Верховный Суд РФ регулярно обращает внимание судов общей юрисдикции на правоприменительную практику по делам о мошенничестве, присвоении и растрате, однако последние детальные разъяснения по данному вопросу давались 10 лет назад. И хотя по меркам Вселенной такой временной отрезок можно назвать несущественным, в условиях современной России он является значительным. Общество становится все более зависимым от цифровых технологий, виртуальное имущество конкурирует по стоимости с физическими, а электронные деньги уже достаточно прочно вошли в повседневный оборот многих стран. Меняются также способы и характер совершаемых преступлений, которые все чаще переходят из реальной действительности в виртуальную. Теперь регуляторы совместно с законодательными органами пытаются разобраться в природе таких явлений, как криптовалюта и виртуальное имущество.
Пытаясь заполнить разрыв между стремительно развивающимся новым видом общественных отношений и законодательством, не поспевающим за их регулированием, Верховный Суд в Постановлении Пленума от 30 ноября 2017 г. № 48 «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате» затронул преступления, совершаемые не только в реальной, но и в виртуальной жизни. Новеллой данного документа стало разъяснение состава такого преступления, как мошенничество в сфере компьютерной информации (ст. 159.6 УК РФ).
Хотелось бы отметить, что мне представляется не совсем верным отнесение законодателем к видам мошенничества вышеуказанного преступления – хищения путем вмешательства в функционирование средств хранения, обработки или передачи компьютерной информации или информационно-телекоммуникационных сетей.
«Классическое» мошенничество подразумевает совершение хищения путем обмана физического лица, которое под воздействием недостоверных сведений передает принадлежащее ему имущество или право на него.
Способом хищения при кибермошенничестве, как впервые разъяснил Верховный Суд, является целенаправленное воздействие программных и программно-аппаратных средств на серверы, средства вычислительной техники и интернет-сети. При этом данное вмешательство должно нарушать установленный процесс обработки, хранения, передачи компьютерной информации, в результате чего виновный незаконно завладевает чужим имуществом или приобретает право на него. Таким образом, хищение совершается тайно, фактически путем взлома электронного хранилища, что никак не связано с обманом физического лица. Таким образом, по своей сути подобное преступление относится скорее к краже (именно данный состав преступления подразумевает тайное хищение чужого имущества), нежели к мошенничеству.
На это косвенно указывалось и в предыдущем Постановлении Пленума ВС РФ от 27 декабря 2007 г. № 51 «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате», принятом до введения в Уголовный кодекс РФ нового состава кибермошенничества. Указанный документ предусматривал квалификацию хищения чужих безналичных денежных средств путем использования похищенной или поддельной кредитной карты в качестве мошенничества лишь в тех случаях, когда лицо путем обмана вводило в заблуждение уполномоченного работника кредитной, торговой или сервисной организации. В иных случаях данное преступление следовало квалифицировать как кражу. Таким образом, Верховный Суд разъяснил, что обмануть можно только физическое лицо, а не техническое устройство. Тем не менее при внесении в уголовное законодательство изменений, касающихся введения нового преступления, киберхищение было причислено к мошенничеству, на что, вероятно, имелись веские основания.
Ожидалось, что с появлением виртуального имущества высший судебный орган в своем новом постановлении разъяснит ряд вопросов, а именно: каким образом следует оценивать это имущество? Что считать моментом окончания преступных действий с данным предметом хищения и местом совершения преступления? Однако в изданном документе вопросы, касающиеся виртуального имущества, проигнорированы, внимание обращено только на такой предмет хищения, как безналичные денежные средства, в том числе электронные.
Следует отметить, что в принятом постановлении Верховный Суд изменил подход к определению момента окончания преступных действий, совершаемых при хищении безналичных денежных средств.
В уголовном праве определение момента окончания преступного деяния – очень важный вопрос, от решения которого зависят квалификация преступления и возможный срок наказания. Не менее значимым этот момент является и для установления границ, в пределах которых возможен добровольный отказ исполнителя от совершения преступления. Ранее Верховный Суд придерживался мнения, согласно которому такое преступление следовало считать оконченным с момента зачисления денежных средств на счет лица, похитившего их со счета владельца путем мошенничества, либо на счета других лиц, куда эти средства поступили в результате преступных действий. По мнению ВС РФ, именно с данного момента виновный имел реальную возможность распорядиться похищенным имуществом, в связи с чем процесс хищения можно было считать оконченным. В новом постановлении высший судебный орган указал, что хищение безналичных денежных средств следует считать оконченным с момента их изъятия с банковского счета при условии причинения ущерба его владельцу.
