В ситуации несвоевременного вынесения постановления о вознаграждении за защиту по назначению (ч. 5 ст. 50 УПК РФ) я всегда обращался в суд в порядке ст. 125 УПК РФ. Как правило, все сводилось к принятию жалобы к производству и решению проблемы на стадии подготовки дела путем добровольного удовлетворения должностными лицами законных требований о вознаграждении («по просьбе суда») и последующего отзыва жалобы.
Однако в последнее время я неоднократно сталкивался с отказом судов в принятии подобных жалоб к производству.
Так, постановлением следователя ОВД СУ СКР по Удмуртской Республике от 30 октября 2019 г. мне было отказано в удовлетворении ходатайства, занесенного в протокол об ознакомлении с материалами находящегося в производстве данного следователя уголовного дела в соответствии со ст. 218 УПК. Я обратил также внимание на имеющееся в деле заявление о вознаграждении за защиту по назначению и его рассмотрении в сроки, определенные ст. 121 УПК.
Следователь, мотивируя отказ в удовлетворении ходатайства в полном объеме, в качестве первоочередной назвал сложную, на мой взгляд, для восприятия и понимания причину: «В заявлении защитник указал не соответствующие действительности сведения, которые не соответствуют письменным материалам уголовного дела, в связи с чем имеются нарушения, не позволяющие вынести обоснованное постановление о признании количества дней, затраченных защитником на участие в период предварительного следствия, процессуальным издержками».
Остается догадываться, что подразумевал следователь под «не соответствующими действительности сведениями», поскольку детали «нарушения» в постановлении не содержатся. Судя по всему, указанное в заявлении о вознаграждении количество дней не соответствовало, как полагал следователь, фактическому количеству дней участия в уголовном деле назначенного защитника. Если следовать данной логике, это является неустранимым препятствием и не позволяет должностному лицу произвести сверку по материалам дела и вынести соответствующее постановление даже в части фактически указанных защитником дней участия в деле.
В качестве другой причины, также сложной для понимания ее сути, отмечалось, что защитник не представил в подтверждение необходимое количество копий процессуальных и иных обязательных документов согласно Инструкции СУ СКР по Удмуртской Республике. Дату и номер инструкции, на которую ссылался следователь, постановление не содержало. Остается предполагать, что это внутренний ведомственный документ, но при этом обязательный для исполнения и другими участниками уголовного судопроизводства, включая адвокатов. Согласно упомянутой инструкции для подтверждения участия в деле защитники обязаны копировать материалы дела в объеме, равном количеству дней, когда они осуществляли защиту, а также числу участвующих в деле лиц, для приобщения указанных копий к заявлению об оплате труда.
То есть получается, что следователь не может принять процессуальное решение без названных копий документов, имея при этом на руках материалы дела.
В итоге следователь пришел к выводу, что труд адвоката в порядке ст. 50 УПК по данному уголовному делу вообще не подлежит оплате.
Полагая, что следователь нарушил ч. 3 ст. 37 Конституции РФ, я обжаловал постановление в порядке ст. 125 УПК. В жалобе я подчеркнул, что в соответствии с п. 10 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 19 декабря 2013 г. № 42 «О практике применения судами законодательства об издержках по уголовным делам» к обвинительному заключению должна прилагаться справка о процессуальных издержках. Поскольку следователь отказал в удовлетворении заявления адвоката об оплате труда за защиту по назначению, в справке, приложенной к обвинительному заключению, исходя из смысла обжалуемого постановления следователя, будет указано на отсутствие процессуальных издержек в виде оплаты труда защитника, что в дальнейшем не позволит суду решить вопрос о распределении процессуальных издержек в соответствии с п. 13 ч. 1 ст. 299 и п. 3 ч. 1 ст. 309 УПК из-за отсутствия сведений и приведет к дополнительной волоките и затягиванию судопроизводства в нарушение ст. 6.1 УПК.
В жалобе указывалось также, что из приведенных в постановлении об отказе в удовлетворении ходатайства адвоката доводов вытекает вывод, что должностное лицо ставит под сомнение и само участие назначенного защитника в уголовном деле, что может привести к исключению полученных таким образом доказательств по делу, поскольку в соответствии с п. 1 ч. 1 ст. 51 УПК участие защитника по уголовным делам в отношении несовершеннолетних является обязательным.
Параллельно мною была подана жалоба в порядке ст. 124 УПК.
