Затаив дыхание, юридическое и бизнес-сообщества следят за высшей судебной инстанцией, которая в ближайшее время опубликует Постановление Пленума «О практике применения судами законодательства, регламентирующего особенности уголовной ответственности за преступления в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности».
Сказать, что вся страна ждет, когда власть перестанет «кошмарить» бизнес – ничего не сказать. С завидной регулярностью в средствах массовой информации появляются новости об аресте того или иного предпринимателя, хотя правительство всячески обещает защитить их от недобросовестных чиновников и представителей силовых структур.
Определенные надежды бизнес-сообщества были связаны с введением в УК РФ серии так называемых предпринимательских статей – ст. 159.1–159.6 УК РФ – особенно ст. 159.5– «мошенничество в сфере предпринимательской деятельности» (сопряженное с преднамеренным неисполнением договорных обязательств в сфере предпринимательской деятельности) и ч. 1.1 ст. 108 УПК РФ, которая запрещает применение меры пресечения в виде заключения под стражу в отношении подозреваемого или обвиняемого в совершении преступлений, предусмотренных ст. 159–159.3, 159.5, 159.6, 165, если эти преступления совершены в сфере предпринимательской деятельности, а также ст. 171–174, 174.1, 176–178, 180–183, 185–185.4, 190–199.2 УК РФ, при отсутствии обстоятельств, указанных в п. 1–4 ч. 1 ст. 108 УПК РФ, без привязки к предпринимательской деятельности.
Дальше – больше. 19 декабря 2013 г. Верховный Суд РФ принял Постановление Пленума Верховного Суда № 41 «О практике применения судами меры пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста и залога», где прямо цитирует указанные положения УПК РФ и расшифровывает, когда именно данные деяния будут считаться совершенными в сфере предпринимательской деятельности: «Для разрешения вопроса о предпринимательском характере деятельности судам надлежит руководствоваться п. 1 ст. 2 ГК РФ, в соответствии с которым предпринимательской является самостоятельная, осуществляемая на свой риск деятельность, направленная на систематическое получение прибыли от пользования имуществом, продажи товаров, выполнения работ или оказания услуг лицами, зарегистрированными в этом качестве в установленном законом порядке».
Казалось бы, указанные поправки и постановление Верховного Суда РФ предельно ясно указывают, в каком случае обвиняемый является предпринимателем и, следовательно, не может быть арестован.
Однако и в этих условиях правоохранительные органы нашли лазейку. Ни для кого не секрет, что «любимой» статьей для возбуждения дела в отношении крупных бизнесменов и некоторых чиновников является ст. 159 УК РФ («мошенничество»). При этом, несмотря на наличие специальных «предпринимательских» статей, следователи возбуждают дела именно по «общеуголовной» ст. 159 УК РФ, даже если они вытекают из споров хозяйствующих субъектов, решений арбитражных судов, процесса банкротства и т.д.
Для чего это делается? Если коротко – чтобы поместить предпринимателя в СИЗО и наложить арест на активы.
Во-первых, таким образом оказывается моральное и психологическое давление. В такой непростой ситуации человек склонен признать вину даже в том, чего не совершал, воспользоваться правом проведения судебного заседания в особом порядке, чтобы уменьшить размер возможного наказания, и в скором времени рассчитывать на УДО. Такой метод является одним из самых распространенных способов давления со стороны следствия в целях получения признательных или других выгодных следствию показаний.
Во-вторых, зачастую заинтересованные лица могут с помощью определенных действий лишить предпринимателя принадлежащих ему активов, а самого бизнесмена – возможности защищаться. Хотя выдача доверенности человеком, находящимся в СИЗО, предусмотрена законом, на практике это почти неосуществимо.
Лучше всего эту ситуацию отражает статистика, приведенная самим Президентом РФ Владимиром Путиным 3 декабря 2015 г. в ходе ежегодного Послания Федеральному Собранию. Так, за 2014 г. следственными органами возбуждено почти 200 000 дел по экономическим составам, но до суда из них дошло только 46 000, еще 15 000 дел «развалились в суде». «Приговором закончились лишь 15% дел, при этом абсолютное большинство – 83% предпринимателей, на которых были заведены уголовные дела, – полностью или частично потеряли бизнес. То есть их попрессовали, обобрали и отпустили», – отметил Владимир Путин. По сути, сам Президент РФ заявил, что 83% предпринимателей, на которых были заведены уголовные дела, привлечены необоснованно.
