Предложенный для обсуждения проект Стандарта участия адвоката-защитника в уголовном судопроизводстве получил неоднозначные отзывы: одни адвокаты предполагают, что введение Стандарта послужит «лекарством» от некоторых «болезней» российского уголовного судопроизводства, а также устранит неопределенность в некоторых вопросах адвокатской этики (С.А. Насонов,Б.А. Золотухин,А.В. Рагулин), другие высказывают опасения, что «адвокатский ГОСТ» приведет к излишней формализации деятельности защитников и в силу особенностей отечественного правоприменения может быть обращён против них самих (С.А. Соловьёв).
Чтобы разобраться в сложившейся ситуации, необходимо ответить на два вопроса: во-первых, способно ли претворение Проекта в жизнь повлиять на те проблемы, решение которых уважаемые коллеги видят в стандартизации; во-вторых, оценить юридико-техническое качество предложений.
В качестве одной из «болевых точек», на которые предлагается воздействовать при помощи Стандарта, называется существование «карманных» адвокатов, не только не оказывающих подзащитным квалифицированную юридическую помощь, но и действующих им в ущерб в нарушение главного императива защитника – «не навреди!». О том, что такая проблема существует, неоднократно сообщалось на страницах «Новой адвокатской газеты», в том числе в публикациях мэтров адвокатуры. Однако каждая задача требует адекватного для нее решения.
Существование «карманных» адвокатов обусловлено не отсутствием Стандарта (иное позволяло бы сделать абсурдный вывод, что действующие Федеральный закон «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» (далее – Закон об адвокатуре) и Кодекс профессиональной этики адвоката (далее – КПЭА) снисходительно относятся к подобным нарушителям и не позволяют привлекать их к дисциплинарной ответственности), а недостаточно тонкой настройкой порядка привлечения адвокатов к участию в уголовных делах по назначению и контроля за деятельностью таких защитников: чем больше у правоприменителей усмотрения в выборе назначаемого защитника, а у адвоката – меньше рисков войти в дело, минуя установленный график, тем активнее складываются рабочие группы «следователь – адвокат» и формируются «черные списки» адвокатов с активной защитительной позицией. Поэтому, прежде всего, усилия Федеральной палаты адвокатов РФ и региональных палат должны быть направлены на формирование препятствующей такому «естественному отбору» системы привлечения защитников в дела по назначению по всей стране. А положений Закона об адвокатуре и КПЭА уже сейчас достаточно для принятия необходимых дисциплинарных мер к нарушителям.
Уважаемые сторонники стандартизации могут указать, что значительная часть Проекта как раз направлена на устранение нормативной неопределенности в вопросах вступления адвоката в дело. Однако обращение к соответствующим положениям Стандарта позволяет сделать вывод, что они либо дублируют уже существующее регулирование, либо представляют собой попытку нормативного закрепления «общих мест», либо вызывают дополнительные вопросы. В чем именно Стандарт предлагает принципиально новое решение, например, такой проблемы, как «принудительное пополнение» стороны защиты адвокатами-«дублерами», по сравнению с Законом об адвокатуре, КПЭА и небезызвестным решением Совета ФПА РФ от 27 сентября 2013 г. о двойной защите (и почему – при необходимости – нельзя принять более развернутое решение Совета ФПА РФ по той же или иной проблеме) – неизвестно.
Вопреки доводам уважаемых коллег, Проект не добавляет и ясности в отношении допустимых критериев осуществления адвокатской деятельности, в том числе в сложных этических ситуациях, поскольку при регламентации этих вопросов в Стандарте используются оценочные понятия, никоим образом не избавляющие адвоката от неопределенности. Обстоятельный разбор некоторых неоднозначных формулировок приведен В.В. Клювгантом. При желании можно насчитать еще несколько «каучуковых» норм («по мере возможности» – п. 2 ст. 2, «надлежащая тактика профессиональной защиты» – п. 1 ст. 5, «в зависимости от обстоятельств дела и исходя из собственного понимания интересов подзащитного» – п. 9 ст. 6, «исчерпывающие меры» – п. 11, 12 ст. 8 и др.). В результате окончательное разрешение неоднозначной ситуации все равно оставлено на откуп квалификационной комиссии региональной палаты. В чем именно Стандарт принципиально лучше уже предусмотренного КПЭА способа уберечь себя от дисциплинарной ответственности в сложной этической ситуации (см. п. 4 ст. 4, п. 3 ст. 18 КПЭА) – неясно.
