От их ответа и ответа законодателя на данный вопрос во многом зависит ближайшее правовое будущее российского бизнеса.
То, что ст. 159.4 не была, прямо скажем, конституционно безупречной, сомневаться не приходится. И КС нельзя обвинить в безосновательности позиции о ее частичной неконституционности. Вряд ли кто-либо не усомнился бы, например, что так уж справедливо значительно менее строго наказывать предпринимателя, укравшего у массы обычных людей, чем другого мошенника, сделавшего то же самое, но вне предпринимательства. Вся проблема явно была в том, что в этой статье правильно, а что – совсем нет.
По некоторой неопределенности постановления КС, обычно ему не свойственной, по наличию особого мнения судьи К.В. Арановского и по ряду иных признаков можно сделать вывод о том, что оно явилось предметом достаточно сложных обсуждений. Но столь сильные различия в санкциях в «предпринимательском» и «обычном» мошенничестве (влекущие и различия в категориях преступлений), крупном и особо крупном размерах похищенного, да и доводы «об обманутых дольщиках» дали сильный «психологический» эффект. По итогам КС, можно сказать, слегка пережал.
Не очень прямо об этом указав, КС по существу запретил:
– устанавливать иную ответственность за действия, уже запрещенные уголовным законодательством, для специальных субъектов – предпринимателей;
– устанавливать иную ответственность за действия, уже запрещенные уголовным законодательством, для лиц (в том числе предпринимателей), совершивших преступления конкретным способом (по-видимому, если этот способ является одним из типовых способов совершения подобных преступлений);
– устанавливать иную ответственность за действия, аналогичные уже запрещенным уголовным законодательством (в том числе совершенные предпринимателями), в результате которых причинен аналогичный ущерб;
– устанавливать иной размер и иные виды санкций (влияющие в том числе на категории преступлений) за действия, аналогичные уже запрещенным уголовным законодательством (в том числе совершенные специальными субъектами-предпринимателями).
Ограничения, прямо скажем, практически максимально возможные. Некоторым даже показалось, что абсолютные, и послышались призывы к отказу от статьи УК. Но все не совсем так.
Во-первых, КС не подвергал сомнению критерий потерпевшего как обосновывающий различия уголовной ответственности и, скорее всего, делал это сознательно.
Во-вторых, не указал он прямо и на недопустимость критерия «сферы деятельности» (в данном случае предпринимательской). Исходя из доводов КС по иным критериям можно предположить, что сама по себе «сфера» – критерий конституционно недостаточный. Но вот в сочетании с другими критериями – имеет право на существование.
В-третьих, КС тщательно именно в этом постановлении напоминает о необходимости учета социальных реалий и того, чтобы законы отвечали этим реалиям, а также о наличии у законодателя права специальным образом регулировать предпринимательскую деятельность и ответственность в этой сфере.
Из этих «подсказок», оставленных КС, и из этого постановления в целом можно сделать ряд выводов.
1. С того момента, как законодатель решил по-особенному регулировать мошенничество в предпринимательской сфере, исходя из необходимости развития экономики, лучше бизнес-среда с учетом всех факторов явно не стала. А значит полный отказ от «предпринимательского мошенничества» вообще не отвечает тем самым социальным реалиям.
2. Нет ничего неконституционного в том, чтобы установить особенную уголовную ответственность за мошенничество, совершенное в сфере предпринимательской деятельности, повлекшее хищение имущества лица, осуществляющего предпринимательскую деятельность, лицом, осуществляющим предпринимательскую деятельность.
3. Стоит сгладить самые явные и выделяющиеся различия между санкциями, крупным и особо крупным размерами похищенного и т.п. Что, к слову, не потребует особенно существенных изменений в санкциях общих и специальных норм.
Было бы целесообразным и верным частично сохранить «предпринимательский» состав мошенничества таким способом. Способ этот, надо сказать, и в глазах общественности выглядел бы весьма разумным. Поскольку предпринимательская деятельность является рисковой, снизить размеры ответственности в этой области вполне справедливо.
Почему все это очень важно?
Озабоченность Салехардского городского суда Ямало-Ненецкого автономного округа излишней привилегированностью положения предпринимателей вполне может оказаться заразительной. Большой вопрос в свете позиций КС вызывают прочие составы специализированного мошенничества, введенные одновременно со ст. 159.4 УК РФ. С не меньшим энтузиазмом разнообразные правоприменители могут анализировать положения уголовно-процессуального закона, связанные с мерой пресечения и проч., и иные достижения эпохи предпринимательской либерализации. Состояние же деловой среды и экономики вообще свидетельствует о необходимости некоего противодействия такому энтузиазму.
А ст. 159.4, надо отметить, не без правоприменительных исключений, но в целом работоспособна. И на ее счету уже многие «неотсиженные» предпринимателями годы. А поскольку максимальный размер санкции, в отличие от многих, например, уголовно-процессуальных норм, правоприменителю довольно сложно как-то особенным образом интерпретировать, эта статья – реальное правовое подспорье для деловой среды.
Поэтому представляется целесообразным приложить максимум усилий к тому, чтобы «предпринимательский» состав мошенничества был в том или ином виде сохранен. Если он будет сохранен в описанном выше виде – он, как мне кажется, претворит в жизнь идеи, высказанные Конституционным Судом.
