2 декабря «АГ» опубликовала новость о Постановлении Конституционного Суда РФ от 26 ноября 2020 г. № 48-П, в котором Суд оценил, можно ли стать собственником в силу приобретательной давности, если имущество получено по сделке, не имеющей правовых последствий.
Вопрос об условиях приобретения права собственности по давности владения является, на мой взгляд, сугубо политико-правовым и не имеет конституционно-правовых оснований. Может ли право собственности приобретаться по давности, и если да, то при каких условиях, – должен решать законодатель, а также суды в ходе толкования законодательных указаний по этому поводу, но не Конституционный Суд. В Конституции РФ на этот счет нет никаких положений, да, пожалуй, и не должно быть – слишком частный это вопрос для столь высокого уровня регулирования.
Законодатель, в свою очередь, может предусмотреть разные условия приобретательной давности (в том числе добросовестность), а может и вовсе не вводить их (например, в русском дореволюционном праве для приобретения имущества по давности не требовалась добросовестность, что, впрочем, критиковали ученые того времени) либо установить разные сроки для добросовестных и недобросовестных владельцев: для первых короче, для вторых длиннее (такое решение, например, было предложено в проекте Гражданского уложения Российской империи, разрабатывавшемся в начале ХХ в.). Законодатель может определить также необходимость сохранения добросовестности в течение всего срока давностного владения или ограничиться лишь необходимостью добросовестного приобретения, повторяя за древними римлянами, что mala fides superveniens non nocet (последующая недобросовестность не вредит). Наконец, он может ввести разные критерии добросовестности для приобретения по давности и, например, – для защиты добросовестного приобретателя от иска собственника.
Норма п. 1 ст. 234 ГК РФ, ставшая предметом рассмотрения Конституционного Суда по данному делу, содержит, казалось бы, классический набор требований для приобретения права собственности по давности: открытое, непрерывное, добросовестное владение имуществом как своим собственным в течение определенного срока. Однако за четверть века с момента принятия ГК выяснилось, что практически каждое из этих требований может вызывать вопросы. Законодатель не объяснил, в частности, какое владение считать открытым, в каких случаях оно прерывается, как понимать слова «как своим собственным». Даже в части срока владения возникают сложности, поскольку порой неясно, с какого момента его отсчитывать. Нет определенности в понимании того, что такое добросовестное владение применительно к приобретательной давности.
По идее, формирование представления о столь фундаментальных правовых понятиях – задача правовой доктрины, при единодушии которой по определенному вопросу, неизменно «вкладываемому» в головы будущих юристов на студенческой скамье, не возникает даже необходимости раскрывать такие явления в законе. Однако отечественная гражданско-правовая доктрина, надо признать, эту миссию, к сожалению, провалила: при изучении работ, написанных до 2010 г. (т.е. до принятия Постановления Пленума ВС РФ и Пленума ВАС РФ от 29 апреля 2010 г. № 10/22 «О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав», далее – Постановление Пленумов № 10/22), можно обнаружить разнообразие подходов. В одних случаях добросовестность владения для целей приобретательной давности отождествлялась с определением добросовестного приобретения (п. 1 ст. 302 ГК РФ) как в содержательном плане (добросовестный – это тот, кто «не знал и не должен был знать, что не стал собственником»), так и в темпоральном (добросовестность должна устанавливаться только на момент приобретения владения, последующее появление у владельца информации о пороке его титула уже не влияет на его квалификацию как добросовестного).
Например, я обосновывал такой вывод в кандидатской диссертации, защищенной в 2004 г., а еще ранее – излагал в своей первой публикации в научном журнале в 2001 г. Другие – весьма заслуженные – авторы отстаивали позицию о том, что критерии добросовестности давностного владельца не совпадают с критериями добросовестности, необходимой для защиты от виндикации, либо в содержательном плане, либо в темпоральном, а то и в обоих сразу.
Когда доктрина не формирует общего представления, а необходимость в нем есть, за толкование воли законодателя берется судебная практика. Основным актом, истолковавшим условия приобретения права собственности по давности, стало Постановление Пленумов № 10/22 – а именно его п. 15. В нем добросовестность для целей приобретательной давности была определена так же, как в п. 1 ст. 302 ГК для виндикации: «давностное владение является добросовестным, если лицо, получая владение, не знало и не должно было знать об отсутствии основания возникновения у него права собственности».
