Европейский Суд по правам человека вынес решение по делу «Барсуков против России», в очередной раз обязав российские власти выплатить компенсацию гражданину, не получившему своевременной медицинской помощи в СИЗО.
Требуется постоянный медицинский уход
Защиту В.С. Барсукова я начал осуществлять примерно с 2008 г., когда при вступлении в дело со всей очевидностью установил, что подзащитный страдает целым рядом серьезных заболеваний, а следственный изолятор № 1 ФСИН России не только не обеспечивает ему надлежащую медицинскую помощь, но и не способен это сделать, так как медсанчасть СИЗО не располагает ни возможностями для оказания такой помощи, ни врачами соответствующего профиля. Многократные, в течение примерно года, обращения защищавших в то время Барсукова коллег в органы следствия, ФСИН России и прокуратуру с целью привлечь их внимание к этой проблеме были неэффективны.
Руководитель следственной группы пояснил, что о заболеваниях Барсукова ему известно, но он занимается не лечением, а уголовным расследованием, поэтому доводы о нарушении прав Барсукова на медицинскую помощь в СИЗО ему малоинтересны.
Администрация следственного изолятора и врачи ФСИН от надлежащего обсуждения проблемы явно уклонялись как устно, так и письменно, а состояние здоровья подзащитного не только оставляло желать лучшего, но явно ухудшалось, что вызывало реальные опасения за его жизнь. Поэтому в течение 2008 – 2009 гг. мы неоднократно обращались в вышестоящие органы ФСИН России, СКР, Генпрокуратуру, а также оспаривали действия и бездействие СИЗО в судебном порядке.
Справедливости ради надо сказать, что после того, как мы посетили руководство медицинского управления ФСИН на личном приеме (а до этого были еще и письменные обращения), уровень медицинской помощи подзащитному чуть-чуть повысился от нулевой отметки, но достаточного изменения ситуации добиться все равно не удалось.
После неэффективного судебного оспаривания действий и бездействия ФСИН России (в порядке действовавшей тогда гл. 25 ГПК РФ) у нас возникли исчерпывающие основания для обращения в ЕСПЧ с жалобой на нарушение в отношении Барсукова его прав, гарантированных ст. 3 Конвенции о защите прав человека и основных свобод («Запрещение пыток»), и на неэффективность средств правовой защиты на национальном уровне (ст. 13 Конвенции). Причем с учетом характера и проявления заболевания (человек не мог полноценно поспать даже в течение часа) неоказание медицинской помощи иначе как пыткой называть было действительно нельзя.
Обращение с жалобой в ЕСПЧ на действия властей в отношении содержания Барсукова под стражей, конечно же, не повлияло – состояние его здоровья по-прежнему вызывало опасения именно по причине отсутствия доступной медицинской помощи. Поэтому в апреле 2010 г. пришлось обратиться в ЕСПЧ по правилу 39 Регламента Суда об обеспечительных мерах – с ходатайством об обязании властей РФ перевести Барсукова в гражданскую клиническую больницу.
В удовлетворении ходатайства об обеспечительных мерах ЕСПЧ отказал, но в том же 2010 г. Барсукова начали вывозить в профильную гражданскую больницу в Москве и периодически продолжают это делать по настоящее время. То есть доводы о состоянии здоровья вовсе не надуманны.
Однако проблема была и остается в том, что редкие госпитализации в профильный медицинский НИИ являются полумерой – больному при его диагнозах требуется постоянный медицинский уход, который органы ФСИН России самостоятельно в своих лечебных учреждениях в Москве обеспечить не могут. Попробовать создать соответствующие условия можно было бы в Санкт-Петербурге, в областной больнице им. доктора Ф.П. Гааза, но, несмотря на ежегодные ходатайства, власти уже в течение 10 лет не хотят перевести Барсукова из Москвы в Санкт-Петербург не то что для лечения, но даже для участия в суде.
Занимаясь делом Барсукова, мы в Петербурге давно уже привыкли, что не обвиняемого доставляют в суд, а суд доставляют в регион содержания обвиняемого, даже тогда, когда судебное разбирательство ведется с участием коллегии присяжных из Санкт-Петербурга. И если вначале власти утверждали, что перевод Барсукова из Москвы в Петербург якобы несет большую общественную опасность, то в последние годы декларируется тезис о том, что суд должен ехать из Петербурга в Москву, потому что только в Москве Барсукову могут оказать надлежащую медицинскую помощь. Иными словами, полноценно Барсукова не лечат, но доводы о его состоянии здоровья вполне себе используют для аргументации переездов судов из Петербурга в Москву.
