Уголовно-процессуальным законом, как и нормативными правовыми актами других отраслей права, установлены процессуальные сроки, исчисляемые с момента совершения уголовно наказуемого деяния до наступления правовых последствий. В частности, по истечении срока давности привлечения к уголовной ответственности виновное лицо не подлежит наказанию.
При этом обстоятельства, в которых данные сроки протекают, бывают разные.
Так, в октябре 2019 г. я приняла поручение на защиту интересов Л. – потерпевшей по уголовному делу в отношении Д., обвиняемого по ч. 2 ст. 167 и ч. 1 ст. 119 УК РФ.
Согласно обстоятельствам дела, в августе 2018 г. Д. на территории частного сектора города на своем автомобиле преследовал автомобиль, которым управляла Л. Обогнав машину Л. и преградив ей движение, Д. обстрелял автомобиль девушки из травматического пистолета, повредив двери и несколько стекол. После этого он подошел к обстрелянному автомобилю и через открытое стекло со стороны водителя несколько раз ударил Л. кулаком по голове, схватил за волосы, сопровождая свои действия высказыванием угрозы убийством.
Все действия Д. были вызваны личной неприязнью к малознакомой Л., которая возникла в результате общения в соцсетях.
На момент заключения соглашения на оказание потерпевшей юридической помощи расследование было завершено, и уголовное дело поступило в Егорьевский городской суд Московской области для рассмотрения по существу. В ходе предварительного слушания защита обвиняемого заявила о необходимости возвращения дела прокурору в порядке ст. 237 УПК, поскольку, по ее мнению, обвинительное заключение не соответствовало требованиям закона в связи с нарушением порядка назначения и проведения судебной психиатрической экспертизы в отношении потерпевшей.
В обоснование ходатайства защита обвиняемого привела доводы о наличии сомнений в способности потерпевшей правильно воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела, и давать показания. Кроме этого, защита Д. обратила внимание суда, что в ходе предварительного следствия в отношении потерпевшей дважды назначались амбулаторные психиатрические экспертизы, которые не были проведены, при этом постановления об их назначении сторонами не обжаловались, не отменялись и не признавались незаконными.
Я как представитель потерпевшей, в свою очередь, пояснила суду, что Л. не состояла и не состоит на учете у психиатра или нарколога, никогда не лечилась у врачей данных профилей; имеет высшее образование; является сотрудником российской авиакомпании и положительно характеризуется по месту работы. В ее функциональные обязанности входят действия, требующие четкости выполнения и быстрой реакции при принятии рациональных решений, что предполагает стабильное психическое здоровье.
При этом я ссылалась на п. 7 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 21 декабря 2010 г. № 28 «О судебной экспертизе по уголовным делам», в котором указано на недопустимость назначения и производства судебной экспертизы в отношении потерпевшего, за исключением случаев, предусмотренных п. 2, 4 и 5 ст. 196 УПК, без письменного согласия потерпевшего либо его законного представителя (представителей), а также на п. 4 ч. 1 ст. 196 УПК, согласно которому назначение и производство судебной экспертизы обязательно, если необходимо установить психическое или физическое состояние потерпевшего при наличии сомнений в его способности правильно воспринимать обстоятельства, имеющие значение для уголовного дела, и давать показания.
Объективных доводов о необходимости проведения экспертизы защитой обвиняемого представлено не было – впрочем, они отсутствовали и в постановлениях следователей о назначении психиатрической экспертизы.
Мы возражали против возвращения дела прокурору, поскольку срок давности привлечения обвиняемого к уголовной ответственности истекал и Д. мог остаться безнаказанным, а проведение психиатрической экспертизы потерпевшая воспринимала как личное оскорбление.
В итоге, несмотря на наши возражения, суд вернул дело прокурору в порядке ст. 237 УПК для производства дополнительного следствия, а именно – проведения психиатрической экспертизы потерпевшей.
Не согласившись с решением суда, прокурор и сторона потерпевшей обжаловали его в апелляцию. Московский областной суд отменил решение и вернул дело в первую инстанцию для рассмотрения иным составом суда. Свое решение апелляция мотивировала тем, что поведение потерпевшей не вызывает сомнений в ее психическом здоровье.
В ходе нового судебного следствия защита обвиняемого вновь ходатайствовала о психиатрической экспертизе потерпевшей. На этот раз необходимость исследования обосновывалась обстоятельствами, возникшими сразу после инцидента. В частности, после того как Д. применил насилие к Л. и расстрелял ее машину, девушка не растерялась и не покинула свой автомобиль, а начала преследовать нападавшего, который пытался скрыться с места происшествия.
Данные действия защита обвиняемого интерпретировала как расстройство психики Л. – по их мнению психически здоровый человек, которому угрожают убийством, не может из-за страха преследовать лицо, гипотетически способное осуществить эти угрозы.
