Иногда членов квалификационной комиссии называют инквизиторами. Правда, исключительно в шутку. И вовсе не потому, что не используются дыба и прочие характерные средства и способы доказывания. Задачи комиссии особые, даже с задачами суда их сложно сравнивать. Особыми являются цели производства, и наказание среди них далеко не на первом месте. Главная задача – разобраться в ситуации и разрешить ее внутри корпорации и в ее интересах. Возможно, так сложилось в воронежской палате, а может, это вообще черта российской адвокатуры. Или станет таковой. Но сейчас не об этом.
Прочитал на одном дыхании материал Константина Ривкина. Написано ярко и интересно. Непременно буду просить почитать всех членов квалификационной комиссии. И членов совета тоже. И не потому, что мы все, соответственно тринадцать и одиннадцать человек, бестолковые и не можем, вместе или порознь, разобраться в общих подходах к вопросу о пределах дисциплинарной ответственности или в конкретной ситуации, кажущейся или являющейся дисциплинарной. В материале обозначена необходимость каждый раз серьезно задумываться о тонких границах отношений, за рамки которых в дисциплинарных производствах переступать нельзя.
Кстати, задумываться приходилось и до апрельских изменений в КПЭА. В том числе и в отношении пределов дисциплинарной ответственности. Положение ст. 4 КПЭА об обязанности адвоката при всех обстоятельствах сохранять честь и достоинство, присущие профессии, в Кодексе было изначально. На мой взгляд, именно оно давало возможность вольного, расширительного определения границ поведения адвоката, в которых возможно дисциплинарное преследование. Как же по-другому, если обстоятельства – все, а честь и достоинство – присущие профессии. В этом смысле п. 5 ст. 9 КПЭА уже нельзя считать экспансией за рамки профессии. Совсем напротив – это норма-конкретизация, ограничивающая экспансию ситуациями, когда принадлежность адвоката к сообществу очевидна или следует из его поведения. Можно спорить по поводу точности формулировки, но никто не предложил ничего более удачного.
Константин Ривкин процитировал Шан Яна: «Если выгода не будет десятикратной, законов не меняют». Наверное, китайский мыслитель писал все-таки о другом, настаивая на десятикратной выгоде от изменения законов. Чтобы понять любую социально-философскую концепцию, нужно понять время и окружение, в котором жил автор, и оценить систему его взглядов. Тот же Шан Ян почему-то считал, что добродетель ведет свое происхождение от наказаний, а наказывать нужно не за проступок, а за намерение, за мысль о нем. Почему – не возьмусь судить.
Что же касается эпохальности поправки и направленности ее на дискриминацию и ущемление прав адвокатов – этого нет. Есть конкретизация, связывающая возможность дисциплинарного производства с публичной демонстрацией адвокатского статуса. Вероятно, это непросто, но что и где в нашей работе бывает простым?
Сложность вопроса и необходимость задумываться совершенно ничего не меняют. Не меняют общего подхода к оценке современной российской адвокатуры как формирующегося и вместе с тем единого сообщества с общими интересами и целями, которому никак нельзя разбредаться по отдельным кабинам. Не меняют публичности статуса и деятельности адвоката, представительствующего в отношениях с судом, государственными структурами. Не меняют необходимости поддерживать авторитет адвокатуры как института гражданского общества и доверие к ней как к публичному институту в положительном (бог с ним, с идеальным) значении. И не меняют отсутствия у адвоката как публичной фигуры даже в некоторых сложных ситуациях возможности ссылаться на частный характер его поведения, действий, заявлений. Так что иллюзии не развеялись. Потому что их и не было. Для адвоката вообще нежелательны и даже вредны иллюзии, причем в любом вопросе – о своевременном внесении гонорара, случайности появления на пути в изолятор оперативного сотрудника или принятия Закона о зерне...
