В нашем предыдущем материале мы рассмотрели пример пассивного отношения адвокатского сообщества к действиям их коллег – в том случае совершенно противозаконным. Были, разумеется, и противоположные примеры, когда адвокаты занимали активную позицию; обычно это касалось значимых общественно-политических проблем. Ярчайшим примером такого рода является нашумевшее в свое время «дело 25 адвокатов».
Кипение общественных страстей, вызванных, а точнее – выявленных делом Бейлиса, было чрезвычайным, сопоставимым с реакцией публики на дело Дрейфуса во Франции на рубеже веков: не только киевские, но и столичные газеты посвящали ему целые полосы, споры раскалывали семьи и рушили дружеские отношения. Вопросы факта в этих спорах, как правило, отходили на второй план, на первый выступали принципы. Принципов касалось и описываемое далее дело.
23 октября 1913 г. в Санкт-Петербурге состоялось очередное общее собрание присяжных поверенных столичного судебного округа. Повестка дня была совершенно рутинной: утверждение результатов выборов Совета. Однако плавное течение заседания было прервано предложением известного защитника в политических процессах и социал-демократа по убеждениям Н.Д. Соколова принять резолюцию по делу Бейлиса. Это предложение не было неожиданностью для собравшихся, так как часть из них накануне, а часть утром того же дня получили записки, в которых говорилось: «Милостивый государь! Группа товарищей просит вас пожаловать в помещение Совета 23 октября 1913 г. в 12 часов дня на созванное Советом собрание присяжных поверенных для обсуждения вопросов, связанных с делом Бейлиса»2. Большинство членов Совета выступили против, полагая, что, во-первых, неуместно предпринимать подобные шаги до завершения процесса, а во-вторых, по правилам необходимо сначала внести подобный текст на рассмотрение Совета: «…Сословие присяжных поверенных должно обнаружить известную выдержку, каковы бы ни были его чувства, и показать пример уважения к законности, не нарушая правил рассмотрения вопросов в общих собраниях»3. Однако общее собрание поддержало меньшинство, настаивавшее на необходимости для профессионального адвокатского сообщества высказаться по поводу той обстановки и тех условий, в которых вынуждены работать их коллеги4 в Киеве.
Источник заимствования: https://ru.wikipedia.org/wiki/Соколов,_Николай_Дмитриевич
В результате была принята резолюция, гласившая: «Общее собрание присяжных поверенных округа Санкт-Петербургской судебной палаты считает профессиональным и гражданским долгом адвокатуры высказать протест против извращения основ правосудия, проявившегося в создании процесса Бейлиса, против возведения в судебном порядке на еврейский народ клеветы, отвергнутой всем культурным человечеством, и против возложения на суд несвойственной ему задачи пропаганды идей расовой и национальной вражды. Это надругательство над основами человеческого общежития унижает и позорит Россию перед лицом всего мира, и мы поднимаем свой голос в защиту чести и достоинства России»5.
Мотивы проголосовавших за резолюцию, вероятно, были разными, но вряд ли кто-то хотел оскорбить конкретных организаторов киевского процесса. Как вспоминал через 40 лет после этих событий один из главных их инициаторов А.Ф. Керенский, «мы, члены коллегии адвокатов, представляли автономный орган, и нашей обязанностью было донести правду до сведения И.Г. Щегловитова и всех тех, кто искажал русскую правовую систему»6. Думается, Керенский (а вместе с ним и большинство «подписантов») действительно так считал. Как полагает его современный биограф, «мотивы поведения Керенского всегда нужно рассматривать с осторожностью. Мы уже писали о том, что он умел быть искренним в пафосе и гневе, но при этом никогда не забывать о том, какое впечатление производят его слова. Дело Бейлиса – это, кажется, единственный случай, когда Керенский говорил и действовал так, как того требовала совесть, не заботясь о дивидендах, которые это способно принести. Большой пользы ему от этого не было – так говорил и писал в ту пору едва ли не каждый»7.
