поручик Пирогов. От того, что к этой статье прибавлены еще и воинские, не изменяется бесспорное право всех судящихся по ней на гражданскую <выделено Грузенбергом. – А.К.> защиту. На Пирогова идут с угрозою смерти – и в то же время отнимают у него законное право выбора защитника. Здесь, в кассационном суде, не столько важно отношение преступника к закону, сколько отношение закона к преступнику. Скажите же вашим решением, что нельзя отнимать жизнь у беззащитного»⁶.

Приговор был отменен, дело вернулось во Владивосток. Грузенберг понимал, что чины тамошней военной юстиции не смирятся с полученным щелчком по носу. Он готовился и встретил еще один смертный приговор Пирогову во всеоружии, зная дело практически досконально.

За без малого век до изобретения «флешек» военные юристы Приамурья сработали методом «копи-пейст»: вдохновленные царской резолюцией, они переписали первый обвинительный акт слово в слово, сменив только населенный пункт, где все происходило, со станции Раздольная на Никольск-Уссурийский, «создав» таким образом новое дело, на которое не распространялось неосторожное губернаторское помилование (сам он, поняв, на что нарвался, сидел тише воды, ниже травы). Об этом Грузенберг и заявил. Честь и хвала военным судьям кассационной инстанции – они постановили прекратить дело «как неправильно возбужденное». Бывший поручик Вячеслав Пирогов остался жить. Дальнейшая судьба его неизвестна.

Через несколько месяцев Короленко написал об этой истории очерк, который завершил словами: «Пожелаем всей русской гражданской жизни, когда и для нее последует освобождающий вердикт высшей исторической инстанции, – сохранить еще силу для радостного устроения новой свободы, а не для одной мести страшному прошлому. И чтобы среди пьянящей, но вперед уже отравленной радости этого будущего освобождения не встали из крови и слез старые кошмарные призраки, только обращенные в другую сторону»⁷.

Черт бы побрал Владимира Галактионовича с его вещей проницательностью…