Именно это толкование, по сути, и обсуждал КС в рассматриваемом деле, указав, что таким образом добросовестность для целей приобретательной давности понимать нельзя. Замечу, что в практике Верховного Суда отступление от установленного в Постановлении Пленумов № 10/22 достаточно жесткого определения добросовестного владения при применении ст. 234 ГК уже наблюдалось. В частности, Конституционный Суд в п. 3.1 обсуждаемого постановления сослался на определения Коллегии по гражданским делам ВС от 27 января 2015 г. № 127-КГ14-9, от 20 марта 2018 г. № 5-КГ18-3, от 17 сентября 2019 г. № 78-КГ19-29, от 22 октября 2019 г. № 4-КГ19-55, от 2 июня 2020 г. № 4-КГ20-16.
Впрочем, первое из приведенных определений, на мой взгляд, не очень показательно, так как в значительной степени связано с применением права Украины на территории Крыма до 2014 г. Три последующих (с 2018 по 2019 г.) касаются признания приобретения по давности очень специфического объекта – доли в праве общей собственности на жилой дом. И лишь последнее по фабуле схоже с делом Виктора Волкова, по чьей жалобе вынесено комментируемое постановление. Как следует из его описательной части, заявителю не удалось «пробиться» через «кассационный фильтр» ВС, поэтому он решил пойти другим путем – оспорить конституционность п. 1 ст. 234 ГК в толковании, данном ей п. 15 Постановления Пленумов № 10/22.
Почему происходило размывание жесткого подхода, закрепленного в Постановлении Пленумов № 10/22, ведь приведенные в нем разъяснения полностью соответствовали ГК и позволяли рассматривать приобретательную давность как институт, дополняющий защиту добросовестного приобретателя по ст. 302 ГК, когда она не срабатывала, – например, если приобретенное имущество было похищено у прежнего собственника или получено добросовестным приобретателем безвозмездно? Даже у добросовестного приобретателя в таком случае право собственности не появляется сразу же, но может возникнуть по истечении срока приобретательной давности. То есть отсутствие некоторых критериев ст. 302 ГК восполнялось истечением давности.
Но далеко не всегда случаи, когда давность необходима, ограничиваются такими ситуациями. В частности, о ней вспоминают, когда лицо, ссылающееся на давность, должно было знать, что право у него не возникло, поскольку не были выполнены установленные законом требования (например, о регистрации права). Субъективная добросовестность в традиционном понимании, указанном в п. 1 ст. 302 ГК, всегда связана с некоторым заблуждением лица о фактах, но не о нормах права. Как прекрасно, на мой взгляд, было сформулировано в Своде законов Российской империи: «Никто не может отговариваться неведением закона, когда он был обнародован установленным порядком» (ст. 62 т. I).
Наиболее показательно это проявилось в деле Ольги Филипповой (Определение ВС от 2 июня 2020 г. № 4-КГ20-16), которая, заключив договор о приобретении земельного участка, вступила во владение им, не зарегистрировав переход права собственности. В данном случае речь шла не о незнании факта (заявитель жалобы в ВС знала, что регистрация не произведена), а о заблуждении в праве: представление о том, что право приобретено и без госрегистрации, которое традиционным пониманием добросовестности во внимание не принимается. По прошествии многих лет спокойного владения участком отказать заявительнице жалобы в признании за ней права собственности, как посчитал ВС, было бы несправедливо. Так же и в деле Волкова КС отметил, что на его участок никто не претендовал.
Приобретательная давность помимо дополнения института добросовестного приобретения может иметь и иное обоснование – возвращение в нормальный оборот «задавненного» имущества, даже если его владелец должен был знать о неправомерности приобретения, но это было давно и подлинный управомоченный утратил интерес к имуществу либо не может вернуть его себе, в том числе по истечении срока исковой давности. Это может касаться не только земельных участков, но и многочисленных объектов недвижимости, существующих со времен СССР, права на которые никак не оформлены и в обычном порядке, за неимением документов, не могут быть оформлены, но принадлежность их никто не оспаривает. Сколько таких объектов разбросаны по заводским площадкам России!
В то же время нельзя утверждать, что это обстоятельство игнорировалось законодателем: например, в проекте реформы вещного права предлагается отказаться от требования добросовестности при приобретении по давности, однако, поскольку реформа оказалась «отодвинута в долгий ящик», также нельзя констатировать, что действующее законодательство ею «вдохновлено».
На это же соображение, равно как и на необходимость защитить лицо, спокойно владеющее имуществом в течение длительного времени, сослался КС в рассматриваемом постановлении. Однако каким образом он нашел обоснование ему в тексте Конституции, непонятно. Возможно, в данном случае мы имеем дело с очередным случаем решения сугубо цивилистической проблемы, в идеале подлежащей разрешению законодателем, а в крайнем случае – судебной практикой, с помощью «дубины» конституционного правосудия: подобно тому, как было сделано в постановлениях от 21 апреля 2003 г. № 6-П или от 22 июня 2017 г. № 16-П.