Глазовский районный суд Удмуртской Республики постановлением от 11 ноября 2019 г. отказал в принятии жалобы к рассмотрению. При этом он сослался на изложенную в Постановлении Конституционного Суда РФ от 23 марта 1999 г. № 5-П (далее – Постановление № 5-П) правовую позицию, согласно которой предметом судебного контроля на досудебной стадии производства по уголовному делу могут являться не все действия и решения органов предварительного следствия, а только те, которые порождают последствия, выходящие за рамки собственно уголовно-процессуальных решений, существенно ограничивая тем самым конституционные права и свободы личности, и отложение проверки законности и обоснованности которых до стадии судебного разбирательства может причинить невосполнимый в дальнейшем ущерб.
Таким образом, суд пришел к выводу, что предмет жалобы не связан с предметом рассмотрения в порядке ст. 125 УПК, так как не относится к кругу решений, действий или бездействия следователя, способных причинить ущерб конституционным правам и свободам участников уголовного судопроизводства. Кроме того, он не препятствует обращению в суд в порядке п. 2 ч. 2 ст. 1 КАС РФ.
Не согласившись с позицией суда, я обжаловал ее в апелляцию.
В апелляционной жалобе отмечалось, что, поскольку суд, руководствуясь Постановлением КС № 5-П, указал, что если соответствующие действия и решения органов расследования не только затрагивают уголовно-процессуальные отношения, но и порождают последствия, выходящие за их рамки, существенно ограничивая при этом конституционные права и свободы личности, отложение проверки законности и обоснованности таких действий до стадии судебного разбирательства может нанести ущерб, восполнение которого в дальнейшем окажется невозможным. В этих случаях судебный контроль действий и решений органов предварительного расследования, осуществляемый лишь при рассмотрении судом уголовного дела, – т.е. на следующем этапе производства, – не является эффективным средством восстановления нарушенных прав, в связи с чем заинтересованным лицам должна быть обеспечена возможность незамедлительного обращения в ходе расследования с жалобой в суд.
В обоснование своих доводов я подчеркнул, что спорные правоотношения регулируются ч. 5 ст. 50 УПК, а рассмотрение должностным лицом заявления защитника об оплате труда за защиту по назначению – ст. 121 УПК. Кроме этого, я обратил внимание апелляции, что в дальнейшем на стадии судебного разбирательства суду невозможно будет решить вопрос о распределении судебных издержек в соответствии с п. 13 ч. 1 ст. 299 и п. 3 ч. 1 ст. 309 УПК, на что также указывалось в п. 10 Постановления Пленума ВС от 19 декабря 2013 г. № 42.
В апелляционной жалобе также отмечалось, что первая инстанция не приняла во внимание следующее обстоятельство: защитник является участником правоотношений, регулируемых именно УПК, в том числе в части оплаты его участия в деле по назначению органов следствия и суда. Суд же фактичекски свел это к административно-финансовым правоотношениям, регулируемым КАС на стадии предварительного расследования, несмотря на то что именно УПК регулирует обжалуемое бездействие следователя. Адвокат, вступая в дело в качестве защитника на основании ордера, указывает на свое участие именно в уголовном процессе, а не в административно-финансовой сфере.
В жалобе подчеркивалось, что постановление суда первой инстанции противоречит ч. 3 ст. 37, ч. 1 ст. 46 Конституции РФ и п. 5 ч. 2, ч. 3 ст. 131 УПК, согласно которым к процессуальным издержкам относятся в том числе суммы, выплачиваемые за защиту по назначению на основании постановления дознавателя, следователя, прокурора или судьи либо определения суда.
Кроме того, согласно п. 2 Постановления Пленума ВС РФ от 10 февраля 2009 г. № 1 «О практике рассмотрения судами жалоб в порядке статьи 125 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» (далее – Постановление ВС № 1) судебному обжалованию в соответствии с ч. 1 ст. 125 УПК подлежат иные решения и действия (бездействие) должностных лиц, принятые на досудебных стадиях уголовного судопроизводства, если они способны причинить ущерб конституционным правам и свободам участников уголовного судопроизводства или иных лиц либо могут затруднить доступ граждан к правосудию. На мой взгляд, суд не учел это при вынесении постановления об отказе в принятии жалобы к рассмотрению.
В соответствии с п. 4 Постановления ВС № 1, а также исходя из положений ч. 1 ст. 125 УПК могут быть обжалованы решения и действия (бездействие) должностных лиц в связи с их полномочиями по осуществлению уголовного преследования. При этом по смыслу ст. 123 и 125 УПК жалобу на процессуальные решения и действия (бездействие) дознавателя, следователя, руководителя следственного органа, прокурора вправе подать любой участник уголовного судопроизводства или иное лицо в той части, в которой производимые процессуальные действия и принимаемые процессуальные решения затрагивают его интересы. Подлежат рассмотрению и жалобы о признании незаконными и необоснованными решений и действий (бездействия), которые согласно УПК не могут быть предметом проверки их законности и обоснованности на стадии судебного разбирательства при рассмотрении уголовного дела судом, в том числе в апелляционном или кассационном порядке (ст. 389.2 и 401.3 УПК, п. 5, 9 Постановления ВС № 1).