Медицинские заключения игнорировались
На стадии коммуникации жалобы ЕСПЧ власти РФ в своих возражениях указали, что у них (у Правительства РФ с участием Минздрава России) нет специалистов, чтобы оценить достаточность оказания медицинской помощи Барсукову в СИЗО и определить влияние фактических условий содержания в изоляторе на динамику его состояния здоровья.
Прочитав эту аргументацию, мы с коллегами, конечно же, обратились к лечащему гражданскому врачу Барсукова, которому предоставили всю пачку направленных властями РФ в ЕСПЧ медицинских документов, в том числе копию медкарты Барсукова из СИЗО. Компетентный и уже несколько лет как привлеченный ФСИН для лечения Барсукова врач в ответе на адвокатский запрос разъяснил, что до ареста в 2007 г. Барсуков находился под эффективным наблюдением врачей, а после ареста, с августа 2007 г. по декабрь 2009 г., надлежащей медицинской помощи Барсукову не оказывали, несмотря на то что состояние больного требовало и адекватного лечения, и регулярного медицинского ухода. И наконец, именно по этой причине в декабре 2010 г. Барсуков поступил из СИЗО в гражданскую больницу в тяжелом состоянии – а мы должны понимать, насколько состояние здоровья заключенного должно ухудшиться, чтобы СИЗО под Новый год перевел его в гражданскую больницу! Кроме того, врач отметил, что отсутствие медицинской помощи в течение первых двух лет содержания в СИЗО с высокой степенью вероятности стало причиной развития у Барсукова нового серьезного заболевания, которое затем неоднократно подтверждалось.
Кстати говоря, еще в 2009 г. мы с коллегами представляли не только субъектам производства по делу Барсукова – следователям и судьям, но и в суды Москвы при обжаловании бездействия СИЗО заключения ранее лечивших Барсукова врачей о том, что медицинские документы СИЗО прямо свидетельствуют о неоказании Барсукову необходимой медицинской помощи, и о том, какую помощь надо оказывать на самом деле.
Органы следствия, суды и ФСИН России эти заключения, в сущности, игнорировали, но они также были направлены нами в ЕСПЧ. В итоге по данной жалобе Европейскому суду была представлена очевидная ситуация, при которой власти, не оспаривая наличие у заявителя тяжелых заболеваний и косвенно подтверждая их экстраординарностью мер (периодические переводы заключенного из СИЗО в гражданскую больницу), указали, что медицинскими специалистами для ответов на вопросы ЕСПЧ они не располагают, но имеют решения судов общей юрисдикции о том, что нарушений права заявителя на медицинскую помощь не усматривается. А сторона заявителя представила в ЕСПЧ заключения бесспорно компетентных специалистов в области медицины с противоположными изложенным в решениях национальных судов выводами.
Выводы Европейского суда
ЕСПЧ пришел к закономерному выводу, что в отношении В.С. Барсукова со стороны властей нарушались права, гарантированные ст. 3 и 13 Конвенции, так как компетентные специалисты в области медицины нарушение права на медицинскую помощь недвусмысленно подтверждают, а национальные суды, сугубо формально подойдя к оценке доводов заявителя, подтвердили своими решениями, что судебная защита права на медицинскую помощь в районном и городском судах Москвы путем оспаривания действий и бездействия ФСИН оказалась неэффективной, и это, как отметил ЕСПЧ в данном решении, для аналогичных дел против Российской Федерации устанавливалось ранее неоднократно.
Резюмируя изложенное, следует признать, что власти РФ в своих возражениях в ЕСПЧ ошибочно выбрали в качестве приоритетного направления защиты своей позиции решения судов общей юрисдикции г. Москвы, не принимая во внимание, что эти решения являются отдельным предметом разбирательства по ст. 13 Конвенции. В итоге мы имеем очередной пример изначально безразличного отношения компетентных должностных лиц к жизни и здоровью заключенного под стражу и последующую неуклюжую попытку профильных юридических служб аппарата Правительства РФ оправдать эти действия в Европейском суде решениями национальных судов.