Проблема с арестом предпринимателей актуальна и по сей день, несмотря на уже упомянутые положения закона и Постановления Пленума ВС РФ. К сожалению, практика такова, что следствие, указывая в Постановлении о привлечении в качестве обвиняемого обстоятельства: «являясь генеральным директором ООО, заключил договор и не исполнил обязательства...», упорно не замечает положения ст. 2 ГК РФ, на которые ссылается уголовно-процессуальное законодательство. Эти же доводы ложатся в основание ходатайства об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу. И в подавляющем большинстве случаев суд формально подходит к рассмотрению таких ходатайств, полностью удовлетворяя их, иногда позволяя себе добавить, что инкриминируется преступление, предусмотренное «общеуголовной», а не «предпринимательской» статьей. Но Верховный Суд РФ затем и подчеркнул, что и деяние, предусмотренное ст. 159 УК РФ, может быть совершено в сфере предпринимательской деятельности. Но суды не принимают доводы защиты с цитатами из УПК РФ и постановления Пленума Верховного Суда РФ № 41, а выносят шаблонные решения, зачастую даже не утруждаясь удалить из них фамилии предыдущих арестантов.
Все это продолжается, несмотря на то что 24 мая 2016 г. Верховный Суд РФ скорректировал Постановление Пленума № 41, в очередной раз подчеркнув, что проверка обоснованности подозрения в причастности лица к совершенному преступлению не может сводиться к формальной ссылке суда на наличие у органов предварительного расследования достаточных данных о том, что лицо причастно к совершенному преступлению. При рассмотрении ходатайства об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу судья обязан проверить, содержит ли ходатайство и приобщенные к нему материалы конкретные сведения, указывающие на причастность к совершенному преступлению именно этого лица, и дать этим сведениям оценку в своем решении.
Что Пленум грядущий нам готовит? В некоторых местах проект повторяет положения ст. 108 УПК РФ и Постановления Пленума Верховного Суда РФ № 41. Дополнительно подчеркивается, что «содержащиеся в указанных нормах требования должны неукоснительно соблюдаться при осуществлении судебного контроля за законностью и обоснованностью действий (бездействия) и решений должностных лиц, осуществляющих уголовное преследование в досудебном производстве, и на всех стадиях рассмотрения уголовных дел названной категории – как судами первой инстанции, так и вышестоящих инстанций». Хотя, казалось бы, исполнению подлежат и УПК РФ, указывающий на недопустимость применения законов, противоречащих ему, и любое действующее разъяснение Верховного Суда РФ.
Примечательным является дополнение, что уголовные дела о преступлениях, предусмотренных ст. 159–159.3, 159.5, 159.6, 160, 165 УК РФ, возбуждаются не иначе как по заявлению потерпевшего, если они совершены индивидуальным предпринимателем в связи с осуществлением им предпринимательской деятельности и (или) управлением принадлежащим ему имуществом, используемым в предпринимательской деятельности, либо если эти преступления совершены членом органа управления коммерческой организации в связи с осуществлением им полномочий по управлению организацией либо в связи с осуществлением им полномочий по управлению организацией.
Потерпевшим в данном случае может быть как генеральный директор пострадавшей компании, так и иное уполномоченное лицо, если, например, в совершении преступления подозревается сам генеральный директор.
Дублированием законодательства является, на мой взгляд, п. 6 проекта, который он повторяет положения УПК РФ и указанное Постановление Пленума ВС о мерах пресечения.
Представляется, что в данной редакции документ вряд ли решит проблему необоснованного применения к предпринимателям меры пресечения в виде заключения под стражу. Необходимы кардинальные меры, не допускающие двусмысленного толкования формулировки. На сегодняшний же день очень многое зависит от субъективного восприятия следователя, которому зачастую помимо необходимости выполнять план еще и не хватает квалификации. Ведь уголовные дела по преступлениям экономической направленности требуют не только знания УК и УПК, но и знания гражданского, корпоративного, финансового права, которым большинство следователей похвастаться не могут.
