Споры о взыскании неустойки – достаточно распространенные в современной практике. Однако, несмотря на многочисленные разъяснения высших судов, некоторые из дел тем не менее попадают на рассмотрение Верховного Суда РФ. Не стало исключением и дело № 305-ЭС21-18141, рассмотренное Судебной коллегией по экономическим спорам ВС.
Хотя в указанном деле проблема заключалась в простом упущении, допущенном судом апелляционной инстанции при разрешении вопроса о снижении неустойки по заявлению ответчика, следует тем не менее понимать важность института снижения неустойки.
Подход к применению этого института не должен быть формальным, как может показаться на первый взгляд. Традиционно считается, что неустойка имеет двойственную природу. Как способ обеспечения исполнения обязательства она предупреждает его нарушение и выполняет обеспечительную функцию, стимулируя должника к надлежащему исполнению обязательства. Если должник все же нарушил обязательство, неустойка выступает в качестве меры ответственности. Именно с таким ее проявлением связан институт уменьшения неустойки. Не случайно норма ст. 333 ГК РФ предусматривает, что суд вправе уменьшить только неустойку, подлежащую уплате, – то есть возникшую в результате неисполнения обязательства и подлежащую уплате должником.
В связи с этим указание в п. 2 ст. 333 ГК на уменьшение неустойки «определенной договором и подлежащей уплате» следует, на мой взгляд, признать ошибочным, поскольку оно может привести к неверным выводам – в частности, о том, что в случаях, когда должником является субъект предпринимательской деятельности, суд вправе уменьшить только размер договорной неустойки и лишен такой возможности при разрешении спора о взыскании неустойки, установленной законом, либо о том, что уменьшение размера договорной неустойки допустимо в исключительных ситуациях, а законной неустойки – в любом случае. Однако очевидно, что такие выводы не согласуются с п. 1 ст. 333 ГК и целью института уменьшения неустойки. Кроме того, в п. 78 Постановления Пленума ВС от 24 марта 2016 г. № 7 также обращено внимание на применение положений ст. 333 ГК к случаям, когда неустойка определена законом.
Заявление о снижении неустойки представляет собой материально-правовое возражение относительно размера неустойки, которое может быть реализовано исключительно в рамках судебного спора. Норма ст. 333 ГК предоставляет суду право уменьшить неустойку, поэтому очевидным выглядит разъяснение п. 69 Постановления Пленума № 7 о том, что стороны не могут установить в договоре условие об ограничении или исключении применения ст. 333 ГК, поскольку это означало бы, что своим соглашением они ограничивают или исключают права суда. По названным причинам указанная норма Кодекса не применяется сторонами и тогда, когда стороны вне судебного разбирательства договариваются об уменьшении неустойки. Уменьшение размера подлежащей уплате сторонами неустойки осуществляется на основании иных гражданско-правовых норм, – в частности, ст. 330 ГК и общих положений о гражданско-правовом договоре, – поскольку соглашение сторон об изменении обязательства по уплате неустойки является договором (в смысле юридического факта, вследствие которого права и обязанности сторон в обязательстве изменяются).
В последние годы практика применения ст. 333 ГК претерпела значительные изменения. Если ранее суды самостоятельно и довольно активно снижали размер взыскиваемой неустойки, то с принятием Постановления Пленума ВАС РФ от 22 декабря 2011 г. № 81 подход существенно изменился. В указанном Постановлении ВАС ориентировал суды на то, что снижение размера неустойки возможно только при наличии соответствующего заявления должника. Такой вывод Суд сделал, основываясь на том, что субъекты гражданского права осуществляют свои права своей волей и в своем интересе (ст. 1 ГК). Следовательно, суд не вправе уменьшать размер неустойки, если должник не заявляет об этом, поскольку это противоречило бы указанному принципу гражданского права.
