Прошло более трех лет с момента публикации заметки «Карусельные аресты» в «АГ». За это время мне не раз звонили коллеги из адвокатского сообщества, юристы и журналисты (однажды даже пришлось давать интервью о «карусельных арестах» американскому журналисту из новостного агентства). Многие спрашивали, чем закончилось дело, просили копии жалоб и решений для ознакомления. Пока на «поле правовой битвы» затишье, расскажу, что произошло за это время.
Напомню, мой подзащитный Владимир Крылов был задержан 25 декабря 2019 г., когда ремонтировал забор вокруг храма в Истринском районе Московской области. По версии следствия, он фиктивно поставил на миграционный учет не менее 2553 иностранных граждан. Изначально Крылову было предъявлено обвинение по ст. 322.3 УК РФ, а затем с нарушением судебной процедуры оно было переквалифицировано на более тяжкое – ч. 1 ст. 322.1 УК. При этом, как только удавалось доказать непричастность подзащитного к открытому уголовному делу, на него заводили новое – по п. «а» ч. 2 ст. 322. 1 и задерживали прямо по выходе из СИЗО. Карусель, да и только. Впрочем, справедливость восторжествовала: согласно решению Тушинского районного суда г. Москвы от 7 февраля 2020 г. причастность Владимира Крылова к уголовному делу не установлена. Более того, суд не усмотрел самого события преступления, поэтому подзащитный был немедленно освобожден из-под стражи без избрания меры пресечения1.
На момент публикации заметки (7 мая 2020 г.) следственные действия в отношении Владимира Крылова не проводились – он имел статус обвиняемого по первому уголовному делу и статус подозреваемого по второму уголовному делу с мерой пресечения в виде подписки о невыезде и надлежащем поведении. После постановления суда от 7 февраля 2020 г. следствие и прокуратура были в замешательстве. Проанализировав все решения в отношении подзащитного, которые мы еще не успели обжаловать, я подготовил ряд жалоб (апелляционные – по ст. 124 и 125 УПК РФ и кассационную).
Первая касалась признания незаконными привода Крылова к следователю по новому уголовному делу для проведения неотложных следственных действий и бездействия следственных органов в части неотмены меры пресечения в виде подписки о невыезде спустя 10 дней с момента присвоения Крылову статуса подозреваемого. Во-вторых, были обжалованы все решения об отказе в возбуждении уголовных дел по КУСП от 2018 и 2019 гг., на основании которых было возбуждено второе уголовное дело. В-третьих, была подана кассационная жалоба на постановление суда от 27 декабря 2019 г. по делу № 3/1-0260/2019 об избрании Крылову меры пресечения в виде заключения под стражу (хотя к моменту подачи жалобы подзащитный уже находился на свободе и без меры пресечения).
Напомню, что кассация по промежуточным решениям суда является выборочной – суды редко принимают такие жалобы на рассмотрение и еще реже что-то меняют. Тем не менее в начале июня 2020 г. мне позвонил помощник судьи и пригласил 2 июля во Второй кассационный суд общей юрисдикции на рассмотрение кассационной жалобы. После такого уведомления я пообщался с коллегами, которые заверили меня, что если кассация берет промежуточное решение на рассмотрение, то с высокой вероятностью планирует что-то в нем менять. Так что на «правовую» битву 2 июля 2020 г. я отправился с большим воодушевлением. По итогу рассмотрения кассационной жалобы и заслушивания доводов сторон суд отменил решения нижестоящих инстанций и прекратил производство по ходатайству дознавателя. Это означало, что все меры принуждения в отношении подзащитного – доставление, задержание по ст. 91 и 92 УПК, заключение под стражу, ее продление, привод, повторное задержание по ст. 91 и 92 УПК и избрание меры пресечения в виде подписки о невыезде – признаны незаконными.
Спустя 7 месяцев после принятия решения Вторым КСОЮ мне позвонила следователь с просьбой явиться для получения копии постановления о прекращении уголовного дела. При встрече следователь пояснила, что по согласованию с прокуратурой готова прекратить дело по нереабилитирующим основаниям. Я был против, но воля доверителя выше амбиций защитника (доверитель попросил не обжаловать это постановление). Итак, оба уголовных дела в отношении Владимира Крылова были прекращены.
Но история на этом не закончилась. Я предложил доверителю выступить в качестве его представителя pro bono по двум процессам – о взыскании компенсации морального вреда и о привлечении виновных сотрудников полиции и прокуратуры к ответственности. Доверитель согласился.
По общему правилу право на реабилитацию имеют только те лица, в отношении которых вынесен оправдательный приговор или постановление о прекращении уголовного дела по реабилитирующим основаниям. В рассматриваемом случае таковых не было. Однако в ч. 3 ст. 133 УПК указано: «Право на возмещение вреда в порядке, установленном настоящей главой (гл. 18 – прим. мое. – П.Д.), имеет также любое лицо, незаконно подвергнутое мерам процессуального принуждения в ходе производства по уголовному делу». Руководствуясь этой нормой, я приступил к подготовке исков.
Начали с компенсации морального вреда. Итоговая сумма исковых требований составляла более 1,1 млн руб. и включала компенсацию за незаконное задержание и содержание под стражей с 25 декабря 2019 г. по 7 февраля 2020 г. (45 дней), незаконный привод, незаконное ограничение свободы путем неотмены постановления об избрании меры пресечения в виде подписки о невыезде и надлежащем поведении в период с 22 февраля по 12 июня 2020 г. (111 дней) и т. д.
