СОСТЯЗАТЕЛЬНОСТЬ ПУТЕМ РЕВОЛЮЦИИ?
Желание защитника взвалить на себя получение и оформление доказательств по уголовному делу свидетельствует о деформации в понимании сути защитительной деятельности
В «АГ» № 13 (198) за 2015 г. вышла статья адвоката АП Московской области В. Багатурии под названием «Как вернуть состязательность сторон в уголовный процесс», где автор с помощью шести тезисов пытается возвратить ушедшую в неизвестном направлении из уголовного процесса России состязательность, считая корнем зла низкий уровень профессионализма дознания и следствия, обвинительный уклон и правовой нигилизм судей, а также недостаточность полномочий защитника в уголовном процессе, с которыми следует бороться. Однако его коллега уверен, что можно действовать менее радикально.Полностью соглашаясь с В. Багатурией в том, что элементы процессуальной конструкции благоприятствования защите (favor defensionis) на досудебных стадиях уголовного судопроизводства в настоящий момент реализованы не по максимальной парадигме, позволю себе заметить, что в представленных тезисах имеет место недопустимое смешение юридической природы полномочий адвоката как субъекта любой юридической деятельности, обусловленной отраслевым законодательством, регламентирующим адвокатскую деятельность в РФ, и полномочий защитника как представителя стороны в уголовном процессе.
Такой подход в изложении нарушает философскую основу, заключающуюся в соотношении части и целого, где часть (в нашем случае полномочия защитника по уголовному делу, обусловленные УПК РФ) не существует до или вне целого (полномочий адвоката, предусмотренных Федеральным законом № 63-ФЗ от 31 мая 2002 г. «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации»).
Поэтому вряд ли можно считать третий («о введении ответственности за непредставление информации по адвокатскому запросу») и шестой («о беспрекословном представлении копий процессуальных документов») тезисы непосредственно имеющими отношение к отправлению уголовного судопроизводства и к состязательности в частности, так как общая юридическая природа их содержания, заключающаяся в объемах полномочий субъекта, обладающего на законных основаниях статусом адвоката в РФ, по отношению к уголовной юстиции будет лишь местом, юридической площадкой для реализации этих полномочий.
Учитывая очевидную не уголовно-процессуальную природу вышеназванных предложений В. Багатурии, не буду останавливаться на их анализе подробно, позволю лишь одну ремарку в отношении дефиниции «беспрекословно», применяемую коллегой для описания реализации полномочий адвоката при его взаимоотношениях с публичными органами государства.
Юридическая некорректность таких определений, на мой взгляд, обусловлена имеющимся общим непониманием сути государства как главной формы социальной защиты современного общества1, реализованной, как это ни парадоксально может прозвучать, в том числе и через деятельность правоохранительных и судебных органов. В этой связи указание «беспрекословности поведения» по отношению к властным публичным структурам звучит утопично и по смыслу, и по последствиям, как если бы человек мог устанавливать природе законы ее существования.
Здесь же отмечу недопустимое, на мой взгляд, в официальных публикациях от имени членов адвокатского сообщества огульное презюмирование непрофессионализма правоохранительных и судебных органов. Смею уверить, что в многочисленных публикациях по вопросам права и процесса в журналах, бюллетенях и монографиях профессионализм нашего адвокатского сословия оценивается практикующими судьями и сотрудниками правоохранительных органов аналогичным образом. Исправить такое положение дел можно, только повышая свой собственный профессиональный уровень и мастерство, а с квалификацией судей и следователей, как говаривал Глеб Жеглов, «пущай синод ихний» разбирается.
Возвращаясь непосредственно к тезисам, которые затрагивают сугубо проблемы уголовного процесса в России, хотел бы указать следующее.
Ни в коей мере не оспаривая конституционный принцип осуществления судопроизводства в РФ на основе состязательности и равноправия сторон, предусмотренный ч. 3 ст. 123 Конституции РФ и постулируемый в ч. 1 ст. 15 УПК РФ, позволю себе все же отметить недопустимость со стороны юриста игнорирования того обстоятельства, что существующий в РФ уголовный процесс по причине, как говорили итальянские процессуалисты, «естественного неравенства сторон» в нем, был и остается смешанным по своему строению: розыскной – в отношении досудебных стадий судопроизводства и состязательный – на стадии судебного разбирательства дела по существу.
При таких обстоятельствах досудебное производство, говоря языком профессора С.А. Шейфера, «включает в себя лишь отдельные элементы состязательности»2, и это обстоятельство лишает доводы В. Багатурии известной доли научной обоснованности.