Некоторые уважаемые коллеги усматривают в Стандарте еще и способ сокращения особого порядка судопроизводства, в котором рассматривается до 60% уголовных дел в нашей стране. Однако недостатки ускоренного судопроизводства состоят вовсе не в его распространенности (если с учетом конкретных обстоятельств дела особый порядок позволяет смягчить участь подзащитного – то почему для защиты зазорно широко использовать данный ресурс?). Реальные проблемы, связанные с особым порядком, – это, во-первых, его существование «в паре» с общим порядком рассмотрения дел, в котором, согласно судебной статистике, крайне сложно добиться оправдательного приговора. В результате для обвиняемого дилемма подчас возникает не между вариантами «хорошие шансы на оправдание» VS «большие риски осуждения», а между вариантами «большее наказание» VS «меньшее наказание». Недавний пример, приведенный коллегой из г. Сургута, – наглядная тому иллюстрация.
Вторая проблема состоит в том, что один из «выгодоприобретателей» процессуальной сделки – обвиняемый – узнает о ее «условиях» для себя (конкретном виде наказания и его размере) post factum, при вынесении приговора, полагаясь до этого лишь на разъясненные ему «правило о дробях» (ч. 7 ст. 316 УПК РФ) и обобщенную практику в конкретном регионе и у конкретного судьи. Упомянутые проблемы являются сугубо процессуальными, и какой бы то ни было стандарт просто не способен их решить; в лучшем случае он будет представлять собой своеобразное средство «паллиативной медицины».
Впрочем, многие другие «болевые точки» российского уголовного правосудия также не являются следствием отсутствия каких-либо стандартов, краткости кодексов профессиональной этики и тому подобных причин. Следует четко разделять проблемы, которые под силу одолеть только посредством реформирования судоустройства и судопроизводства, и проблемы, для решения которых достаточно принять некий корпус правил внутри адвокатского сообщества. При этом необходимо учесть, что и вариативность ситуаций, в которых действует защитник, и характер адвокатской деятельности объективно препятствуют ее жесткой алгоритмизации и формулированию в обобщенном виде правил «на все случаи жизни». Представляется, что вместо реализации Стандарта более эффективно было бы принять несколько развернутых решений Совета ФПА РФ по наболевшим вопросам, а также на основании региональной практики последних 10 лет составить сборник, аналогичный фундаментальной работе дореволюционного присяжного поверенного А.Н. Маркова «Правила адвокатской профессии в России. Опыт систематизации постановлений советов присяжных поверенных по вопросам профессиональной этики». Это позволило бы не только избежать недостатков, обусловленных самим форматом единого документа – «микса» из положений Закона об адвокатуре, КПЭА, общих мест из пособий по адвокатскому ремеслу и фрагментов практики квалификационных комиссий, но и изложить многие дисциплинарные вопросы с должной нюансировкой и в вопросах факта, и в трактовках нормативных положений.
Чтобы разобраться в сложившейся ситуации, необходимо ответить на два вопроса: во-первых, способно ли претворение Проекта в жизнь повлиять на те проблемы, решение которых уважаемые коллеги видят в стандартизации; во-вторых, оценить юридико-техническое качество предложений.
В качестве одной из «болевых точек», на которые предлагается воздействовать при помощи Стандарта, называется существование «карманных» адвокатов, не только не оказывающих подзащитным квалифицированную юридическую помощь, но и действующих им в ущерб в нарушение главного императива защитника – «не навреди!». О том, что такая проблема существует, неоднократно сообщалось на страницах «Новой адвокатской газеты», в том числе в публикациях мэтров адвокатуры. Однако каждая задача требует адекватного для нее решения.
Существование «карманных» адвокатов обусловлено не отсутствием Стандарта (иное позволяло бы сделать абсурдный вывод, что действующие Федеральный закон «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» (далее – Закон об адвокатуре) и Кодекс профессиональной этики адвоката (далее – КПЭА) снисходительно относятся к подобным нарушителям и не позволяют привлекать их к дисциплинарной ответственности), а недостаточно тонкой настройкой порядка привлечения адвокатов к участию в уголовных делах по назначению и контроля за деятельностью таких защитников: чем больше у правоприменителей усмотрения в выборе назначаемого защитника, а у адвоката – меньше рисков войти в дело, минуя установленный график, тем активнее складываются рабочие группы «следователь – адвокат» и формируются «черные списки» адвокатов с активной защитительной позицией. Поэтому, прежде всего, усилия Федеральной палаты адвокатов РФ и региональных палат должны быть направлены на формирование препятствующей такому «естественному отбору» системы привлечения защитников в дела по назначению по всей стране. А положений Закона об адвокатуре и КПЭА уже сейчас достаточно для принятия необходимых дисциплинарных мер к нарушителям.