Источник заимствования: https://ru.wikiquote.org/wiki/Александр_Фёдорович_Керенский
Принятие резолюции, которая немедленно была направлена по телеграфу защитникам Бейлиса и в редакции ряда газет, вызвало крайне резкую реакцию со стороны судебной власти. На следующий же день в Совет поступили два требования: от прокурора и старшего председателя Петербургской судебной палаты. Предписывалось сообщить информацию о заседании и присутствовавших там лицах, а также представить протокол. Чуть позже прокурор официально предложил Совету подвергнуть членов Совета и всех участников собрания дисциплинарной ответственности в связи с тем, что была нарушена его компетенция, ограниченная заслушиванием отчета и утверждением итогов выборов. Не успел Совет рассмотреть это предложение, как явились товарищ прокурора окружного суда и следователь по важнейшим делам, предъявившие постановление о производстве следствия по обвинению участников собрания по ст. 279 Уложения о наказаниях («Кто будет изобличен в составлении, подкидывании, выставлении в публичных местах, или же иным каким бы то ни было образом, но заведомо и с умыслом, распространении ругательных писем или других сочинений и бумаг, или изображений, оскорбительных для высших в государстве мест и лиц, тот приговаривается или к потере некоторых, на основании статьи 50 сего Уложения, особенных прав и преимуществ и к заключению в смирительном доме на время от одного года и четырех месяцев до двух лет, или же без лишения сих особенных прав и преимуществ, токмо к заключению в смирительном доме на время от четырех до восьми месяцев»8). Через неделю после принятия резолюции Судебная палата постановила предписать Совету в месячный срок решить вопрос о дисциплинарной ответственности наиболее активных участников собрания и отдельно – его председателя9. Совет дипломатично решил, что дисциплинарные выводы необходимо отложить до разрешения возбужденного уголовного дела. Судебная палата это решение отменила.
Тем временем следователь постановил привлечь к уголовной ответственности в общей сложности 87 человек. Совет потребовал от них представить объяснения. Большинство сумели так или иначе засвидетельствовать свое алиби (покинули собрание до голосования) или отказались от подписи. Следствие, по-видимому, не стремилось посадить на скамью подсудимых как можно больше адвокатов, достаточно было напугать профессиональное сообщество, создать прецедент. «По крайней мере, следственная власть обязательно предупреждала допрашиваемых, что против них никаких улик не имеется, и что дальнейшая их участь зависит от их собственного показания»10. В конечном итоге только 25 адвокатов признали, что участвовали в собрании и голосовали за резолюцию11. Они и были привлечены к суду.
Источник заимствования: https://ic.pics.livejournal.com/sergey_v_fomin/72076302/2469048/2469048_600.jpg
Совет присяжных поверенных в этой ситуации счел необходимым обстоятельно изложить свою точку зрения на происходящее. По поводу компетенции общих собраний Совет заявил, что «полувековая жизнь сословия установила более широкие рамки для деятельности общих собраний, чем те, которые намечены в решении палаты, и в течение истекших десятилетий общие собрания присяжных поверенных округа санкт-петербургской Судебной палаты делали предметами своего обсуждения различные вопросы, затрагивавшие общественные и государственные интересы, и постановляли по этим вопросам свои заключения, которые иногда, если это требовалось существом дела, представлялись на усмотрение и распоряжение правительственной власти. Ввиду таких прецедентов присяжные поверенные, участвовавшие в собрании 23 октября, имели, по мнению Совета, достаточно основания считать, что вопрос о правильности построения обвинений Бейлиса, занимавший не только всю Россию, но и весь культурный мир, и тесно связанный с весьма близкими адвокатуре интересами правосудия, может быть обсужден на общем собрании присяжных поверенных»12. По второму пункту обвинения – в том, что собрание рассматривало вопрос, не внесенный заранее в повестку дня, – Совет согласился с тем, что было допущено формальное нарушение правил, но оговорил, что такие нарушения стали уже сложившейся практикой, и те присяжные поверенные, которые считали, что достаточно ограничиться рассылкой частных извещений с предложением рассмотреть вопрос о реакции на дело Бейлиса накануне собрания (что было сделано), не подлежат дисциплинарному взысканию. Что же касается содержания резолюции, то Совет не усмотрел в нем никаких указаний на государственную власть как на виновника фактов, возмутивших тех, кто подписал документ.