Как отмечалось в иске, истец незаконно был лишен свободы в связи с избранием ему меры пресечения в виде заключения под стражу (подтверждением являлись решения судов апелляционной и кассационной инстанций). При этом специальная норма УПК (ч. 3 ст. 133) прямо указывает на право требовать компенсации морального вреда без привязки к исходу уголовного дела. Статьей 53 Конституции РФ закреплено, что каждый имеет право на возмещение государством вреда, причиненного незаконными действиями (бездействием) госорганов или их должностных лиц.
Согласно абз. 3 ст. 1100 ГК РФ компенсация морального вреда осуществляется независимо от вины причинителя вреда, если тот причинен гражданину в результате незаконных: осуждения, привлечения к уголовной ответственности, применения в качестве меры пресечения заключения под стражу.
Также в соответствии со ст. 151 ГК, если гражданину действиями, нарушающими его личные неимущественные права либо посягающими на принадлежащие гражданину другие нематериальные блага, причинен моральный вред (физические или нравственные страдания), а также в других случаях, предусмотренных законом, суд может возложить на нарушителя обязанность денежной компенсации указанного вреда. При определении размеров компенсации суд учитывает степень вины нарушителя и иные заслуживающие внимание обстоятельства, а также степень физических и нравственных страданий, связанных с индивидуальными особенностями гражданина, которому причинен вред.
Незаконное нахождение под подпиской о невыезде и надлежащем поведении с февраля по июнь 2020 г., отказ следователя в выезде Крылова домой к матери по месту его проживания и регистрации (Чувашская Республика), проживание в Москве у знакомых на период незаконного действия подписки о невыезде и надлежащем поведении явились нарушением конституционного права гражданина на передвижение, выбор места пребывания и жительства в пределах РФ, закрепленное в ст. 1 Конституции. Кроме того, незаконное применение к Крылову процессуальных мер принуждения лишило его права работать, материально обеспечивать себя и членов его семьи, что также свидетельствует о нравственных страданиях истца.
В иске также указывалось, что при рассмотрении вопроса о возмещении морального вреда необходимо учесть данные о личности истца, который ранее не привлекался к уголовной ответственности, являлся добропорядочным членом общества, работал, в связи с чем применение к нему незаконных мер процессуального принуждения явилось существенным психотравмирующим фактором.
В соответствии с ч. 3 ст. 133 УПК любое лицо, незаконно подвергнутое мерам процессуального принуждения в ходе производства по уголовному делу, имеет право на возмещение вреда в порядке, установленном гл. 18 Кодекса. Согласно п. 6 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 29 ноября 2011 г. № 17 «О практике применения судами норм главы 18 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, регламентирующих реабилитацию в уголовном судопроизводстве» физические лица, не указанные в ч. 2 ст. 133 УПК, незаконно подвергнутые в ходе производства по уголовному делу мерам процессуального принуждения, которым незаконными действиями (бездействием) и решением суда, прокурора, следователя, дознавателя, органа дознания в ходе производства по уголовному делу причинен вред, не отнесены уголовно-процессуальным законом к кругу лиц, имеющих право на реабилитацию. Однако в случае причинения вреда указанным лицам они имеют право на его возмещение в порядке, предусмотренном гл. 18 УПК.
Как указано в п. 7 Постановления, данные лица в случае причинения им вреда дознавателем, следователем, прокурором или судом в соответствии с ч. 5 ст. 133 УПК имеют право на его возмещение в порядке гражданского судопроизводства. Отсутствие в приговоре, постановлении, определении указания на признание за лицом права на реабилитацию не может служить основанием для отказа в ней.
В силу п. 1 ст. 1070 ГК вред, причиненный гражданину в результате незаконного осуждения, незаконного привлечения к уголовной ответственности, незаконного применения в качестве меры пресечения заключения под стражу или подписки о невыезде, незаконного привлечения к административной ответственности в виде административного ареста возмещается за счет казны РФ, а в случаях, предусмотренных законом, – за счет казны субъекта Федерации или муниципального образования, в полном объеме, – независимо от вины должностных лиц органов дознания, следствия, прокуратуры и суда в порядке, установленном законом. При этом положения п. 1 ст. 1070 ГК подлежат применению в соответствии с его конституционно-правовым смыслом, выявленном в Определении Конституционного Суда РФ от 4 декабря 2003 г. № 440-О и Постановлении КС РФ от 16 июня 2009 г. № 9-П, а именно – не только в прямо перечисленных в данном пункте случаях, но и при применении в отношении гражданина такой меры процессуального принуждения, как задержание.
В итоге суд удовлетворил исковые требования частично, при этом снизил сумму компенсации почти в 40 раз, присудив 40 тыс. руб. в качестве компенсации морального вреда и 15 тыс. руб. за услуги представителя. Суд поддержал доводы, изложенные в иске, и сослался на них в решении по делу.
Мы обжаловали данное решение, однако суд апелляционной инстанции оставил его в силе. Доводы апелляции свелись к тому, что суд первой инстанции дал оценку всем обстоятельствам согласно исковому заявлению, а присужденная сумма взыскания соответствует критериям разумности. В настоящее время готовится кассационная жалоба.
С попыткой привлечь сотрудников полиции и прокуратуры к ответственности сложнее. Подав заявление в территориальный орган СКР с указанием содержания постановления о возбуждении уголовного дела, я получил ответ, из которого следовало, что обращение перенаправлено в УВД по СЗАО г. Москвы, – то есть обращение должно рассматриваться в том же УВД, сотрудников которого доверитель просит привлечь к уголовной ответственности!
Не согласившись с этим, я подал в суд жалобу в порядке ст. 125 УПК. Первая инстанция (а впоследствии и апелляция) поддержали доводы жалобы: признали бездействие следственного органа незаконным и обязали СКР провести проверку в порядке ст. 144–145 УПК. Боремся дальше.
1 Дело № 3/1-0023/2020.