Требуется постоянный медицинский уход
Защиту В.С. Барсукова я начал осуществлять примерно с 2008 г., когда при вступлении в дело со всей очевидностью установил, что подзащитный страдает целым рядом серьезных заболеваний, а следственный изолятор № 1 ФСИН России не только не обеспечивает ему надлежащую медицинскую помощь, но и не способен это сделать, так как медсанчасть СИЗО не располагает ни возможностями для оказания такой помощи, ни врачами соответствующего профиля. Многократные, в течение примерно года, обращения защищавших в то время Барсукова коллег в органы следствия, ФСИН России и прокуратуру с целью привлечь их внимание к этой проблеме были неэффективны.
Руководитель следственной группы пояснил, что о заболеваниях Барсукова ему известно, но он занимается не лечением, а уголовным расследованием, поэтому доводы о нарушении прав Барсукова на медицинскую помощь в СИЗО ему малоинтересны.
Администрация следственного изолятора и врачи ФСИН от надлежащего обсуждения проблемы явно уклонялись как устно, так и письменно, а состояние здоровья подзащитного не только оставляло желать лучшего, но явно ухудшалось, что вызывало реальные опасения за его жизнь. Поэтому в течение 2008 – 2009 гг. мы неоднократно обращались в вышестоящие органы ФСИН России, СКР, Генпрокуратуру, а также оспаривали действия и бездействие СИЗО в судебном порядке.
Справедливости ради надо сказать, что после того, как мы посетили руководство медицинского управления ФСИН на личном приеме (а до этого были еще и письменные обращения), уровень медицинской помощи подзащитному чуть-чуть повысился от нулевой отметки, но достаточного изменения ситуации добиться все равно не удалось.
После неэффективного судебного оспаривания действий и бездействия ФСИН России (в порядке действовавшей тогда гл. 25 ГПК РФ) у нас возникли исчерпывающие основания для обращения в ЕСПЧ с жалобой на нарушение в отношении Барсукова его прав, гарантированных ст. 3 Конвенции о защите прав человека и основных свобод («Запрещение пыток»), и на неэффективность средств правовой защиты на национальном уровне (ст. 13 Конвенции). Причем с учетом характера и проявления заболевания (человек не мог полноценно поспать даже в течение часа) неоказание медицинской помощи иначе как пыткой называть было действительно нельзя.
Обращение с жалобой в ЕСПЧ на действия властей в отношении содержания Барсукова под стражей, конечно же, не повлияло – состояние его здоровья по-прежнему вызывало опасения именно по причине отсутствия доступной медицинской помощи. Поэтому в апреле 2010 г. пришлось обратиться в ЕСПЧ по правилу 39 Регламента Суда об обеспечительных мерах – с ходатайством об обязании властей РФ перевести Барсукова в гражданскую клиническую больницу.
В удовлетворении ходатайства об обеспечительных мерах ЕСПЧ отказал, но в том же 2010 г. Барсукова начали вывозить в профильную гражданскую больницу в Москве и периодически продолжают это делать по настоящее время. То есть доводы о состоянии здоровья вовсе не надуманны.
Однако проблема была и остается в том, что редкие госпитализации в профильный медицинский НИИ являются полумерой – больному при его диагнозах требуется постоянный медицинский уход, который органы ФСИН России самостоятельно в своих лечебных учреждениях в Москве обеспечить не могут. Попробовать создать соответствующие условия можно было бы в Санкт-Петербурге, в областной больнице им. доктора Ф.П. Гааза, но, несмотря на ежегодные ходатайства, власти уже в течение 10 лет не хотят перевести Барсукова из Москвы в Санкт-Петербург не то что для лечения, но даже для участия в суде.
Занимаясь делом Барсукова, мы в Петербурге давно уже привыкли, что не обвиняемого доставляют в суд, а суд доставляют в регион содержания обвиняемого, даже тогда, когда судебное разбирательство ведется с участием коллегии присяжных из Санкт-Петербурга. И если вначале власти утверждали, что перевод Барсукова из Москвы в Петербург якобы несет большую общественную опасность, то в последние годы декларируется тезис о том, что суд должен ехать из Петербурга в Москву, потому что только в Москве Барсукову могут оказать надлежащую медицинскую помощь. Иными словами, полноценно Барсукова не лечат, но доводы о его состоянии здоровья вполне себе используют для аргументации переездов судов из Петербурга в Москву.