Иными словами, в более чем непростой ситуации петербургский Совет присяжных поверенных однозначно высказался в защиту права адвокатской корпорации на публичное и коллективное выражение мнения по вопросам, непосредственно затрагивающим ее профессиональные интересы.
Слушание дела в санкт-петербургском окружном суде началось 3 июня 1914 г. Председательствовал Виктор Евгеньевич Рейнбот, выпускник Императорского училища правоведения, опытный судебный деятель, прошедший длинный путь от кандидата на судебные должности в провинции до кресла председателя столичного окружного суда. Обвинение поддерживал и.о. прокурора окружного суда Адамович. Интересы подсудимых солидарно представляли их петербургские коллеги С.Е. Кальманович, М.Л. Гольдштейн, Г.З. Скарятин и Л.Н. Андроников, а также московские адвокаты П.Н. Малянтович, Н.В. Тесленко, А.Р. Ледницкий и Н.К. Муравьев. А.В. Бобрищева-Пушкина отдельно защищал присяжный поверенный П.С. Чистяков. Это была дружная команда блестящих политических защитников.
Источник заимствования:https://ru.wikipedia.org/wiki/Кальманович,_Самуил_Еремеевич
Подсудимые обвинялись в том, что «по предварительному между собой соглашению, подали голос за принятие от имени указанного общего собрания резолюции протеста, содержащей явно оскорбительные для высших чинов центрального управления министерства юстиции и для киевской судебной палаты выражения, по поводу исполнения ими служебных обязанностей, приписывая упомянутым чинам и судебной палате “возведение в судебном порядке на еврейский народ клеветы, отвергнутой всем культурным человечеством”, и “возложение на суд несвойственной ему задачи пропаганды идей расовой и национальной вражды”, а равно называя их действия “надругательством над основами человеческого общежития, унижающим и позорящим Россию перед лицом всего мира”, каковая резолюция тогда же была ими, с целью распространения, составлена, а затем передана по телеграфу в Киев защитникам Менделя Бейлиса,.. и опубликована в местных (санкт-петербургских) и провинциальных (киевских) газетах»13.
Источник заимствования:http://nobility.pro/ru/uploads/luarsab-andronikasvili.jpg
Никто из подсудимых не признал себя виновным, при этом все они подтвердили свое присутствие на собрании и голосование за резолюцию. Некоторые при этом (например, Бобрищев-Пушкин, Могилянский, Коровиченко) прямо заявили, что не считают подобные действия противоправными, а А.Ф. Керенский даже признал большую свою активность в обсуждении и принятии документа, чем описывал обвинительный акт.
В своих объяснениях по делу некоторые подсудимые не ограничивались анализом формальных вопросов о допустимости обсуждения и принятия подобных документов, но переходили к трактовке таких понятий, как общественный долги и патриотизм. Так, А.В. Бобрищев-Пушкин привел понятную всем присутствующим аналогию с событиями менее чем десятилетней давности: «Неужели, когда люди говорят: опомнитесь, что вы делаете, вы делаете стратегическую ошибку, вы вашу военную силу ведете в такой тупик, из которого нет выхода, – неужели это измена? Когда перед Цусимой предупреждали, что ведут негодные корабли, что они погибнут,14 – разве это не было прямым патриотическим долгом? И здесь предостеречь был долг всякого честного, убежденного и свободного соратника. Иначе могли поступить только прислужники. Но остановить не удалось… Страсти разгорелись. А тогда оставалось одно. Оставался протест, оставалось локализировать пожар, чтобы все русское государственное здание, в смысле чести всего русского общества, не было подпалено этим громадным заблуждением, которое называется делом Бейлиса… Вот, господа судьи, почему, когда я услышал эти слова в инкриминируемой мне резолюции, они ударили меня по сердцу»15. А Н.Д. Соколов в числе причин, вызвавших появление резолюции, назвал беспокойство адвокатов за судьбу суда присяжных в России: «Когда этот обвинительный акт стал известен из газет, когда мы по стенограмме… стали следить за ходом этого процесса, то и в окружающей нас культурной среде, и в среде петербургских адвокатов возникла тревога за институт суда присяжных. Многие из нас думали, что если при таких условиях присяжные признают наличность у евреев ритуального учения, обязывающего их для религиозных целей употреблять христианскую кровь, то это будет серьезным ударом институту суда присяжных. Во многих из нас зарождалась тревога, что если, действительно, суд присяжных признает это и подкрепит средневековый предрассудок, во вздорности которого мы все были убеждены, то перед русским обществом встанет вопрос: да достоин ли суд присяжных того пиетета, который к нему питает русское общество?»16.
