В моем адвокатском архиве свыше 20 дел о лишении родительских прав, в том числе связанных с жестоким обращением с ребенком, со злоупотреблением правами, а также осложненных иностранным элементом и «кавказским правом». Особой сложностью данные дела не отличаются. Главное в них, как и в любом деле, – доказательственная база. Дела Хомских и Проказовых с точки зрения семейного права также являются рядовыми, однако политические маркеры выводят их из плоскости процессуальной борьбы в пространство противостояния личности и государства.
О том, что дело Хомских является политическим заказом, мне как защитнику супругов, которых хотели лишить родительских прав за пребывание с малолетними детьми на митинге, стало понятно еще при ознакомлении с материалами на начальной стадии: странные основания, неоднозначные формулировки, отсутствие доказательств, некачественная подготовка всего материала. Складывалось ощущение, что он готовился второпях и «на коленках».
Мной была выбрана стандартная позиция защиты по таким делам. Несмотря на явно просматривающиеся политические манипуляции в этом деле и процессуальный произвол по другим «оппозиционным» делам, я решила, что целесообразно вести процесс спокойно, не делая громких заявлений.
В начале судебного заседания, состоявшегося 2 сентября, мне удалось нивелировать сильный эмоциональный накал, поддержав ходатайство прокурора о проведении процесса в закрытом режиме в интересах частной жизни семьи и детей (в дело представлялось большое количество характеризующего материала на детей, в том числе медицинские документы на них и родителей). Подобное заявление настолько удивило суд и участников процесса, которые ожидали, по всей видимости, яркого шоу, что далее процесс пошел легко и быстро. В частности, ходатайства быстро заявлялись, так же быстро рассматривались. В дело было представлено огромное количество характеристик, обеспечена явка свидетеля, специалиста. Кроме того, большой объем документов я планировала представить суду в случае, если он захочет отложить процесс по техническому основанию типа «необходимо выяснить уровень и характер доходов родителей для определения законности заявленных алиментных требований». Свою задачу я видела в скорейшем разрешении дела, без отложений и затягивания, что также отразилось на общем настроении в процессе, поскольку аналогичной позиции придерживалась и судья.
Сторона защиты готовилась к трем вариантам развития событий:
- отказ в удовлетворении иска в первом же заседании;
- затягивание процесса (отложения по различным поводам в течение долгого времени) для снятия информационной напряженности;
- удовлетворение исковых требований (судебный произвол).
По итогам слушания были рассмотрены три ходатайства, допрошен свидетель, отказано в допросе эксперта (на чем защита сильно не настаивала, поскольку эксперт изложил свою позицию в заключении) и вынесено решение об отказе в удовлетворении иска и о предупреждении родителей.
Отмечу, что суд не рассмотрел мое ходатайство о признании злоупотребления правом истцом. Считаю, что иск о лишении родительских прав необходимо рассматривать только с позиции злоупотребления правом истцом. Заявление подобного иска госорганом не может восприниматься как необдуманный шаг или некомпетентность отдельно взятого сотрудника. Истец прекрасно понимал, что законные основания для лишения родительских прав отсутствуют, однако заявил иск. Полагаю, сделал он это с целью оказать на ответчиков давление. Европейский Суд по правам человека неоднократно подчеркивал, что вмешательство в свободу мирных собраний не обязательно должно выражаться в прямом запрете на их проведение, а может представлять собой иные меры, принятые органами власти (кейсы «Ойя Атаман против Турции» от 5 декабря 2006 г., «Эзелен против Франции» от 26 апреля 1991 г.). Меры прокурорского реагирования и судебный запрет на участие в митингах с детьми соответствуют этому принципу.
Думается, что компетентные органы обязаны реагировать на любые факты, в которых они усматривают нарушения прав человека, тем более ребенка. Однако самым острым, на мой взгляд, является вопрос соразмерности вмешательства, так как в противном случае мы рискуем оказаться в «полицейском государстве». Полагаю, в рассматриваемой ситуации достаточным было бы обращение правоохранителя в органы опеки с требованием провести с родителями профилактическую беседу.
Безусловно, любое массовое мероприятие – будь то концерт, футбольный матч или митинг, – не оказывает благотворного влияния на ребенка, но суд в своем решении сделал акцент именно на несанкционированном митинге, а такой подход ставит перед нами новые, более сложные вопросы. Так, исходя из позиции суда, на митинг ходить с детьми можно, если он согласован. На несогласованный – тоже можно, но с детьми старше 10 лет (напомню, что иск в отношении старшей дочери Хомских не заявлен). В связи с этим возникает вопрос – как быть, если санкционированный митинг перейдет в несанкционированный?