Несмотря на весомые аргументы, отмечу, что подход этот тем не менее представляется спорным, поскольку, как уже отмечалось, уменьшение размера неустойки – это вопрос применения меры ответственности в отношении должника, а сама норма ст. 333 ГК закрепляет право суда уменьшать неустойку. При этом не стоит забывать, что гражданское право – преимущественно регулятивная отрасль, основная цель которой не наказание должника, а восстановление прав потерпевшего. Именно поэтому убытки по общему правилу возмещаются в части, не покрытой неустойкой, а взыскание последней сверх суммы убытков – частный случай (ст. 394 ГК). Таким образом, несмотря на ее природу как меры ответственности, неустойка при ее взыскании выполняет в первую очередь компенсаторно-восстановительную функцию и лишь в исключительных случаях – карательную.
Более того, компенсаторно-восстановительная функция является основной для всех мер гражданско-правовой ответственности и проявляется в учете убытков, вызванных правонарушением, и восстановлении имущественных потерь потерпевшего, что не может не учитываться при применении названного института. Из этого фактически исходил и Пленум ВАС в Постановлении № 81, связывая вопрос об уменьшении размера неустойки с возможностью использования должником денежных средств вследствие нарушения денежного обязательства. Фактически ВАС руководствовался положениями абз. 2 п. 2 ст. 15 ГК о том, что, если лицо, нарушившее право, получило вследствие этого доходы, лицо, чье право нарушено, может требовать возмещения наряду с другими убытками упущенной выгоды в размере не меньшем, чем такие доходы. Таким образом, Пленум ВАС очевидно исходил из схожести институтов неустойки и убытков.
Таким образом, взыскание неустойки, размер которой превышает сумму причиненных кредитору убытков, особенно когда разница между неустойкой и убытками очевидна, ставит под сомнение необходимость заявления должника о несоразмерности неустойки, поскольку в таком случае взыскание неустойки будет расходиться с основной – компенсаторно-восстановительной – функцией данного института. При этом важно учитывать, что взыскание неустойки, значительно превышающей размер потерь кредитора, очевидным образом приведет к его обогащению, однако институт неустойки не должен превращаться в институт обогащения кредитора за счет должника, поскольку это не согласуется с принцами и задачами гражданского права в целом и институтом неустойки в частности.
В связи с этим, несмотря на изменение законодательства, остается актуальной ранее высказанная позиция Конституционного Суда РФ о том, что в ст. 333 ГК речь, по сути, идет не о праве суда, а о его обязанности установить баланс между применяемой к нарушителю мерой ответственности и оценкой действительного (а не возможного) размера ущерба, причиненного конкретным правонарушением (см., например, определения от 21 декабря 2000 г. № 263-О и от 14 октября 2004 г. № 293-О и др.). Не случайно в Определении от 15 ноября 2021 г. Судебная коллегия по экономическим спорам ВС обратилась к позиции КС, хотя и отметила, что снижение неустойки возможно только при условии заявления об этом ответчиком.
Тем не менее такой подход представляется противоречивым, поскольку, с одной стороны, Верховный Суд указал на то, что вопрос об уменьшении неустойки разрешается судом исключительно вследствие соответствующего заявления ответчика. С другой – он сослался на то, что определение размера неустойки – обязанность суда.
Основанием возникновения этого противоречия является появившееся в ст. 333 ГК и сформулированное ранее в Постановлении Пленума ВАС № 81 условие снижения размера неустойки – заявление ответчика. Признавая наличие компенсаторно-восстановительной функции неустойки, последовательным, на мой взгляд, был бы отказ от такого условия, как заявление должника о снижении неустойки. Достаточным условием для осуществления судом права на уменьшение неустойки, полагаю, должна стать явная несоразмерность размера неустойки последствиям нарушения обязательства, а в случаях, когда несоразмерность не явная, – должнику необходимо заявлять о ней и доказывать, что взыскание неустойки в определенном размере будет расходиться с функциями данного института.