Источник заимствования: https://sand.mapofmemory.org/wp-content/uploads/2017/08/Bobrizhev_AV.jpg
Свидетели, вызванные обвинением, – участники все того же собрания – явно оказались в неловкой для себя ситуации. Корпоративная солидарность и нежелание прослыть сторонником мракобесия диктовали им краткие, по возможности нейтральные ответы на вопросы об обстоятельствах обсуждения и принятия резолюции. Некоторые, как например, присутствовавший на собрании член Совета М.В. Каплан, категорический противник принятия резолюции как несвоевременной, тем не менее отметил, что «в общих собраниях очень часто обсуждались вопросы, в повестку не поставленные и выдвинутые во время самого собрания, например, вопросы об участии в законодательных работах, о помощи голодающим, о юридической помощи пострадавшим во время беспорядков, о чествовании судебных деятелей, писателей, общественных деятелей. В общем собрании 23 октября было не менее 250 человек. Принятая резолюция отражала общее сознание петербургской адвокатуры, соответствовала общему чувству»17. А присяжный поверенный А.А. Демьянов даже заявил, что он «в общем собрании был, в голосовании участвовал и считает себя принявшим резолюцию… Участники общего собрания 23 октября, сидящие на скамье подсудимых, ничем, с точки зрения участия в указанном общем собрании, не отличаются от свидетеля <Демьянова – А. К.> и всех других участников этого собрания»18.
Защита опиралась на показания свидетелей, среди которых были адвокаты уже оправданного к тому времени Бейлиса. И А.С. Зарудный, и О.О. Грузенберг, и Д.Н. Григорович-Барский показали, что в дни процесса они получали десятки телеграмм, в том числе и от адвокатских объединений, причем многие были гораздо более резкими как по стилю, так и по содержанию. Кроме того, А.С. Зарудный подчеркнул, что за время существования присяжной адвокатуры общие собрания многократно рассматривали вопросы, не внесенные в повестку дня, и только теперь это привлекло внимание государственной власти.
Перед обвинителем стояла непростая задача – ему противостояли 34 адвоката, 25 в качестве подсудимых и 9 защитников. Понимая, что ему не переиграть их в трактовке общественной значимости произошедшего, Адамович в первую же минуту заявил, что «выяснять общественное значение настоящего процесса не входит в задачу обвинительной власти»19. Он сразу перешел к доказательству того, что под общими фразами резолюции скрываются обвинения в адрес совершенно конкретных людей: высокопоставленных сотрудников киевской судебной палаты и министерства юстиции. В заключение Адамович разделил подсудимых на две группы – «главных виновников, тех, которые говорили речи, усиленно добиваясь принятия резолюции на собрании, склоняли, так сказать, других», к которым он отнес Соколова, Керенского, Переверзева, Волькенштейна, Могилянского, Феодосьева, Розена и Исаченко; и остальных, «тех, кто к ним присоединились». После чего, напомнив всем о долге судебного деятеля, который, по его мнению, состоял в том, чтобы «до решения дела не распространять предвзятых взглядов и непроверенных слухов, а после постановления приговора – подчиниться состоявшемуся приговору», прокурор попросил суд применить наказание «в высшей мере», предусмотренной соответствующими статьями.