Итак, родители, которые привели детей младше 10 лет на несанкционированный митинг, согласно позиции суда действуют в ущерб интересам детей и могут стать ответчиками по иску о лишении родительских прав. Тенденция пугающая, тем более если проанализировать закон.
Несмотря на то что Конституция РФ и Конвенция о защите прав человека и основных свобод устанавливают право на мирный протест, безусловным данное право назвать нельзя. Несмотря на отсутствие в Федеральном законе «О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетировании» (далее – Закон о собраниях) ограничений на мирный протест и регламентацию порядка проведения акций как «уведомительного» – т.е. не требующего разрешений – все же данный закон, обеспечивая реализацию прав граждан на мирный протест, накладывает ограничения на организаторов публичных мероприятий.
Так, норма ч. 5 ст. 5 Закона о собраниях устанавливает, что организатор публичного мероприятия не вправе проводить его, если соответствующее уведомление не было подано в срок либо если с органом исполнительной власти субъекта Федерации или местного самоуправления не было согласовано изменение места и (или) времени проведения мероприятия по их мотивированному предложению.
Никаких негативных обязательств, связанных с участием в митингах – как санкционированных, так и несанкционированных, – закон не предусматривает. Видимо, это объясняется тем, что рядовому участнику сложно понять, согласовано конкретное мероприятие или нет, тем более учитывая их частоту и количество. Соответственно, налагая на организаторов митингов дополнительные обязанности и освобождая от таковых рядовых участников, закон прямо разграничивает их процессуальные статусы, а следовательно – и последствия его несоблюдения. Подобный дифференцированный подход не может не применяться по аналогии и к другим деликтам.
Моя коллега, адвокат Екатерина Тягай в комментарии к новости указала на отсутствие в законе термина «несанкционированный митинг», и на этом следует остановиться подробнее.
Термина такого действительно нет, равно как нет запретительно-разрешающей процедуры. Процедура именуется согласовательной, и митинг соответственно может быть согласованным или нет. Согласно Закону о собраниях (и европейская практика его в этом поддерживает) участие государства в согласовании акции необходимо в той мере, в какой требуется обеспечение безопасности участников. Например, если на одной территории заявили акцию зоозащитники, а в это же время и в этом же месте хотят провести акцию любители норковых шуб – две такие акции с противоположными интересами проводить небезопасно. Однако, когда в одном месте в одно время зоозащитники хотят провести марш в защиту амурских тигров, а пенсионеры – ленинские чтения, это вполне безопасно. К сожалению, реалии таковы, что любые протестные акции согласовать крайне затруднительно, а ограничивающие процедуры в согласовании влекут сдерживающий эффект санкций.
В итоге отказы в согласовании митингов и последующие санкции к участникам не могут не оказывать влияния на протестующих таким образом, что они вынуждены отказываться от участия в акциях протеста или активно заниматься политической деятельностью. В деле «Фрумкин против России» от 5 января 2016 г. ЕСПЧ указал, что данные меры содержат серьезный потенциал для удержания сторонников оппозиции и общественности в целом от посещения демонстраций. Сдерживающий эффект был дополнительно усилен большим количеством задержаний, освещаемых в СМИ.
Таким образом, возвращаясь к делу Хомских, – инициирование подобного иска к родителям по основанию участия в митинге, вызвавшее большой общественный резонанс, есть, на мой взгляд, не что иное, как запугивание других оппозиционеров. Подача апелляционного представления органами прокуратуры еще больше усиливает сдерживающий фактор.
В обсуждаемом решении суд установил виновный характер действий родителей, что и будет являться основной линией апелляционного обжалования.
Отдельный интерес в данном решении вызывает оценка доказательств. В основу документа легли распечатки сайта «РЕН ТВ» с мнением редактора, чьи слова в статье были дословно процитированы в тексте решения и представлены в виде выводов суда. Разумеется, такой «технический подход» суда адвокатов давно не удивляет. Думается, что в данном случае судье просто нечего было писать, поэтому она ограничилась перепечатыванием иска и статьи.
Не могу согласиться с подобным подходом. Участие в защите как оппозиционных лидеров, так и рядовых митингующих научило меня, что к ним применяются такие меры и санкции, которые в ином случае – обычного гражданина – не были бы задействованы. Поэтому обжалование решения по делу Хомских в части вынесения предупреждения, – а именно отсутствия доказательств умышленности их действий, – вопрос, с одной стороны, касающийся конкретной семьи, а с другой – каждого, кто намерен реализовывать свое право на мирный протест без вероятности в будущем быть лишенным детей, имущества или свободы.
