В сентябре СМИ активно тиражировали высказывания председателя Верховного Суда РФ Вячеслава Лебедева и Уполномоченного по правам человека в РФ Татьяны Москальковой о необходимости изменения уголовной политики и введения института уголовного проступка в УК РФ.
В качестве аргументов «за» назывались невозможность назначения за уголовные проступки наказания в виде лишения свободы, а также невозникновение судимости у лиц, их совершивших. Оба уважаемых юриста сошлись во мнении, что к уголовным проступкам должны относиться преступления небольшой тяжести.
Нельзя не отметить высокую идею названных лиц, направленную на гуманизацию уголовного закона. Однако, как представляется, большее внимание необходимо сосредоточить на изменении имеющейся правоприменительной практики по уголовным делам небольшой и средней тяжести.
Сегодня УК РФ и УПК РФ предусматривают несколько оснований для прекращения уголовного дела по делам небольшой и средней тяжести, традиционно относящимся к нереабилитирующим (т.е. не исключающим виновности лица), такие как: примирение с потерпевшим, деятельное раскаяние, освобождение от уголовной ответственности с назначением судебного штрафа. Эти институты базируются на идее позитивного посткриминального поведения лица, направлены на ликвидацию не только уголовно-правового, но и, что не менее важно, социального конфликта между сторонами. Применение названных институтов ведет к прекращению уголовного дела (уголовного преследования), а следовательно, не порождает назначения наказания и судимости.
Не секрет, что добиться прекращения уголовного дела по нереабилитирующим основаниям особенно на стадии предварительного расследования в настоящее время крайне сложно, поскольку правоохранительные органы ратуют за статистику направленных в суд уголовных дел. Вот это реальная проблема, о которой необходимо всерьез задуматься, поскольку ее решение приведет к повышению уровня правовой определенности (для граждан), процессуальной экономии (для государства) и снижению уровня нагрузки судов. Решив эту практическую проблему, можно будет добиться выполнения тех целей, что обозначаются Лебедевым и Москальковой.
Что же касается собственно идеи обсуждаемого института уголовного проступка, то он сам по себе ментально чужд российскому уголовному и уголовно-процессуальному праву. Ссылка Татьяны Москальковой в этой связи на нашего географического соседа – Республику Казахстан – не самый лучший пример, поскольку исследования, проводимые учеными-юристами после внесения существенных изменений в УК РК и УПК РК в 2015 г. демонстрируют «американизацию» национального казахстанского законодательства, однако право США традиционно относится к англосаксонской правовой системе, которая кардинально отличается от традиций и канонов континентального права. Поэтому изменение УК РФ в части его дополнения институтом уголовного проступка неизбежно приведет к существенному изменению процессуальной формы его реализации, что породит еще один вид производства и лишь усложнит применение и без того «израненного» изменениями уголовно-процессуального закона.
В качестве аргументов «за» назывались невозможность назначения за уголовные проступки наказания в виде лишения свободы, а также невозникновение судимости у лиц, их совершивших. Оба уважаемых юриста сошлись во мнении, что к уголовным проступкам должны относиться преступления небольшой тяжести.
Нельзя не отметить высокую идею названных лиц, направленную на гуманизацию уголовного закона. Однако, как представляется, большее внимание необходимо сосредоточить на изменении имеющейся правоприменительной практики по уголовным делам небольшой и средней тяжести.
Сегодня УК РФ и УПК РФ предусматривают несколько оснований для прекращения уголовного дела по делам небольшой и средней тяжести, традиционно относящимся к нереабилитирующим (т.е. не исключающим виновности лица), такие как: примирение с потерпевшим, деятельное раскаяние, освобождение от уголовной ответственности с назначением судебного штрафа. Эти институты базируются на идее позитивного посткриминального поведения лица, направлены на ликвидацию не только уголовно-правового, но и, что не менее важно, социального конфликта между сторонами. Применение названных институтов ведет к прекращению уголовного дела (уголовного преследования), а следовательно, не порождает назначения наказания и судимости.
Не секрет, что добиться прекращения уголовного дела по нереабилитирующим основаниям особенно на стадии предварительного расследования в настоящее время крайне сложно, поскольку правоохранительные органы ратуют за статистику направленных в суд уголовных дел. Вот это реальная проблема, о которой необходимо всерьез задуматься, поскольку ее решение приведет к повышению уровня правовой определенности (для граждан), процессуальной экономии (для государства) и снижению уровня нагрузки судов. Решив эту практическую проблему, можно будет добиться выполнения тех целей, что обозначаются Лебедевым и Москальковой.
Что же касается собственно идеи обсуждаемого института уголовного проступка, то он сам по себе ментально чужд российскому уголовному и уголовно-процессуальному праву. Ссылка Татьяны Москальковой в этой связи на нашего географического соседа – Республику Казахстан – не самый лучший пример, поскольку исследования, проводимые учеными-юристами после внесения существенных изменений в УК РК и УПК РК в 2015 г. демонстрируют «американизацию» национального казахстанского законодательства, однако право США традиционно относится к англосаксонской правовой системе, которая кардинально отличается от традиций и канонов континентального права. Поэтому изменение УК РФ в части его дополнения институтом уголовного проступка неизбежно приведет к существенному изменению процессуальной формы его реализации, что породит еще один вид производства и лишь усложнит применение и без того «израненного» изменениями уголовно-процессуального закона.
