Я не адвокат, и это обусловливает одновременно и сильную, и слабую стороны моей позиции. Слабая очевидна: проблемы корпорации знакомы мне понаслышке. Сильная же, как представляется, заключается в возможности взглянуть на проблемы с определенной долей отстраненности; к тому же сфера научных и публицистических интересов – пореформенная присяжная адвокатура – позволяет видеть некие параллели с тем, что происходило в России сто с лишним лет назад.
А происходили процессы похожие, до боли узнаваемые, те самые, о которых пишет в своей статье о дне сегодняшнем Иван Павлов.
Адвокатов убивали, в том числе и за политическую деятельность. Так, в июле 1906 г. в Териоках (ныне Зеленогорск Ленинградской обл.) черносотенцы застрелили известного присяжного поверенного Михаила Герценштейна, одного из видных деятелей левого крыла Первой Государственной думы. Осенью предыдущего года во время разгона демонстрации в Минске городовыми убиты присяжный поверенный Каменский и помощник поверенного Энтыс.
Адвокатов арестовывали прямо во время судебного заседания, как, например, в декабре 1905 г. Самуила Кальмановича, прибывшего в Тамбов защищать двух крестьян, обвиняемых в убийстве вице-губернатора.
Их удаляли из зала судебного заседания, как осенью 1902 г. казанского адвоката Михайлова-Двинского, когда он начал возражать председателю суда.
Правительство постоянно наступало на права адвокатуры, ограничивая «чрезмерные вольности» судебной реформы: делало практически невозможным попадание в состав корпорации нехристиан, тормозило создание Советов присяжных поверенных, готовило пересмотр Судебных уставов и т. п.
В той более чем острой обстановке внутри корпорации боролись два течения – условно «консервативное» и условно «прогрессистское». При этом, если не принимать во внимание ряд откровенно одиозных деятелей черносотенно-монархического плана (вроде А. Шмакова и Г. Замысловского), и те, и другие были сторонниками развития страны по демократическому пути.
Как вспоминает в своих мемуарах Н. Карабчевский, «…была основа в лице “стариков” (anciens), чтимых сословием и державших, твердою рукою, в качестве Членов Совета, лучшие его традиции и чаяния. В общем это было сословие либеральное, не только в профессиональном значении этого слова, но и по своим политическим тенденциям. Иначе, разумеется, быть и не могло, так как самоуправляющаяся группа образованных общественных деятелей не могла же слиться с бездарным правительственным топтанием на одном месте, проявлявшим властную тенденцию только пятиться назад, а не идти твердыми шагами вперед к заветной цели, постепенно-стойкого, разумного строительства страны». Линия раздела пролегала не между безоговорочной поддержкой власти и оппозиционностью ей, а между двумя взглядами на роль адвокатуры: защищать тех, кто нуждается в защите, или постараться переделать общество.
«Истинно талантливые и умные адвокаты, не злоупотребляя ими (значением и силой адвокатского слова – прим. мое. – А.К.) лишь в миру действительной целесообразности, пользовались своим даром для утверждения закона, справедливости и здравых общественных понятий, но наряду с этим в сословии нарождалась группа уже явных политических агитаторов, пользующихся при всяком удобном и неудобном случае адвокатской трибуной исключительно в видах революционных… Внутри самого сословия вначале “политиканы” были наперечет, но в последнее время, начиная с несчастной японской войны, их число все увеличивалось и деятельность их приобретала характер настойчивой планомерности. Судебные политические процессы теперь уже служили трибунами для революционной пропаганды, нередко выходя за пределы объективного, хотя бы и в страстной форме, освещения надвигающейся на Россию грозы в виде насильственного государственного переворота».
Понятно, что Карабчевский субъективен, что он, категорически не принявший советскую власть и писавший эти строки в эмиграции, проецировал на дореволюционную деятельность своих коллег знание того, чем это все закончится, но так ли он неправ? В борьбе за Россию более демократическую они получили Россию тоталитарную, в которой уважения к Закону вообще и адвокатскому сословию в частности не было вовсе…
Разумеется, все сказанное ни в коей мере не означает, что борьба нецелесообразна, что надо сложить руки, не обращать внимания на антидемократические процессы в современном обществе в надежде, что «переменит бог Орду». Бороться необходимо. Вопрос лишь в методах.
«Революционизирование» адвокатуры в отсутствие нормальной возможности донести до общества свою точку зрения в хоть сколько-нибудь неискаженном виде (а практическое отсутствие в стране не подконтрольных власти СМИ делает ее вполне призрачной) с большой долей вероятности приведет к тому, что будут ограничены и те условия для защиты законных прав, которые есть сегодня. В условиях отсутствия общественного контроля власть имеет неограниченные возможности «вывернуть» наизнанку любые демарши, любые самые благие намерения (как это блестяще показано в трагическом фильме «Защитник Седов»). Превращение адвокатуры из профессиональной корпорации в политическое движение чревато в первую очередь тем, что она не сможет действовать даже как профессиональная корпорация.
Основной пафос статьи Ивана Павлова, как представляется, заключается в необходимости решительной смены руководства адвокатурой как на федеральном, так и на региональном уровнях. По личностям судить не берусь – и не только в связи с тем, что с рядом людей, занимающих сегодня руководящие посты в Федеральной и региональных палатах, меня связывает близкое знакомство, а в ряде случаев и дружба, но и потому, что информированность моя крайне недостаточна. В принципе ротация руководства – дело совершенно нормальное, идущее на пользу любой организации. Другое дело, что я с трудом представляю себе, в чем благо увязываемых с революционным обновлением «адвокатского начальства» перемен.
Насколько я понимаю, возможности советов палат влиять на законодательную и исполнительную власть стремятся если не к нулю, то к величине весьма незначительной. Как мне кажется, если твоя позиция слаба, чисто тактически правильнее быть дипломатом, а не провоцировать открытое столкновение. То немногое, что мне известно, свидетельствует скорее в пользу умения нынешних руководителей адвокатуры отстаивать то, что можно отстоять (например, позиция Совета ФПА РФ по поводу перспективы выхода из Совета Европы).
Кроме того, в обосновании позиции Ивана Павлова мне видится несколько «натяжек» – как фактических, так и логических. Например, «адвокатура сейчас – сообщество, которое лучше других разбирается в вопросах государственного устройства и управления». С чего бы? Просто по факту наличия юридического образования? Человек, сознательно выбравший своей профессией защитительную деятельность, от вопросов государственного управления тем самым отстранился, почему же он разбирается в них лучше других?
Или вот: «Вот только зачем корпорации единство, если пользоваться силой руководство не собирается?». Мне кажется, силу можно понимать по-разному. Сила в навязывании своего решения – не та сила, которая должна быть присуща адвокатуре, она – не орган власти и не политическая партия; ее сила – в убежденности в правильности определенного отношения к закону. Да и само название статьи «Адвокатура – последний форпост независимых институтов гражданского общества» вряд ли отвечает действительности: есть и иные форпосты, не будем обижать ни волонтеров, ни иных активистов самого разного профиля.
Ну и, наконец, увязывание катастрофически малой доли оправдательных приговоров с «плачевным состоянием корпорации», по моему глубокому убеждению, и вовсе неоправданно. Это – к состоянию судейского корпуса, к усиленно насаждаемому советскому видению суда как части правоохранительной системы, но уж никак не к адвокатуре в целом и органам ее самоуправления – в частности.