В этой связи п. 7 проекта о том, что исходя из п. 4 примечаний к ст. 159 УК РФ, преступления, предусмотренные ч. 5–7 ст. 159 УК РФ, всегда совершаются названными выше лицами только в сфере предпринимательской деятельности, дает определенную надежду на более взвешенное и адекватное применения закона следствием и судом, ведь данный пункт раскрывает понятие пресловутой «предпринимательской деятельности». Несомненно, юридическое сообщество положительно встретит данную норму.
Важным дополнением является указанный в п. 9 абзац о том, что «для квалификации действий виновного по ч. 5–7 ст. 159 УК РФ не имеет значение, в какой момент возник умысел на совершение мошенничества, до или после заключения соответствующего договора». На сегодняшний день, исходя из буквального толкования закона, практика идет по тому пути, что умысел на совершение мошенничества обязательно должен возникнуть до заключения договора. Этим пользовались недобросовестные лица, которые заключали договор, создавали видимость работы или видимость исполнения обязательств по договору, например, оплатив первоначальный взнос за товар, после чего различными способами выводили активы из организации-должника. В результате добросовестный кредитор через некоторое время получал судебное решение и исполнительный лист о взыскании денежных средств с организации-«пустышки». При этом органы внутренних дел отказывали в возбуждении уголовного дела, мотивируя тем, что умысел должен возникнуть до заключения соответствующего договора.
Полагаю, что указанная конкретизация послужит дополнительным рычагом для защиты прав потерпевших от действий недобросовестных лиц.
Не обошлось и без появления неоднозначных формулировок. Так, на мой взгляд, между п. 13 и п. 14 проекта имеется определенное противоречие, поскольку п. 14 проекта постановления и ч. 2 ст. 76.1 УК РФ говорят о необходимости возмещения ущерба в полном объеме, а п. 13 позволяет суду признавать таковым и частичное возмещение ущерба. Полагаю, что данное противоречие создает условия для возможного манипулирования и появления коррупционной составляющей.
Что касается п. 19, то важным дополнением представляется, в частности, указание Верховного Суда на то обстоятельство, что содержание осужденного под стражей не должно предопределять назначения ему наказания в виде реального лишения свободы. Поскольку практика такова, что в подавляющем большинстве случаев содержание под стражей предполагает именно назначение наказания в виде реального лишения свободы, это дополнение дает небольшую надежду на сдвиг от репрессивного правоприменения.
С одной стороны, в документе есть ряд положительных моментов – появились более конкретные формулировки, более четкие ориентиры, отграничивающие предпринимательскую деятельность, в частности, от общеуголовного мошенничества. Хочется надеяться, что это усложнит необоснованное применение меры пресечения в виде заключения под стражу к субъектам предпринимательской деятельности.
Но, с другой стороны, российская уголовно-правовая действительность сильно расходится с теорией. Формальный подход отечественных судов в ходе осуществления судебного контроля за органами предварительного следствия стал уже притчей во языцех. К сожалению, одними поправками в законодательство и подзаконные акты кардинальных изменений добиться не удастся.
Сейчас вся судебная система практически заточена под задачи исполнительной власти, в частности, правоохранительных органов: пресловутый обвинительный уклон, наглядно демонстрируемый ничтожным процентом оправдательных приговоров, который говорит не о блестящей работе следствия, а о «работе суда над ошибками следствия»; огромная разница в наказании по одним и тем же статьям между признанными виновными представителями правоохранительных органов и рядовыми гражданами (исключения составляют лишь резонансные аресты, громкие задержания ряда сотрудников, но это, скорее, политические моменты, нежели процессуальные).
Полагаю, что реальных изменений можно добиться через увеличение количества бывших адвокатов в органах судейского сообщества. Это, действительно, может положительно сказаться на балансе сил обвинения и защиты в ходе судебного процесса. Хочется верить, что в такой ситуации суды будут более объективны при рассмотрении дел, а формализм останется пережитком прошлого.
Только четкие правила игры и их безусловное соблюдение всеми участниками позволят субъектам предпринимательской деятельности быть уверенными, что при соблюдении установленных требований они смогут спокойно и плодотворно работать, а их активы будут надежно защищены государством. В противном случае, предпринимательская деятельность рискует быть объектом перманентных репрессий со стороны недобросовестных чиновников и силовиков, что, естественно, не может положительно сказаться на инвестиционном климате страны. А поскольку предпринимательская деятельность закономерно является двигателем экономики, без адекватного правового регулирования страна обречена на стагнацию.
