С апреля 2017 г. ФКУ ИК-1 УФСИН России по Ярославской области попало под пристальное внимание фонда «Общественный вердикт». Нам поступила информация от матери осужденного Руслана Вахапова о том, что 21 апреля 2017 г. в колонии при проведении обыска избили практически всех осужденных, причем Вахапова – очень сильно, помимо этого его волокли по земле за наручники на запястьях. Мы с юристом фонда в тот же день поехали в Ярославль. По дороге поступила информация о том, что нужно пригласить для беседы еще Евгения Макарова и Ивана Непомнящих – фигуранта «болотного дела». Так Макаров стал моим доверителем. По факту избиения Вахапова, Макарова и Непомнящих, несмотря на все наши жалобы и обращения, в том числе в Европейский Суд, и принятое ЕСПЧ решение о срочных мерах защиты, было вынесено постановление об отказе в возбуждении уголовного дела, которое отменялось не менее шести раз. В итоге Заволжский районный суд г. Ярославля отказал в нашей жалобе на постановление об отказе в возбуждении дела, а Ярославский областной суд оставил это решение в силе.
29 июня 2017 г. Макаров был сильно избит сотрудниками колонии. Я приехала к доверителю 4 июля, но меня долго не пускали под предлогом того, что по медицинским показаниям Макаров не мог со мной встретиться. На это я указала, что причиной отказа в допуске адвоката может быть только смерть доверителя, и то защитник должен в этом лично убедиться. Сотрудник колонии Калашников, который в настоящее время находится под домашним арестом, сообщил, что я все равно не смогу встретиться с доверителем, и предложил ждать медицинскую справку. Спустя два часа после вмешательства начальника колонии я встретилась с доверителем. Он практически не мог идти, был сильно избит, стопы начинали гноиться, так как его бросили в ШИЗО и не оказывали медицинскую помощь. Я его опросила, описала все повреждения и направила сообщение о преступлении в СУ СК РФ по Ярославской области, который направил жалобу в Заволжский следственный отдел. В итоге в возбуждении уголовного дела было отказано, причем отказ нам длительное время не направляли. Также я обращалась с жалобами в СУ СК РФ по Ярославской области на бездействие следователя, который не представлял ни мне, ни Макарову процессуальные решения.
После того как видеозапись избиения Макарова была опубликована в СМИ, уголовное дело было возбуждено менее чем за пять часов.
Я неоднократно направляла жалобы в отношении администрации и сотрудников ИК-1 как в следственные органы, так и в органы прокуратуры, в том числе в прокуратуру Ярославской области, не только на пытки заключенных, но и по соблюдению законов в исправительном учреждении – в частности, на условия содержания осужденных, действия и бездействие администрации колонии, несоблюдение сотрудниками исправительного учреждения норм действующего законодательства. Общее число жалоб с апреля 2017 г. исчисляется десятками, и на все последовали ответы о том, что результаты проверки не подтвердили информацию, в связи с чем основания для применения мер прокурорского реагирования отсутствуют.
Я не думаю, что жестокое избиение Макарова связано с жалобами в Минюст или ЕСПЧ. Руководители колонии и Управления ФСИН по Ярославской области либо привыкли, что на них жалуются, либо не считают нужным реагировать на жалобы. Самое главное для них – проверки из центрального аппарата. Указания ЕСПЧ не выполнялись, хотя представитель России в Европейском Суде отчитывался, что все исполняется. Не могу пояснить, по какой причине власти России не исполняют указания Европейского Суда. ЕСПЧ в одном из своих заявлений по данному делу выразил серьезную обеспокоенность тем, что заявитель, находящийся под его защитой, неоднократно подвергается пыткам, и срочные меры Суда не исполняются.
После публикации видео с пытками со стороны сотрудников колонии начали поступать угрозы, в том числе в мой адрес, в присутствии осужденных. Поэтому на собрании членов фонда «Общественный вердикт» было принято решение о моей срочной эвакуации из России.