Неравенство сторон на досудебных стадиях предусмотрено действующим уголовно-процессуальным законом, а именно ч. 4 ст. 15 УПК РФ, где указано о равенстве сторон защиты и обвинения только перед судом, а не в своих правах и обязанностях. При этом на суд (ч. 3 ст. 15 УПК РФ) возлагается обязанность по созданию условий для равной реализации сторонами обвинения и защиты своих прав и реализации своих процессуальных обязанностей, предусмотренных законом, а не достижение простого механического равенства сторон.
В связи с этим первый тезис В. Багатурии о наделении адвоката правом производства следственных действий в виде осуществления допроса свидетелей и потерпевших, причем с последующим ограничением прав органа расследования на повторный допрос этих лиц крайне сложно комментировать с точки зрения действующей теории и практики уголовного процесса, так как в этом тезисе продемонстрировано явное непонимание сути отправления уголовного судопроизводства в России.
Коллега, вероятно, в публицистическом задоре забыл о его собственном стремлении к равенству сторон в уголовном процессе и в попытках реализовать это самое равенство и состязательность предлагает добиться их путем нарушения этого самого равенства, запрещая следователю и дознавателю допрашивать лиц, которых защитник допросил раньше следователя.
И я здесь даже в меньшей степени говорю о грубом нарушении принципа справедливости или, как его еще называет Европейский суд по правам человека, принципа «равенства оружия» (equality of arms), хотя и это тоже заслуживает внимания. Защитник, допросивший потерпевшего и свидетеля раньше следователя, больше похож на соучастника преступления, ибо его осведомленность об этих участниках расследуемого деяния навевает определенные подозрения.
Также хотелось бы напомнить, что в ч. 2 ст. 49 Конституции РФ закреплен один из основополагающих принципов отправления правосудия – принцип презумпции невиновности, возлагающий бремя доказывания (onus probandi) на орган, ведущий расследование преступления, деятельность которого направлена на установление виновного лица и предъявление ему соответствующего обвинения.
Возникает вопрос: в рамках реализации каких публичных интересов (так как частными такие интересы уже назвать нельзя) адвокату будут даны полномочия по осуществлению допросов лиц? Какие обстоятельства он будет выяснять в ходе их допроса, если его «интерес» в деле – это не установление обстоятельств совершенного общественно-опасного деяния, а защита прав и законных интересов конкретного физического лица?
Такая путаница с целями и задачами защитительной деятельности адвоката в уголовном процессе вызывает серьезные опасения. Сам факт, что защитник предлагает взвалить на себя получение и оформление доказательств по уголовному делу, свидетельствует о деформации в понимании сути защитительной деятельности.
Русский ученый-правовед И.Я. Фойницкий писал, что «защита... есть ответ обвинению и образует собой совокупность процессуальных прав и мер, направленных к ограждению невиновности подсудимого и его прав и интересов перед уголовным судом»3.
Прошу заметить – исключительно частный интерес: ограждение подсудимого и его прав и интересов.
Предложения же коллеги, изложенные в первом тезисе, фактически предлагают давать «ответ обвинению» еще в тот момент, когда обвинение никакого «вопроса» никому не задавало.
Будучи так же, как и автор тезисов, практикующим адвокатом, могу официально заявить: никаких серьезных уголовно-процессуальных препятствий для реализации защитником своих прав, предусмотренных ч. 3 ст. 86 УПК РФ, не имеется. Указанные В. Багатурией доводы не относятся к числу уголовно-процессуальных, а обусловлены частным отрицательно деформированным поведением правоприменителей из числа следователей, дознавателей и судей.
Сергей СОЛОВЬЁВ,
управляющий партнер АБ «СОСЛОВИЕ», адвокат
Полный текст статьи читайте в печатной версии «АГ» № 17 за 2015 г.
управляющий партнер АБ «СОСЛОВИЕ», адвокат
Полный текст статьи читайте в печатной версии «АГ» № 17 за 2015 г.
1 См. подробнее: Сибирцев Г.И. Развитие представлений о защитительной деятельности в уголовном процессе //Адвокатская практика. 2015. № 3. М.: Издательская группа «Юрист», 2015. С. 33–38.
2 См.: Шейфер С.А. Доказательства и доказывание по уголовным делам. Монография. М.: Норма: ИНФРА-М, 2014. С. 28–29.
3 См.: Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства. Т. 2 / Под ред. А.В. Смирнова. СПб: АЛЬФА, 1996. Печатается по третьему изданию 1910 г. С. 59.
2 См.: Шейфер С.А. Доказательства и доказывание по уголовным делам. Монография. М.: Норма: ИНФРА-М, 2014. С. 28–29.
3 См.: Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства. Т. 2 / Под ред. А.В. Смирнова. СПб: АЛЬФА, 1996. Печатается по третьему изданию 1910 г. С. 59.