Медицинские заключения игнорировались
На стадии коммуникации жалобы ЕСПЧ власти РФ в своих возражениях указали, что у них (у Правительства РФ с участием Минздрава России) нет специалистов, чтобы оценить достаточность оказания медицинской помощи Барсукову в СИЗО и определить влияние фактических условий содержания в изоляторе на динамику его состояния здоровья.
Прочитав эту аргументацию, мы с коллегами, конечно же, обратились к лечащему гражданскому врачу Барсукова, которому предоставили всю пачку направленных властями РФ в ЕСПЧ медицинских документов, в том числе копию медкарты Барсукова из СИЗО. Компетентный и уже несколько лет как привлеченный ФСИН для лечения Барсукова врач в ответе на адвокатский запрос разъяснил, что до ареста в 2007 г. Барсуков находился под эффективным наблюдением врачей, а после ареста, с августа 2007 г. по декабрь 2009 г., надлежащей медицинской помощи Барсукову не оказывали, несмотря на то что состояние больного требовало и адекватного лечения, и регулярного медицинского ухода. И наконец, именно по этой причине в декабре 2010 г. Барсуков поступил из СИЗО в гражданскую больницу в тяжелом состоянии – а мы должны понимать, насколько состояние здоровья заключенного должно ухудшиться, чтобы СИЗО под Новый год перевел его в гражданскую больницу! Кроме того, врач отметил, что отсутствие медицинской помощи в течение первых двух лет содержания в СИЗО с высокой степенью вероятности стало причиной развития у Барсукова нового серьезного заболевания, которое затем неоднократно подтверждалось.
Кстати говоря, еще в 2009 г. мы с коллегами представляли не только субъектам производства по делу Барсукова – следователям и судьям, но и в суды Москвы при обжаловании бездействия СИЗО заключения ранее лечивших Барсукова врачей о том, что медицинские документы СИЗО прямо свидетельствуют о неоказании Барсукову необходимой медицинской помощи, и о том, какую помощь надо оказывать на самом деле.
Органы следствия, суды и ФСИН России эти заключения, в сущности, игнорировали, но они также были направлены нами в ЕСПЧ. В итоге по данной жалобе Европейскому суду была представлена очевидная ситуация, при которой власти, не оспаривая наличие у заявителя тяжелых заболеваний и косвенно подтверждая их экстраординарностью мер (периодические переводы заключенного из СИЗО в гражданскую больницу), указали, что медицинскими специалистами для ответов на вопросы ЕСПЧ они не располагают, но имеют решения судов общей юрисдикции о том, что нарушений права заявителя на медицинскую помощь не усматривается. А сторона заявителя представила в ЕСПЧ заключения бесспорно компетентных специалистов в области медицины с противоположными изложенным в решениях национальных судов выводами.
Выводы Европейского суда
ЕСПЧ пришел к закономерному выводу, что в отношении В.С. Барсукова со стороны властей нарушались права, гарантированные ст. 3 и 13 Конвенции, так как компетентные специалисты в области медицины нарушение права на медицинскую помощь недвусмысленно подтверждают, а национальные суды, сугубо формально подойдя к оценке доводов заявителя, подтвердили своими решениями, что судебная защита права на медицинскую помощь в районном и городском судах Москвы путем оспаривания действий и бездействия ФСИН оказалась неэффективной, и это, как отметил ЕСПЧ в данном решении, для аналогичных дел против Российской Федерации устанавливалось ранее неоднократно.
Резюмируя изложенное, следует признать, что власти РФ в своих возражениях в ЕСПЧ ошибочно выбрали в качестве приоритетного направления защиты своей позиции решения судов общей юрисдикции г. Москвы, не принимая во внимание, что эти решения являются отдельным предметом разбирательства по ст. 13 Конвенции. В итоге мы имеем очередной пример изначально безразличного отношения компетентных должностных лиц к жизни и здоровью заключенного под стражу и последующую неуклюжую попытку профильных юридических служб аппарата Правительства РФ оправдать эти действия в Европейском суде решениями национальных судов.