Сказать, что вся страна ждет, когда власть перестанет «кошмарить» бизнес – ничего не сказать. С завидной регулярностью в средствах массовой информации появляются новости об аресте того или иного предпринимателя, хотя правительство всячески обещает защитить их от недобросовестных чиновников и представителей силовых структур.
Определенные надежды бизнес-сообщества были связаны с введением в УК РФ серии так называемых предпринимательских статей – ст. 159.1–159.6 УК РФ – особенно ст. 159.5– «мошенничество в сфере предпринимательской деятельности» (сопряженное с преднамеренным неисполнением договорных обязательств в сфере предпринимательской деятельности) и ч. 1.1 ст. 108 УПК РФ, которая запрещает применение меры пресечения в виде заключения под стражу в отношении подозреваемого или обвиняемого в совершении преступлений, предусмотренных ст. 159–159.3, 159.5, 159.6, 165, если эти преступления совершены в сфере предпринимательской деятельности, а также ст. 171–174, 174.1, 176–178, 180–183, 185–185.4, 190–199.2 УК РФ, при отсутствии обстоятельств, указанных в п. 1–4 ч. 1 ст. 108 УПК РФ, без привязки к предпринимательской деятельности.
Дальше – больше. 19 декабря 2013 г. Верховный Суд РФ принял Постановление Пленума Верховного Суда № 41 «О практике применения судами меры пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста и залога», где прямо цитирует указанные положения УПК РФ и расшифровывает, когда именно данные деяния будут считаться совершенными в сфере предпринимательской деятельности: «Для разрешения вопроса о предпринимательском характере деятельности судам надлежит руководствоваться п. 1 ст. 2 ГК РФ, в соответствии с которым предпринимательской является самостоятельная, осуществляемая на свой риск деятельность, направленная на систематическое получение прибыли от пользования имуществом, продажи товаров, выполнения работ или оказания услуг лицами, зарегистрированными в этом качестве в установленном законом порядке».
Казалось бы, указанные поправки и постановление Верховного Суда РФ предельно ясно указывают, в каком случае обвиняемый является предпринимателем и, следовательно, не может быть арестован.
Однако и в этих условиях правоохранительные органы нашли лазейку. Ни для кого не секрет, что «любимой» статьей для возбуждения дела в отношении крупных бизнесменов и некоторых чиновников является ст. 159 УК РФ («мошенничество»). При этом, несмотря на наличие специальных «предпринимательских» статей, следователи возбуждают дела именно по «общеуголовной» ст. 159 УК РФ, даже если они вытекают из споров хозяйствующих субъектов, решений арбитражных судов, процесса банкротства и т.д.
Для чего это делается? Если коротко – чтобы поместить предпринимателя в СИЗО и наложить арест на активы.
Во-первых, таким образом оказывается моральное и психологическое давление. В такой непростой ситуации человек склонен признать вину даже в том, чего не совершал, воспользоваться правом проведения судебного заседания в особом порядке, чтобы уменьшить размер возможного наказания, и в скором времени рассчитывать на УДО. Такой метод является одним из самых распространенных способов давления со стороны следствия в целях получения признательных или других выгодных следствию показаний.
Во-вторых, зачастую заинтересованные лица могут с помощью определенных действий лишить предпринимателя принадлежащих ему активов, а самого бизнесмена – возможности защищаться. Хотя выдача доверенности человеком, находящимся в СИЗО, предусмотрена законом, на практике это почти неосуществимо.
Лучше всего эту ситуацию отражает статистика, приведенная самим Президентом РФ Владимиром Путиным 3 декабря 2015 г. в ходе ежегодного Послания Федеральному Собранию. Так, за 2014 г. следственными органами возбуждено почти 200 000 дел по экономическим составам, но до суда из них дошло только 46 000, еще 15 000 дел «развалились в суде». «Приговором закончились лишь 15% дел, при этом абсолютное большинство – 83% предпринимателей, на которых были заведены уголовные дела, – полностью или частично потеряли бизнес. То есть их попрессовали, обобрали и отпустили», – отметил Владимир Путин. По сути, сам Президент РФ заявил, что 83% предпринимателей, на которых были заведены уголовные дела, привлечены необоснованно.
