Наложение ареста на имущество выделяется в качестве одной из мер уголовно-процессуального принуждения. Как следует из ч. 1 ст. 115 УПК РФ, данная мера применяется для обеспечения исполнения приговора в части гражданского иска, взыскания штрафа, других имущественных взысканий или возможной конфискации имущества, добытого преступным путем.
Арест заключается в запрете собственнику или владельцу имущества распоряжаться, а в отдельных случаях – пользоваться им. При определенных обстоятельствах арест может быть адресован и иным лицам, не являющимся подозреваемыми или обвиняемыми, но несущими за них материальную ответственность.
Данная мера является существенным ограничением конституционного права, предусмотренного ст. 35 Конституции РФ, а потому ее применение возможно лишь с санкции суда. Изначально ходатайство о наложении ареста на имущество рассматривается руководителем следственного органа или прокурором и только с их согласия направляется в суд. При этом ч. 1 ст. 115 УПК предписывает суду указывать конкретные фактические обстоятельства, на основании которых принимается решение об аресте.
Однако несмотря на довольно строгие требования закона, на практике при наложении ареста нередко встречаются случаи серьезных нарушений.
Например, обстоятельства, на которые ссылается следователь (дознаватель), далеко не всегда исследуются судами. Так, по делу № 3/6-413/2019 Нижегородским областным судом отменено решение Московского районного суда г. Нижнего Новгорода о наложении ареста на имущество.
В ходе предварительного следствия у родственников обвиняемого было обнаружено имущество в виде земельных участков и жилых помещений. Следователь обратился в суд с ходатайством об аресте имущества, и оно было удовлетворено. Однако суд не установил обстоятельства, обосновывающие арест имущества, а именно: обвиняемый обвинялся в совершении преступления с использованием служебного положения, а в ходатайстве было указано, что указанные объекты недвижимости приобретены на денежные средства, полученные преступным путем. Судом апелляционной инстанции было констатировано, что указанные объекты недвижимости приобретены до того, как обвиняемый вступил в соответствующую должность. Следовательно, они не могли быть приобретены на доходы, полученные преступным путем.
Вместе с тем практике известны примеры, когда суд ответственно подходит к исследованию оснований наложения ареста. Так, в Обзоре практики рассмотрения судами ходатайств о наложении ареста на имущество по основаниям, предусмотренным ч. 1 ст. 115 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (утвержден Президиумом Верховного Суда РФ 27 марта 2019 г.), в качестве примера приводится постановление Майминского районного суда Республики Алтай. В данном случае суд отказал в удовлетворении ходатайства о наложении ареста на имущество, поскольку стоимость имущества, подлежащего аресту (автомобиля), составляет 1 млн 706 тыс. руб., что существенно превышает размер возможного штрафа – от 100 тыс. до 500 тыс. руб. Кроме того, вменяемое лицу преступление, предусмотренное ст. 292 УК РФ, не относится к перечисленным в ч. 1 ст. 104.1 Кодекса, за совершение которых возможна конфискации имущества.
Очевидно, что формальный подход к процессуальным ходатайствам не соответствует функции, возложенной на суд в уголовном процессе. Думается, что стандарт доказывания обоснованности наложения ареста на имущество необходимо повысить, особенно в случаях, когда аресту подлежит имущество третьих лиц.
Не менее серьезной проблемой является несоразмерность стоимости арестовываемого имущества размеру инкриминируемого вреда. Интересным здесь представляется кассационное определение Пятого КСОЮ от 10 марта 2022 г. № 77-358/2022. В рамках данного дела была установлена вина обвиняемого в совершении преступления по ч. 4 ст. 159 УК. Постановляя приговор, суд первой инстанции сохранил наложенный в рамках производства по уголовному делу арест имущества общества, выступающего третьим лицом, на 116 объектов недвижимости в пределах лимита свыше 272 млн руб., а также ранее наложенные ограничения. В кассационной жалобе представитель общества указал на несоразмерность стоимости арестованного имущества ущербу, причиненному преступлением, а также возможному наказанию в виде штрафа, поскольку стоимость только 31 объекта из 116 арестованных объектов превышает 708 млн руб.