После довольно продолжительных споров по поставленным судом вопросам и по многочисленным ходатайствам защиты суд удалился на совещание и в тот же день признал всех подсудимых виновными и приговорил Н.Д. Соколова и А.Ф. Керенского к максимально возможному наказанию – 8 месяцам, а остальных – к 6 месяцам тюрьмы. Однако в тюрьму адвокаты так и не отправились: по кассационной жалобе заключение было заменено на запрет заниматься адвокатской деятельностью в течение того же срока.
Источник заимствования: https://dom-knig.com/page_images/
10/a5a0bdab1bd718d9617b0f4bb2ac4f2c.jpg
Прокурор в дальнейшем настаивал на исключении из адвокатского сословия 40 человек, однако судебная палата ограничилась запретом заниматься адвокатской деятельностью Н.Д. Соколову, А.Ф. Керенскому и П.Н. Переверзеву на 1 год, 32 адвокатам – на 6 месяцев.
«Дело петербургских адвокатов» еще раз подчеркнуло печальные симптомы наступившей эпохи: резкую поляризацию общества, политизацию всей судебной системы и, в частности, адвокатуры, политику власти на «закручивание гаек» в отношении либеральной интеллигенции, к которой в массе своей принадлежали присяжные поверенные начала ХХ в. Заканчивалось первое пятидесятилетие российской адвокатуры, ее «золотые полстолетия»; увы, заканчивалось оно в гораздо менее оптимистичной атмосфере, нежели начиналось…
1 В заголовке использована фраза из защитительной речи адвоката М.Л. Гольдштейна на процессе петербургских адвокатов (Санкт-петербургский окружной суд (дело адвокатов)) // Право. Еженедельная юридическая газета. 1914. № 29. Столбец 2244.
2 Санкт-петербургский окружной суд (дело адвокатов) // Право. Еженедельная юридическая газета. 1914. № 23. Столбец 1838.
3 Гессен И.В. История русской адвокатуры. М., 1914. Т. 1. С. 459.
4 Защиту Бейлиса осуществляли Н.П. Карабчевский, О.О. Грузенберг, В.А. Маклаков, А.С. Зарудный и Д.Н. Григорович-Барский.
5 Санкт-петербургский окружной суд… Столбец 1838.
6 Керенский А.Ф. Россия на историческом повороте. М., 1993. С. 60.
7 Федюк В.П. Керенский. Жизнь замечательных людей. М., 2009. С. 63.
8 Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1885 г. СПб., 1892. С. 223.
9 См.: Гессен И.В. Указ. соч. С. 461.
10 Там же. С. 467.
11 Б. Г. Барт, А. Ю. Блох, А.В. Бобрищев-Пушкин, Л.М. Брамсон, Ф.А. Волкенштейн, С.К. Вржосек, В.А. Гольденберг, Г.А. Гольдберг, А.А. Исаев, В.В. Исаченко, А.И. Кан, А.Ф. Керенский, П.А. Коровиченко, М.М. Могилянский, П.Н. Переверзев, И.М. Рабинович, Я.С. Розен, Н.Д. Соколов, Я.Я. Селюк, М.Е. Федосеев, В.З. Фридштейн, Д.И. Хиенкин, С.И. Ширвиндт, Л.М. Ямпольский, А.Ф. Яновский.
12 Цит. по: Гессен И.В. Указ. соч. С. 464.
13 Санкт-петербургский окружной суд… Столбец 1848.
14 Вероятно, имелась в виду серия статей капитана 2-го ранга Н.Л. Кладо, напечатанных в газете «Новое время» в ноябре 1904 г., в которых автор резко критиковал качество подготовки и состояние эскадры адмирала З.П. Рожественского, отправленной в октябре 1904 г. на Дальний Восток, и мрачно оценивал ее перспективы.
15 Санкт-петербургский окружной суд (дело адвокатов) // Право. Еженедельная юридическая газета. 1914. № 26. Столбец 2041.
16 Санкт-петербургский окружной суд… Столбец 2026.
17 Там же. Столбец 2036.
18 Там же. Столбец 2037.
19 Здесь и далее речь обвинителя цитируется по: Санкт-петербургский окружной суд (дело адвокатов) // Право. Еженедельная юридическая газета. 1914. № 28. Столбцы 2161–2167.