Проблема в том, что адвокаты в нашей стране не защищены от провокаций со стороны правоохранительных и следственных органов, а также органов уголовно-исполнительной системы. Для нас, адвокатов, не предусмотрено обязательное ношение оружия – только в общем порядке после получения соответствующей лицензии. Хотя сейчас нам юридически разрешено проносить в колонию средства связи, эта норма практически нигде не исполняется. Просто ставят перед выбором: либо проходите – без фотоаппарата, диктофона, телефона – только с ручкой и бумагой, либо уходите и обжалуйте. Когда на кону здоровье или жизнь доверителя, вопрос, заходить или нет, вообще не стоит. Понятно, что потом это все обжалуется, однако толку от таких жалоб нет. Фактически любые меры защиты, предусмотренные законодательством в отношении адвокатов, носят декларативный характер и исполняются за редким исключением. В какой стране адвокат не может попасть в СИЗО к доверителю неделями? Где такое возможно, что судебные приставы выталкивают защитника из зала суда? В России, увы, возможно не только это. Руководство ФПА пытается наладить взаимодействие со всеми структурами, но пока в России адвокат не будет восприниматься как равноправный участник процесса, причем любого, ничего не будет меняться.
Напомню, 22 июля я обратилась в Федеральную палату адвокатов РФ с просьбой оказать содействие в решении вопроса о предоставлении государственной защиты мне и моей дочери в связи с угрозами личной расправы со стороны сотрудников ФКУ ИК-1 УФСИН России по Ярославской области. В ФПА я обратилась по двум причинам. Первая – чтобы уведомить руководство ФПА и АП Московской области о случившемся, поскольку я являюсь членом палаты. Вторая причина – я понимала, что руководство палат не оставит этот случай без внимания, и надеялась, что ФПА окажет содействие в решении вопроса о предоставлении мне и моей семье государственной защиты.
Ситуация в Ярославле еще раз продемонстрировала проблемы российской уголовно-исполнительной системы. Совершенно очевидна необходимость реформы, которая привела бы к исчезновению пыток в исправительных учреждениях. Искоренение пыток должно быть не иллюзорным, а таковым, чтобы наказание виновных в их применении было неотвратимым и реальным. Основным препятствием для этого является то, что все доказательства применения пыток и иного недозволенного, унижающего человеческое достоинство обращения находятся под полным контролем администрации исправительного учреждения, что если не исключает, то делает чрезвычайно затруднительным их получение.
На мой взгляд, необходимо предусмотреть возможность параллельного транслирования данных видеокамер наблюдения внутри исправительного учреждения с их записью и хранением в органах прокуратуры (будь то прокуратура по надзору за исполнением законов в исправительных учреждениях или региональная прокуратура). Кроме того, считаю необходимым ввести жесткое требование об обязательном накоплении записей видеорегистраторов сотрудников исправительного учреждения за каждые сутки работы, ужесточить наказания для сотрудников за отсутствие видеозаписей, а также ввести уголовную ответственность за их уничтожение/утрату. Уголовная и дисциплинарная ответственность, в зависимости от тяжести нарушения и его последствий, должна распространяться на сотрудников ФСИН, прокуратуры, Следственного комитета.
Это не единственные изменения, необходимые для проведения реформы Службы исполнения наказаний, но указанные меры, по моему глубокому убеждению, не терпят отлагательств.
Фонд «Общественный вердикт», с которым я сотрудничаю в связи с защитой прав осужденных, в том числе в ярославских колониях, инициировал создание коалиции под названием #БезПыток. В коалицию уже вошли фонд «Русь сидящая» и «Новая газета», которая опубликовала предоставленное нами видео, вызвавшее большой общественный резонанс. Данная коалиция, открытая для сотрудничества с заинтересованными лицами, в том числе из адвокатского сообщества, подготовила ряд предложений – так называемых срочных мер, которые можно применить уже сейчас для изменения ситуации.
В одиночку с этой системой бороться очень сложно, поскольку она закрыта для сторонних наблюдателей и неохотно идет на любые внутренние изменения. Без поддержки активных членов общества невозможно будет прийти к положительным изменениям, необходимость которых очевидна даже для тех, кто с этой проблемой не сталкивался.
