Приговор на английском

Было это 11 лет назад, когда только стали применяться «судейские нанотехнологии»: флешки (диски) с обвинительным заключением брали у следователей, и оттуда информация переносилась в обвинительный приговор.

Следователь прокуратуры одного из курортных городов Кавказских Минеральных Вод (ныне высокопоставленный руководитель) отличался дотошностью и обстоятельным подходом к расследованию уголовных дел. Так как он обычно никуда не спешил и в рассматриваемый промежуток времени у него к тому же было всего одно уголовное дело в производстве, он подошел к его расследованию творчески.

По делу о превышении власти сотрудниками милиции он изъял у потерпевшего куртку и решил ее осмотреть. Не найдя на ней никаких следов преступления либо чего-то, что позволило бы эту куртку отнести к вещественным доказательствам, следователь должен был вернуть ее обратно владельцу, но в последний момент решил все же оставить и принялся составлять протокол ее осмотра.

Поскольку куртка была китайского производства, следователь добрую половину страницы протокола заполнил содержанием нескольких этикеток на куртке, причем на английском языке и без перевода.

В протокол вошли подробная инструкция о том, как производить стирку куртки, сушку, глажку, отбеливание, информация о ее составе и иные ценные для владельца, но не для следователя сведения.
Судья, рассматривавший уголовное дело, как принято, попросил у следователя дискету с обвинительным заключением, которое на 90 процентов перенес в обвинительный приговор.

Поскольку судья в отличие от следователя всегда куда-то торопился, он не обратил внимания на то, что протокол осмотра куртки на английском языке также попал в многостраничный приговор.

В кассационной жалобе мне пришлось написать дословно следующее: «То обстоятельство, что суд использовал при постановлении приговора обвинительное заключение, подтверждается изложением протокола осмотра вещественных доказательств, в частности куртки, изъятой у потерпевшего. В судебном заседании суд вещественные доказательства фактически не исследовал, а в приговоре сослался на этикетку куртки с надписями на английском языке, так же как и в обвинительном заключении. Суд, видимо, хотел этим показать всем читателям его приговора свое знание английского языка, но не обратил внимания на то обстоятельство, что куртка сама по себе вещественным доказательством по делу являться не могла и так подробно излагать ее характеристики, тем более на иностранном языке, не имело никакого процессуального смысла».

Приговор суда был отменен кассационной инстанцией как незаконный, но по иным основаниям. Однако судебный курьез остался в памяти. В момент составления кассационной жалобы я не мог понять, для чего нужно было в приговоре рассказывать про куртку, но позже пришла в голову такая мысль: быть может, следователь и судья по предварительному сговору хотели разрекламировать куртку китайского производства, но из-за недостатка экономических познаний не сообразили, что приговор суда – не самый лучший способ завоевания новых покупателей, ведь судебный акт читает ограниченное число лиц.

Впрочем, такая реклама могла быть рассчитана на трех судей кассационной инстанции, их секретаря и прокурора, а также архивариуса судебного архива, куда дело должно было попасть после вступления приговора в законную силу. Правда, я до сих пор не уверен, что должностные лица и служащие, сопричастные к этому делу, владели такими специфическими терминами английского языка.

Случай из практики явился предвестником серьезного судейского недуга, который в последние годы стал хроническим и в качестве лекарства от которого Пленум Верховного Суда РФ в п. 8 проекта своего постановления наконец прописал: «Обратить внимание судов на недопустимость изложения в приговоре, без учета результатов проведенного судебного разбирательства, показаний допрошенных по уголовному делу лиц, выводов экспертов и других сведений в точности так, как они отражены в обвинительном заключении (обвинительном акте) или ранее вынесенном судебном решении».

Когда это замечательное предписание будет рассматриваться Пленумом Верховного Суда РФ, хотелось бы дополнить его указанием на последствия неисполнения его судьями. Иначе, несомненно, важное положение останется лишь благим пожеланием для судей, не наполненным никаким процессуальным смыслом.