То, что ст. 159.4 не была, прямо скажем, конституционно безупречной, сомневаться не приходится. И КС нельзя обвинить в безосновательности позиции о ее частичной неконституционности. Вряд ли кто-либо не усомнился бы, например, что так уж справедливо значительно менее строго наказывать предпринимателя, укравшего у массы обычных людей, чем другого мошенника, сделавшего то же самое, но вне предпринимательства. Вся проблема явно была в том, что в этой статье правильно, а что – совсем нет.
По некоторой неопределенности постановления КС, обычно ему не свойственной, по наличию особого мнения судьи К.В. Арановского и по ряду иных признаков можно сделать вывод о том, что оно явилось предметом достаточно сложных обсуждений. Но столь сильные различия в санкциях в «предпринимательском» и «обычном» мошенничестве (влекущие и различия в категориях преступлений), крупном и особо крупном размерах похищенного, да и доводы «об обманутых дольщиках» дали сильный «психологический» эффект. По итогам КС, можно сказать, слегка пережал.
Не очень прямо об этом указав, КС по существу запретил:
– устанавливать иную ответственность за действия, уже запрещенные уголовным законодательством, для специальных субъектов – предпринимателей;
– устанавливать иную ответственность за действия, уже запрещенные уголовным законодательством, для лиц (в том числе предпринимателей), совершивших преступления конкретным способом (по-видимому, если этот способ является одним из типовых способов совершения подобных преступлений);
– устанавливать иную ответственность за действия, аналогичные уже запрещенным уголовным законодательством (в том числе совершенные предпринимателями), в результате которых причинен аналогичный ущерб;
– устанавливать иной размер и иные виды санкций (влияющие в том числе на категории преступлений) за действия, аналогичные уже запрещенным уголовным законодательством (в том числе совершенные специальными субъектами-предпринимателями).
Ограничения, прямо скажем, практически максимально возможные. Некоторым даже показалось, что абсолютные, и послышались призывы к отказу от статьи УК. Но все не совсем так.
Во-первых, КС не подвергал сомнению критерий потерпевшего как обосновывающий различия уголовной ответственности и, скорее всего, делал это сознательно.
Во-вторых, не указал он прямо и на недопустимость критерия «сферы деятельности» (в данном случае предпринимательской). Исходя из доводов КС по иным критериям можно предположить, что сама по себе «сфера» – критерий конституционно недостаточный. Но вот в сочетании с другими критериями – имеет право на существование.
В-третьих, КС тщательно именно в этом постановлении напоминает о необходимости учета социальных реалий и того, чтобы законы отвечали этим реалиям, а также о наличии у законодателя права специальным образом регулировать предпринимательскую деятельность и ответственность в этой сфере.
Из этих «подсказок», оставленных КС, и из этого постановления в целом можно сделать ряд выводов.
1. С того момента, как законодатель решил по-особенному регулировать мошенничество в предпринимательской сфере, исходя из необходимости развития экономики, лучше бизнес-среда с учетом всех факторов явно не стала. А значит полный отказ от «предпринимательского мошенничества» вообще не отвечает тем самым социальным реалиям.
2. Нет ничего неконституционного в том, чтобы установить особенную уголовную ответственность за мошенничество, совершенное в сфере предпринимательской деятельности, повлекшее хищение имущества лица, осуществляющего предпринимательскую деятельность, лицом, осуществляющим предпринимательскую деятельность.
3. Стоит сгладить самые явные и выделяющиеся различия между санкциями, крупным и особо крупным размерами похищенного и т.п. Что, к слову, не потребует особенно существенных изменений в санкциях общих и специальных норм.
Было бы целесообразным и верным частично сохранить «предпринимательский» состав мошенничества таким способом. Способ этот, надо сказать, и в глазах общественности выглядел бы весьма разумным. Поскольку предпринимательская деятельность является рисковой, снизить размеры ответственности в этой области вполне справедливо.
Почему все это очень важно?
Озабоченность Салехардского городского суда Ямало-Ненецкого автономного округа излишней привилегированностью положения предпринимателей вполне может оказаться заразительной. Большой вопрос в свете позиций КС вызывают прочие составы специализированного мошенничества, введенные одновременно со ст. 159.4 УК РФ. С не меньшим энтузиазмом разнообразные правоприменители могут анализировать положения уголовно-процессуального закона, связанные с мерой пресечения и проч., и иные достижения эпохи предпринимательской либерализации. Состояние же деловой среды и экономики вообще свидетельствует о необходимости некоего противодействия такому энтузиазму.
А ст. 159.4, надо отметить, не без правоприменительных исключений, но в целом работоспособна. И на ее счету уже многие «неотсиженные» предпринимателями годы. А поскольку максимальный размер санкции, в отличие от многих, например, уголовно-процессуальных норм, правоприменителю довольно сложно как-то особенным образом интерпретировать, эта статья – реальное правовое подспорье для деловой среды.
Поэтому представляется целесообразным приложить максимум усилий к тому, чтобы «предпринимательский» состав мошенничества был в том или ином виде сохранен. Если он будет сохранен в описанном выше виде – он, как мне кажется, претворит в жизнь идеи, высказанные Конституционным Судом.