Такой подход также больше характерен для состава кражи: это преступление считается оконченным с момента изъятия виновным имущества, когда он имеет реальную возможность распорядиться похищенным по своему усмотрению, а вот «классическое» мошенничество будет являться оконченным, когда похищенное имущество поступило в незаконное владение виновного или других лиц и они получили реальную возможность пользоваться и распоряжаться им.
Что касается места совершения преступления, то Верховный Суд вовсе не дал разъяснений на этот счет. В итоге остался нерешенным вопрос о том, что является местом совершения преступления при квалификации действий виновного по ст. 159.6 УК РФ либо, если отталкиваться от предмета, при хищении мошенническим путем безналичных денежных средств и виртуального имущества. Особенность и сложность расследования кибермошенничества заключаются в его трансграничности. В связи с возможностью совершения подобных деяний на территории не только субъектов РФ, но и разных стран нечеткая правовая позиция может значительно затруднить определение места совершения преступления. На практике это приводит к несвоевременному возбуждению уголовного дела под надуманным предлогом необходимости проведения расследования иным территориальным органом, нежели тем, куда поступило заявление о совершении преступления, передаче материала проверки из одних следственных подразделений в другие и сложности установления территориальной подсудности.
Ранее в проекте постановления Пленума ВС РФ имелось предложение о разъяснении места совершения преступления в случае, когда предметом мошенничества являлись безналичные денежные средства. Таким местом предлагалось считать местонахождение банка (его филиала) или иной организации, в которых владельцем денежных средств был открыт банковский счет или велся учет электронных денежных средств без открытия такового. В отсутствие возможности установить место совершения преступления, что на практике по данной категории уголовных дел бывает нередко, подсудность уголовного дела предлагалось определять по месту его выявления, в том числе по местонахождению потерпевшего, заявившего о хищении. Однако в итоговом варианте документа этот вопрос не был затронут.
Верховный Суд уделил особое внимание разграничению кибермошенничества, общего состава мошенничества и кражи. Согласно новому постановлению Пленума ВС РФ, если хищение имущества осуществлено путем распространения ложных сведений в интернете – например, с помощью создания поддельных сайтов благотворительных организаций, интернет-магазинов, – то такое мошенничество квалифицируется по общему составу, предусмотренному ст. 159 УК РФ, и не имеет отношения к кибермошенничеству. Также не могут считаться кибермошенничеством действия, связанные с использованием учетных данных собственника, даже если они были получены путем обмана, – например, если виновный воспользовался телефоном потерпевшего, к которому подключена услуга «Мобильный банк». Такие действия следует квалифицировать как кражу.
Еще одной особенностью кибермошенничества, отраженной в постановлении Верховного Суда, является его квалификация в совокупности с иными действиями, которые могут образовывать отдельный состав преступления. В силу разъяснений ВС РФ, преступление (например, мошенничество), совершенное посредством неправомерного доступа к компьютерной информации или вредоносных программ, требует отдельной квалификации по соответствующей норме уголовного закона (ст. 272, 273, 274.1 УК РФ). Таким образом, на практике действия виновного будут квалифицированы как несколько отдельных преступлений. При «классическом» мошенничестве – например, если с помощью поддельного документа похищена квартира, – действия виновного не будут требовать дополнительной квалификации по соответствующей норме ст. 327 УК РФ (подделка документов), поскольку являлись способом совершения преступления, а умысел виновного был направлен на хищение имущества.
Подводя итог, можно сделать вывод, что с точки зрения права состав преступления, предусмотренный ст. 159.6 УК РФ, сложно отнести к мошенничеству. В связи со спецификой предмета и способа хищения эта норма требует особого подхода в правоприменении, так как является новым видом преступления. Отсутствие детальных разъяснений, касающихся данного преступления, затруднит процедуру возбуждения уголовного дела и дальнейшее его расследование, что позволит виновным оставаться безнаказанными. В настоящее время потерпевшие от кибератак практически не обращаются в правоохранительные органы с заявлениями о преступлениях такого рода, понимая, что государство не предоставит им эффективной защиты. Чтобы вопросы, связанные с виртуальным хищением, как и с иными видами преступлений в сфере высоких технологий, не остались в зоне саморегулирования между хакером и потерпевшим, требуются их детальная и вдумчивая проработка законодателем и высшими судебными органами, а также повышенное внимание к ним и активные действия со стороны юридического сообщества. Именно юридические фирмы на сегодняшний день имеют гораздо больше возможностей для защиты интересов потерпевших от трансграничных преступлений, взаимодействуя с зарубежными коллегами в случаях, когда необходимо оперативно собрать информацию и закрепить доказательства.