Уважаемые сторонники стандартизации могут указать, что значительная часть Проекта как раз направлена на устранение нормативной неопределенности в вопросах вступления адвоката в дело. Однако обращение к соответствующим положениям Стандарта позволяет сделать вывод, что они либо дублируют уже существующее регулирование, либо представляют собой попытку нормативного закрепления «общих мест», либо вызывают дополнительные вопросы. В чем именно Стандарт предлагает принципиально новое решение, например, такой проблемы, как «принудительное пополнение» стороны защиты адвокатами-«дублерами», по сравнению с Законом об адвокатуре, КПЭА и небезызвестным решением Совета ФПА РФ от 27 сентября 2013 г. о двойной защите (и почему – при необходимости – нельзя принять более развернутое решение Совета ФПА РФ по той же или иной проблеме) – неизвестно.
Вопреки доводам уважаемых коллег, Проект не добавляет и ясности в отношении допустимых критериев осуществления адвокатской деятельности, в том числе в сложных этических ситуациях, поскольку при регламентации этих вопросов в Стандарте используются оценочные понятия, никоим образом не избавляющие адвоката от неопределенности. Обстоятельный разбор некоторых неоднозначных формулировок приведен В.В. Клювгантом. При желании можно насчитать еще несколько «каучуковых» норм («по мере возможности» – п. 2 ст. 2, «надлежащая тактика профессиональной защиты» – п. 1 ст. 5, «в зависимости от обстоятельств дела и исходя из собственного понимания интересов подзащитного» – п. 9 ст. 6, «исчерпывающие меры» – п. 11, 12 ст. 8 и др.). В результате окончательное разрешение неоднозначной ситуации все равно оставлено на откуп квалификационной комиссии региональной палаты. В чем именно Стандарт принципиально лучше уже предусмотренного КПЭА способа уберечь себя от дисциплинарной ответственности в сложной этической ситуации (см. п. 4 ст. 4, п. 3 ст. 18 КПЭА) – неясно.
Некоторые уважаемые коллеги усматривают в Стандарте еще и способ сокращения особого порядка судопроизводства, в котором рассматривается до 60% уголовных дел в нашей стране. Однако недостатки ускоренного судопроизводства состоят вовсе не в его распространенности (если с учетом конкретных обстоятельств дела особый порядок позволяет смягчить участь подзащитного – то почему для защиты зазорно широко использовать данный ресурс?). Реальные проблемы, связанные с особым порядком, – это, во-первых, его существование «в паре» с общим порядком рассмотрения дел, в котором, согласно судебной статистике, крайне сложно добиться оправдательного приговора. В результате для обвиняемого дилемма подчас возникает не между вариантами «хорошие шансы на оправдание» VS «большие риски осуждения», а между вариантами «большее наказание» VS «меньшее наказание». Недавний пример, приведенный коллегой из г. Сургута, – наглядная тому иллюстрация.
Вторая проблема состоит в том, что один из «выгодоприобретателей» процессуальной сделки – обвиняемый – узнает о ее «условиях» для себя (конкретном виде наказания и его размере) post factum, при вынесении приговора, полагаясь до этого лишь на разъясненные ему «правило о дробях» (ч. 7 ст. 316 УПК РФ) и обобщенную практику в конкретном регионе и у конкретного судьи. Упомянутые проблемы являются сугубо процессуальными, и какой бы то ни было стандарт просто не способен их решить; в лучшем случае он будет представлять собой своеобразное средство «паллиативной медицины».
Впрочем, многие другие «болевые точки» российского уголовного правосудия также не являются следствием отсутствия каких-либо стандартов, краткости кодексов профессиональной этики и тому подобных причин. Следует четко разделять проблемы, которые под силу одолеть только посредством реформирования судоустройства и судопроизводства, и проблемы, для решения которых достаточно принять некий корпус правил внутри адвокатского сообщества. При этом необходимо учесть, что и вариативность ситуаций, в которых действует защитник, и характер адвокатской деятельности объективно препятствуют ее жесткой алгоритмизации и формулированию в обобщенном виде правил «на все случаи жизни». Представляется, что вместо реализации Стандарта более эффективно было бы принять несколько развернутых решений Совета ФПА РФ по наболевшим вопросам, а также на основании региональной практики последних 10 лет составить сборник, аналогичный фундаментальной работе дореволюционного присяжного поверенного А.Н. Маркова «Правила адвокатской профессии в России. Опыт систематизации постановлений советов присяжных поверенных по вопросам профессиональной этики». Это позволило бы не только избежать недостатков, обусловленных самим форматом единого документа – «микса» из положений Закона об адвокатуре, КПЭА, общих мест из пособий по адвокатскому ремеслу и фрагментов практики квалификационных комиссий, но и изложить многие дисциплинарные вопросы с должной нюансировкой и в вопросах факта, и в трактовках нормативных положений.