Проблема с арестом предпринимателей актуальна и по сей день, несмотря на уже упомянутые положения закона и Постановления Пленума ВС РФ. К сожалению, практика такова, что следствие, указывая в Постановлении о привлечении в качестве обвиняемого обстоятельства: «являясь генеральным директором ООО, заключил договор и не исполнил обязательства...», упорно не замечает положения ст. 2 ГК РФ, на которые ссылается уголовно-процессуальное законодательство. Эти же доводы ложатся в основание ходатайства об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу. И в подавляющем большинстве случаев суд формально подходит к рассмотрению таких ходатайств, полностью удовлетворяя их, иногда позволяя себе добавить, что инкриминируется преступление, предусмотренное «общеуголовной», а не «предпринимательской» статьей. Но Верховный Суд РФ затем и подчеркнул, что и деяние, предусмотренное ст. 159 УК РФ, может быть совершено в сфере предпринимательской деятельности. Но суды не принимают доводы защиты с цитатами из УПК РФ и постановления Пленума Верховного Суда РФ № 41, а выносят шаблонные решения, зачастую даже не утруждаясь удалить из них фамилии предыдущих арестантов.
Все это продолжается, несмотря на то что 24 мая 2016 г. Верховный Суд РФ скорректировал Постановление Пленума № 41, в очередной раз подчеркнув, что проверка обоснованности подозрения в причастности лица к совершенному преступлению не может сводиться к формальной ссылке суда на наличие у органов предварительного расследования достаточных данных о том, что лицо причастно к совершенному преступлению. При рассмотрении ходатайства об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу судья обязан проверить, содержит ли ходатайство и приобщенные к нему материалы конкретные сведения, указывающие на причастность к совершенному преступлению именно этого лица, и дать этим сведениям оценку в своем решении.
Что Пленум грядущий нам готовит? В некоторых местах проект повторяет положения ст. 108 УПК РФ и Постановления Пленума Верховного Суда РФ № 41. Дополнительно подчеркивается, что «содержащиеся в указанных нормах требования должны неукоснительно соблюдаться при осуществлении судебного контроля за законностью и обоснованностью действий (бездействия) и решений должностных лиц, осуществляющих уголовное преследование в досудебном производстве, и на всех стадиях рассмотрения уголовных дел названной категории – как судами первой инстанции, так и вышестоящих инстанций». Хотя, казалось бы, исполнению подлежат и УПК РФ, указывающий на недопустимость применения законов, противоречащих ему, и любое действующее разъяснение Верховного Суда РФ.
Примечательным является дополнение, что уголовные дела о преступлениях, предусмотренных ст. 159–159.3, 159.5, 159.6, 160, 165 УК РФ, возбуждаются не иначе как по заявлению потерпевшего, если они совершены индивидуальным предпринимателем в связи с осуществлением им предпринимательской деятельности и (или) управлением принадлежащим ему имуществом, используемым в предпринимательской деятельности, либо если эти преступления совершены членом органа управления коммерческой организации в связи с осуществлением им полномочий по управлению организацией либо в связи с осуществлением им полномочий по управлению организацией.
Потерпевшим в данном случае может быть как генеральный директор пострадавшей компании, так и иное уполномоченное лицо, если, например, в совершении преступления подозревается сам генеральный директор.
Дублированием законодательства является, на мой взгляд, п. 6 проекта, который он повторяет положения УПК РФ и указанное Постановление Пленума ВС о мерах пресечения.
Представляется, что в данной редакции документ вряд ли решит проблему необоснованного применения к предпринимателям меры пресечения в виде заключения под стражу. Необходимы кардинальные меры, не допускающие двусмысленного толкования формулировки. На сегодняшний же день очень многое зависит от субъективного восприятия следователя, которому зачастую помимо необходимости выполнять план еще и не хватает квалификации. Ведь уголовные дела по преступлениям экономической направленности требуют не только знания УК и УПК, но и знания гражданского, корпоративного, финансового права, которым большинство следователей похвастаться не могут.