Исходя из содержания указанных правовых норм и разъяснений ВС, жалобу в порядке ст. 125 УПК может подать лицо, чьи интересы или права были нарушены в ходе уголовного производства уполномоченными лицами публичных процессуальных органов, при этом предметом обжалования, проверки и оценки суда являются процессуальные решения, принимаемые названными лицами в рамках производства по уголовному делу.
Вместе с тем обжалуемое мной решение следователя не подпадало ни под одно из перечисленных в п. 3 и 3.1 Постановления ВС № 1 исключений.
Поскольку согласно ч. 5 ст. 5 УПК уголовное преследование – это процессуальная деятельность, осуществляемая стороной обвинения в целях изобличения подозреваемого, обвиняемого в совершении преступления, в силу ст. 49–51 УПК оно осуществляется при обязательном участии защитника, в том числе путем его назначения следователем.
Из приведенных правовых норм следует, что обеспечение участия защитника в уголовном деле по назначению относится к сфере регулирования уголовно-процессуального законодательства, и право адвоката на вознаграждение за оказание юридической помощи подозреваемому (обвиняемому) предопределено исключительно его процессуальным положением в уголовном производстве и регулируется специальными нормативными актами, касающимися оплаты труда адвоката в уголовном процессе (Постановление Правительства РФ от 1 декабря 2012 г. № 1240 в ред. от 21 мая 2019 г.).
В апелляционной жалобе резюмировалось, что при таких обстоятельствах решение вопроса об оплате услуг адвоката является необходимой деятельностью следователя по обеспечению защитником подозреваемого (обвиняемого) на стадии уголовного преследования. Соответственно, полномочие следователя принимать решение об оплате труда адвоката за оказание юридической помощи по назначению следует признать связанным с осуществлением уголовного преследования в досудебном производстве, поэтому в рассматриваемом случае адвокат вправе обратиться за защитой нарушенного права в суд в порядке ст. 125 УПК.
Несмотря на это, апелляция посчитала, что обжалуемые действия (решение) следователя не связаны с уголовным преследованием либо с производством по уголовному делу, и данный вопрос подлежит рассмотрению в порядке КАС.
Далее я направил жалобу в кассационную инстанцию, поставившую точку в этом вопросе, указав, что допущенное судом первой инстанции нарушение УПК является существенным, повлиявшим на исход дела, однако оно не было устранено судом апелляционной инстанции. В итоге кассация отменила акты нижестоящих судов и направила материал на новое рассмотрение в Глазовский районный суд УР в ином составе суда (определение Судебной коллегии по уголовным делам Шестого кассационного суда общей юрисдикции от 25 июня 2020 г. № 77-1111/2020).
Параллельно с подачей кассационной жалобы я подал административный иск в порядке КАС, поскольку срок его подачи истекал, а вступившее в силу апелляционное определение меня не устраивало.
Суд, не с первого раза принявший иск к производству, разобравшись в проблеме, дождался кассационного определения и прекратил производство по делу, указав на неотносимость заявленных требований к компетенции суда в рамках КАС.
Вернувшиеся из кассационной инстанции материалы были рассмотрены судом 4 августа 2020 г., и производство по жалобе было прекращено в связи с добровольным устранением должностным лицом, как отмечено в постановлении, «последствия решения об отказе в выплате вознаграждения». Таким образом, суд пришел к выводу об отсутствии предмета судебной проверки.
Подчеркну, что упомянутое судом «добровольное устранение» было выполнено должностным лицом уже после повторного обращения с заявлением о вознаграждении, но правовую оценку первоначальному процессуальному решению следователя – постановлению об отказе в выплате вознаграждения в полном объеме – суд все же дал, указав на его незаконность и необоснованность. Невыполнение этой обязанности могло бы повлечь удовлетворение жалобы в порядке ст. 125 УПК.
К сожалению, институт обжалования в порядке ст. 123–125 УПК часто интерпретируется должностными лицами на местах в искаженном виде, что идет вразрез с позицией вышестоящих судебных инстанций.
Кроме этого, зачастую одни и те же судьи рассматривают как уголовное дело по существу, так и жалобы в порядке ст. 125 УПК по нему, что и произошло в моем случае. Поэтому скорейшее введение института следственных судей представляется крайне важным.