Мне, к примеру, не кажется, что предметом дисциплинарной оценки может быть степень предосудительности отношений адвоката А. с гражданкой Б. и позиция по этому поводу ее мужа В. Хотя, признаться, это идея. Но нельзя. И было нельзя, и сейчас нельзя, и будет нельзя. Ну разве только в случае, если от оценки адвокатом А. старательности и интенсивности действий гражданки Б. зависел размер гонорара за оказание юридической помощи или факт ее оказания. Или это уже из сферы профессиональной деятельности, и к п. 5 ст. 9 КПЭА отношения не имеет? Впрочем, неважно, все равно недоказуемо средствами, которыми располагает адвокатское сообщество. А вот если гражданка Б. – стажер адвоката, то опять-таки при определенных обстоятельствах пятый пункт может сработать. Но только при определенных.
Как видите, коллеги, умозрительность абстрактных примеров – лишь повод вместе повеселиться и придумать что-то еще более забавное. В отношении применения этических правил абстрактные примеры доказывают, пожалуй, лишь тезисы автора. И на примеры, когда возможность дисциплинарной ответственности кажется абсурдной и нелепой, найдется такое же либо большее количество примеров, когда реакция адвокатского сообщества покажется необходимой. Так что пусть лучше придумывает жизнь, а она понапридумывает, хотим мы этого или нет.
Адвокатская работа сложна и многогранна. Такой же будет и дисциплинарная практика. В том числе потому что моральные нормы часто являются неписаными, несмотря на наличие кодексов профессиональной этики. Даже прямые запреты нашего КПЭА – лишь верхушка айсберга. В каждом случае они вызывают длительные и аргументированные споры и требуют учета массы обстоятельств. Сложности будут вызваны и индивидуальностью восприятия этических правил. Да и спецификой времени, в котором мы живем: адвокатура, как и вся Россия, прошла через девяностые, когда общепринятые границы допустимого поведения если и не растворились совсем, то изрядно стерлись.
И опять-таки все это не меняет основного: если адвокат в своей частной жизни сознательно или бессознательно, например пребывая в состоянии опьянения, использует либо демонстрирует свой публичный статус, возможна оценка такого поведения адвокатским сообществом. В этом смысле ни при каких обстоятельствах переход улицы в неположенном месте или проезд на запрещающий сигнал светофора не станут сами по себе дисциплинарным проступком. Но вот сопутствующие действия, позиционирование допустимости отклоняющегося или безобразного поведения именно в связи с обладанием адвокатским статусом, прикрытие авторитетом адвокатского сообщества – вполне могут. Так что пятый пункт прямого отношения к частной жизни не имеет и вмешательством в нее не является, поскольку относится к принципиально иным ситуациям – к обстоятельствам использования или декларирования в частной жизни публичного статуса.
Рассматриваемое правило КПЭА действует уже год. И в этой связи возникает вопрос: кто-нибудь располагает современной практикой принятия органами адвокатского сообщества решений, которые можно было бы посчитать несправедливыми? Или лучше подождать лет несколько, а потом делать выводы?
Интересно, что от оценки наиболее сложных ситуаций, не связанных прямо с профессиональной работой, адвокатское сообщество освободили. Вернее, обязали реагировать по факту. После вступления в силу приговора, которым адвокат признан виновным в совершении умышленного преступления, статус подлежит прекращению. Возможно, у этой нормы своя особая природа. Возможно, нет. В любом случае почему-то даже подумать нельзя о том, связаны ли действия адвоката с профессиональной деятельностью.
В общем, не об идеальном адвокате пятый пункт. Идеального в общественной жизни и социальных отношениях не бывает. Ну пусть будет хотя бы положительным. Именно как адвокат. А то ведь считают нас неизвестно кем. А хотелось бы другого. И участникам съезда, проголосовавшим за поправку. И мне, тоже голосовавшему «за».
Адвокаты, работающие в советах и квалификационных комиссиях, разберутся и справятся – и в интересах адвокатуры, и в интересах сохранения в корпорации каждого ее члена, если для этого будет минимальная возможность.
Не нужно думать о них плохо. Необходимое для этого у них есть. Как минимум они адвокаты. И у них найдется достаточно здравого смысла, чтобы не только не ковыряться в грязном белье, но даже и не подходить к нему.
