Цифровое право связано с широким комплексом вопросов цифровой среды – IT, блокчейны, публикация в Сети информации и больших данных, искусственный интеллект, автоматизация юриспруденции и т.д. В России сформировалась экспертная среда, увлеченная новыми направлениями юридической мысли. Участники первой дискуссии в «Клубе цифровых юристов» обсудили цифровые перспективы в свете текущих событий.
Отключение интернет-сервисов и ограничение доступа к цифровым услугам наглядно продемонстрировали, насколько велика разница между привычной материальной собственностью и лицензией, которая заменяет собственность в цифровую эпоху. В интернете постоянно предлагается что-то купить, но приобретенный там товар – будь то книга, шрифт, компьютерная программа или игра – разительно отличается от физического имущества, которое можно не только потрогать, но и, например, скрыть от судебного пристава. Электронное имущество не спрячешь, и от него могут попросту отключить.
Эту проблему обозначил в своем выступлении председатель правления Фонда «Сколково» Игорь Дроздов: «Нас вводят в заблуждение, используя терминологию, связанную с собственностью, хотя никакой собственности в цифровом мире нет. Отнять нечто материальное можно, только применив силу, а в онлайн-пространстве есть очень простые способы дистанционной блокировки доступа к контенту».
Спикер подчеркнул, что в свете стремительного развития так называемых цифровых метавселенных проблема коснется не только контента, но и самого широкого спектра цифровых благ. Переселяясь в виртуальные миры, люди фактически отказываются от права собственности в пользу лицензий, которых, как оказалось, можно лишиться в любой момент. Более того, развитие «интернета вещей» приводит к тому, что лицензионные отношения начинают влиять на «материальную» собственность. Так, стиральная машина, на которой установлено программное обеспечение, может перестать работать, например, при переезде, если ее ПО не лицензировано в новой юрисдикции, не говоря уже о смартфоне, который, как недавно можно было убедиться, в одну секунду способен превратиться в «кирпич».
Проприетарный характер программного продукта особенно остро сказывается на функционировании государственных цифровых сервисов, заметила вице-президент Федеральной палаты адвокатов РФ Елена Авакян. Она напомнила, что создатели таких инструментов, как «Госуслуги» или ГАС «Правосудие» старались выбирать лучшие программные решения на рынке – чаще всего это были лицензионные продукты иностранного происхождения. Изначально обсуждались два подхода: построить все сервисы на единой платформе или оставить разнообразие платформ. Хорошо, что возобладал второй подход – именно поэтому в условиях санкций, отзыва лицензий, DDoS-атак и других неурядиц не случилось массового единовременного коллапса государственной цифровой инфраструктуры. Некоторые порталы работали с перебоями, но в целом проблемы удалось быстро купировать. «На сервисы идут атаки, но каждый из них по отдельности восстанавливается. Если бы это была единая монолитная платформа, мы бы сейчас столкнулись со значительно большими трудностями», отметила Елена Авакян.
Особенность нынешней ситуации еще и в том, что публичная власть фактически вынуждена отвечать на действия частных лиц, которые принимают львиную долю решений об ограничениях. Большинство иностранных компаний закрыли бизнес в России не по решению государств или международных организаций, а из репутационных соображений. По словам директора Digital IP Екатерины Чуковской, в этой ситуации остро ощущается разбалансированность государственных подходов: например, нет единого мнения о том, можно ли считать санкции обстоятельствами непреодолимой силы. Неясно также, будет ли принято решение о принудительном лицензировании контента. Последнее, к слову, допускается Бернской конвенцией. «Принудительное лицензирование упоминается в трех статьях: 11bis, 13 и 14. Бернская конвенция под этим термином понимает расширенное коллективное управление, а это совершенно нормальная практика», – отметила спикер. Наконец, ст. 6 Бернской конвенции содержит известную клаузулу о репрессалии, позволяющую при некоторых условиях ограничить охрану прав авторов из определенной страны. Подобный прецедент имел место, правда, лишь однажды: во время Второй мировой войны Великобритания перестала охранять авторские права граждан стран, с которыми воевала.
Значительная часть ограничений также вводится Российской Федерацией. Так, блокировка сервисов организации Meta Platforms Inc. ** (признана экстремистской организацией и запрещена в России. – Прим. ред.) опечалила не только многих пользователей, но и предпринимателей, реализующих свою продукцию через соцсети Facebook и Instagram или зарабатывающих на рекламе в блогах. Куда в этой ситуации податься лицу, вложившему огромное количество денег, времени и сил в продвижение своего аккаунта с миллионом подписчиков? На этот вопрос попробовал ответить доцент факультета права, академический руководитель магистерской программы «Цифровое право» НИУ ВШЭ Александр Савельев.
По его словам, решить эту проблему в российском суде проблематично хотя бы потому, что аккаунт как специфический цифровой объект существует не как самостоятельный объект гражданских прав со своим правовым режимом, а только в рамках договорных отношений с платформой, а такие договоры, как и любые договоры присоединения, предоставляют все права и возможности владельцу сервиса, в том числе по одностороннему изменению условий его предоставления. Кроме того, такие соглашения обычно регулируются иностранным правом, а применимость к данным отношениям (ведение аккаунта с монетизацией его контента) законодательства о защите прав потребителей крайне спорна. Как объект интеллектуальных прав (например, базу данных как объект смежного права) аккаунт в соцсети тоже не получилось бы защитить, потому что никто незаконно не извлекал из этой базы данные, заметил спикер. Наконец, выиграть спор вряд ли получилось бы еще и потому, что представитель интересов госорганов РФ легко доказал бы, что блокировка осуществлена правомерно – в рамках защиты интересов национальной безопасности и информационного суверенитета.
Часть российских ответных мер выглядит вполне логично. Более того, их давно ждали вне связи с санкциями. Так, многие юристы выступают за переход к международному принципу исчерпания права – т.е. за легализацию параллельного импорта. «В России была и остается аномальная система, продиктованная публичным порядком в интересах западных импортеров, которая позволяла им получать сверхдоходы за счет потребительского роста нулевых годов. Более того, этот публичный порядок реализовывался за счет ресурсов Федеральной таможенной службы, тратившей 60% времени на остановку товаров, которые относили к параллельному импорту, – напомнил директор Международного центра конкурентного права и политики БРИКС при НИУ ВШЭ Алексей Иванов. – Необходимо перейти от нынешнего паллиативного механизма легализации параллельного импорта, который рассматривается в качестве антисанкционной, экстраординарной меры, к полноценному международному принципу исчерпания прав».
Однако проблема в том, что нормативные акты, которыми вводится международный принцип исчерпания права, оказались подготовлены не лучшим образом и противоречат Конституции, ГК РФ и международным договорам – на это обратил внимание председатель правления НП «Сообщество пользователей авторских и смежных прав» Анатолий Семёнов, много лет выступавший за легализацию параллельного импорта.
Подводя итог заседания, научный руководитель факультета права НИУ ВШЭ Антон Иванов заметил, что нынешние обстоятельства по-новому ставят вопрос rule of law (верховенства права). «Принцип верховенства закона массово ставится под сомнение в национальных правопорядках, и главный вопрос для меня в том, выдержат ли этот принцип западные судебные системы», – заключил он.