Мы вновь заявили возражения против назначения психиатрической экспертизы, мотивируя надуманностью оснований для ее проведения. В частности, мы указали, что поведение Л. было допустимым и логичным, поскольку она осознавала, что может запечатлеть транспортное средство нападавшего с помощью видеорегистратора и, вероятно, – способствовать задержанию Д. путем блокировки движения его машины на одной из улиц частного сектора, где разворачивались события. В связи с этим поведение потерпевшей нельзя охарактеризовать как действия лица, имеющего психическое расстройство.
Тем не менее 13 августа 2020 г. суд вынес постановление о назначении в отношении Л. амбулаторной комиссионной комплексной психолого-психиатрической судебной экспертизы. Ее проведение было поручено судебным экспертам отделения Центра судебно-психиатрических экспертиз ГБУЗ МО ЦКПБ.
Мы обжаловали постановление в Московский областной суд, однако апелляционная жалоба не была рассмотрена в связи с тем, что указанное постановление было промежуточным актом и подлежало рассмотрению после принятия итогового решения по делу.
Мы не стали препятствовать исполнению постановления, хотя и не были с ним согласны. В назначенное время Л. явилась в медучреждение для проведения экспертизы, однако отвечать на вопросы экспертов отказалась, вследствие чего Центр судебно-психиатрических экспертиз ГБУЗ МО ЦКПБ представил суду справку о невозможности определить психическое состояние Л. и ответить на поставленные судом перед экспертами вопросы.
Суд, продолжая рассматривать уголовное дело по существу, вновь удовлетворил ходатайство защиты обвиняемого, заключавшееся на этот раз в проведении психиатрической экспертизы потерпевшей в условиях стационара, и направил дело в ФГБУ «НМИЦ психиатрии и наркологии им. В.П. Сербского». В постановлении суд, как и прежде, выразил сомнения в способности потерпевшей правильно воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела, и давать показания.
От проведения данной экспертизы Л. отказалась, о чем представила суду соответствующее заявление.
Исчерпав все возможности проведения в отношении потерпевшей разного вида психиатрических экспертиз, суд был вынужден продолжить судебное следствие, в ходе которого Л. снова давала показания, а защита обвиняемого и суд по-прежнему сомневались в их правдивости, поскольку вопрос о психическом здоровье потерпевшей, поставленный защитой, фактически оставался неразрешенным.
Выступая в прениях, я предложила суду рассмотреть поведение потерпевшей как активное отстаивание ее прав и законных интересов, которое заключается не только в юридической помощи представителя, но и в самостоятельном направлении жалоб, ходатайств, участии во всех судебных заседаниях на протяжении более двух лет; активном содействии расследованию обстоятельств дела на досудебной стадии, а также самостоятельном сборе доказательств и их представлении следствию и суду. Преследование потерпевшей автомобиля обвиняемого позволило зафиксировать номер ТС (впоследствии это стало основным доказательством вины Д. в инкриминируемых деяниях). Я обратила внимание суда на то, что, когда Л. преследовала автомобиль Д., он пытался скрыться, и Л. было понятно, что Д. боится впоследствии быть узнанным правоохранителями и задержанным. В связи с этим такое поведение потерпевшей свидетельствует не о психическом расстройстве, а напротив – о правильном понимании ситуации и логическом, последовательном принятии решений.
Представитель потерпевшей и гособвинитель приводили данные доводы суду, в том числе заявляя возражения на ходатайства защиты Д. о назначении и проведении психиатрических экспертиз в отношении Л., но суд не счел их убедительными. В своем последнем постановлении суд указал, что считает неправильным со стороны Л. преследовать Д. после его нападения и угроз, а также учитывает поведение потерпевшей в ходе судебного следствия, что позволяет сомневаться в ее психическом здоровье и, следовательно, доверять ее показаниям. При этом суд не указал, что конкретно в поведении потерпевшей в ходе судебных заседаний вызывало сомнения в ее психическом здоровье.
Несмотря на это, при вынесении приговора обвиняемому суд учел неоднократно озвученную позицию стороны потерпевшей о том, что преследование Д. со стороны Л. было актом смелости и обусловлено желанием наказать Д. за содеянное в соответствии с действующим законодательством.
Наша позиция нашла отражение в приговоре – в мотивировочной части суд, уже не сомневаясь в правдивости показаний потерпевшей и ее адекватности, принял их как доказательства виновности Д.
Стоит отметить, что при невозможности провести психиатрическую экспертизу потерпевшему (в том числе в случае отказа потерпевшего от исследования) вопрос о его психическом состоянии остается открытым, и суд вынужден учитывать показания потерпевшего как достоверные. В связи с этим судебные акты о назначении психиатрических экспертиз в отношении потерпевшей «диссонировали» с приговором, поскольку не имели логического завершения.
С учетом назначавшихся экспертиз в отношении Л. рассмотрение уголовного дела длилось с октября 2019 г. по декабрь 2021 г. Это позволило освободить Д. от наказания в связи с переквалификацией одного из преступлений в связи с истечением двухлетнего срока давности уголовного преследования.
Обжалованные в апелляцию постановления о назначении психиатрических экспертиз так и не были отменены. Приговор в отношении Д. также остался без изменения. Остается надеяться, что противоречия в судебных актах, на которые мы указали в кассационной жалобе, будут устранены.