В этой связи п. 7 проекта о том, что исходя из п. 4 примечаний к ст. 159 УК РФ, преступления, предусмотренные ч. 5–7 ст. 159 УК РФ, всегда совершаются названными выше лицами только в сфере предпринимательской деятельности, дает определенную надежду на более взвешенное и адекватное применения закона следствием и судом, ведь данный пункт раскрывает понятие пресловутой «предпринимательской деятельности». Несомненно, юридическое сообщество положительно встретит данную норму.
Важным дополнением является указанный в п. 9 абзац о том, что «для квалификации действий виновного по ч. 5–7 ст. 159 УК РФ не имеет значение, в какой момент возник умысел на совершение мошенничества, до или после заключения соответствующего договора». На сегодняшний день, исходя из буквального толкования закона, практика идет по тому пути, что умысел на совершение мошенничества обязательно должен возникнуть до заключения договора. Этим пользовались недобросовестные лица, которые заключали договор, создавали видимость работы или видимость исполнения обязательств по договору, например, оплатив первоначальный взнос за товар, после чего различными способами выводили активы из организации-должника. В результате добросовестный кредитор через некоторое время получал судебное решение и исполнительный лист о взыскании денежных средств с организации-«пустышки». При этом органы внутренних дел отказывали в возбуждении уголовного дела, мотивируя тем, что умысел должен возникнуть до заключения соответствующего договора.
Полагаю, что указанная конкретизация послужит дополнительным рычагом для защиты прав потерпевших от действий недобросовестных лиц.
Не обошлось и без появления неоднозначных формулировок. Так, на мой взгляд, между п. 13 и п. 14 проекта имеется определенное противоречие, поскольку п. 14 проекта постановления и ч. 2 ст. 76.1 УК РФ говорят о необходимости возмещения ущерба в полном объеме, а п. 13 позволяет суду признавать таковым и частичное возмещение ущерба. Полагаю, что данное противоречие создает условия для возможного манипулирования и появления коррупционной составляющей.
Что касается п. 19, то важным дополнением представляется, в частности, указание Верховного Суда на то обстоятельство, что содержание осужденного под стражей не должно предопределять назначения ему наказания в виде реального лишения свободы. Поскольку практика такова, что в подавляющем большинстве случаев содержание под стражей предполагает именно назначение наказания в виде реального лишения свободы, это дополнение дает небольшую надежду на сдвиг от репрессивного правоприменения.
С одной стороны, в документе есть ряд положительных моментов – появились более конкретные формулировки, более четкие ориентиры, отграничивающие предпринимательскую деятельность, в частности, от общеуголовного мошенничества. Хочется надеяться, что это усложнит необоснованное применение меры пресечения в виде заключения под стражу к субъектам предпринимательской деятельности.
Но, с другой стороны, российская уголовно-правовая действительность сильно расходится с теорией. Формальный подход отечественных судов в ходе осуществления судебного контроля за органами предварительного следствия стал уже притчей во языцех. К сожалению, одними поправками в законодательство и подзаконные акты кардинальных изменений добиться не удастся.
Сейчас вся судебная система практически заточена под задачи исполнительной власти, в частности, правоохранительных органов: пресловутый обвинительный уклон, наглядно демонстрируемый ничтожным процентом оправдательных приговоров, который говорит не о блестящей работе следствия, а о «работе суда над ошибками следствия»; огромная разница в наказании по одним и тем же статьям между признанными виновными представителями правоохранительных органов и рядовыми гражданами (исключения составляют лишь резонансные аресты, громкие задержания ряда сотрудников, но это, скорее, политические моменты, нежели процессуальные).
Полагаю, что реальных изменений можно добиться через увеличение количества бывших адвокатов в органах судейского сообщества. Это, действительно, может положительно сказаться на балансе сил обвинения и защиты в ходе судебного процесса. Хочется верить, что в такой ситуации суды будут более объективны при рассмотрении дел, а формализм останется пережитком прошлого.
Только четкие правила игры и их безусловное соблюдение всеми участниками позволят субъектам предпринимательской деятельности быть уверенными, что при соблюдении установленных требований они смогут спокойно и плодотворно работать, а их активы будут надежно защищены государством. В противном случае, предпринимательская деятельность рискует быть объектом перманентных репрессий со стороны недобросовестных чиновников и силовиков, что, естественно, не может положительно сказаться на инвестиционном климате страны. А поскольку предпринимательская деятельность закономерно является двигателем экономики, без адекватного правового регулирования страна обречена на стагнацию.