Пятый КСОЮ жалобу удовлетворил. Вместе с тем в данном деле интересна не только степень несоразмерности стоимости арестованного имущества причиненному ущербу, но и то, что ранее данный суд уже возвращал дело в первую инстанцию на новое рассмотрение в связи отсутствием в решениях конкретного срока, на который продлен арест имущества. Из материалов дела усматривается зачастую безответственное отношение судов первой инстанции к рассмотрению вопросов об аресте имущества, что не может соответствовать цели применения данной меры в частности и задачам уголовного судопроизводства в целом.
Проблема обоснованности наложения ареста приводит к следующей проблеме, связанной со снятием ареста, наложенного ранее. Так, в соответствии с ч. 9 ст. 115 УПК арест может быть снят, когда необходимость в его применении отпадает. Вопрос о судьбе арестованного имущества должен находить отражение в приговоре (ч. 1 ст. 299 УПК).
Однако судьи далеко не всегда выполняют эту обязанность. Так, в кассационном постановлении Пятого КСОЮ от 20 октября 2022 г. № 77-1776/2022, апелляционном определении Московского городского суда от 11 марта 2020 г. по делу № 10-4021/2020, а также апелляционном постановлении Верховного суда Кабардино-Балкарской Республики от 17 марта 2020 г. № 22-183/2020 указано, что суд первой инстанции, постановляя приговор, не разрешил вопрос о судьбе арестованного имущества. Из указанных актов очевидно, что проблема носит не единичный характер: обжалуемые приговоры приняты в разное время разными судами в различных регионах.
Однако стоит отметить и определенный прогресс. Так, в Постановлении Конституционного Суда РФ от 17 апреля 2019 г. № 18-П «По делу о проверке конституционности части первой статьи 73, части первой статьи 299 и статьи 307 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданки И.В. Янмаевой» указано, что ч. 1 ст. 299 УПК противоречит Конституции в той мере, в какой данные положения позволяют сохранять после вступления приговора в законную силу арест, наложенный в рамках производства по уголовному делу на имущество лица, не являющегося обвиняемым или лицом, несущим по закону материальную ответственность за его действия, в целях обеспечения гражданского иска.
Не менее серьезные вопросы возникают, если уголовное дело прекращается на стадии расследования. Так, п. 8 ч. 2 ст. 213 УПК обязывает следователя (дознавателя) разрешить вопрос о судьбе арестованного имущества в случае прекращения уголовного дела. Вместе с тем на практике данный вопрос далеко не всегда разрешается в постановлении следователя (дознавателя).
Полагаю, это как минимум связано с тем, что следователи (дознаватели) вынуждены оценивать целесообразность ареста сквозь призму закрепленного в ч. 9 ст. 115 УПК понятия «необходимость». Такая необходимость оценивается следователем (дознавателем) исключительно по собственному убеждению. Здесь стоит учитывать положения ст. 15, 38 и 41 УПК, относящие следователя и дознавателя к стороне обвинения, что само по себе является проблемой, приводящей к дисбалансу прав следствия и обвиняемого. Последний, несмотря на закрепленный в ст. 15 УПК принцип состязательности, едва ли имеет реальные возможности противостоять стороне обвинения. Очевидно, что в такой ситуации данная сторона вряд ли будет исследовать вопрос о необходимости снятия имущественного ареста – особенно, если он накладывается на имущество подозреваемого или обвиняемого, т.е. участников со стороны защиты, чьи интересы по смыслу ст. 15 УПК противостоят интересам следствия.
Таким образом, применение такой распространенной меры процессуального принуждения, как наложение ареста на имущество подозреваемого, обвиняемого и иных лиц (в том числе юридических), до сих вызывает существенные сложности в правоприменительной практике. Проблема, на мой взгляд, носит комплексный характер, ввиду чего видятся несколько путей ее разрешения.
Во-первых, внесение в УПК изменений, направленных на закрепление положения следователя (дознавателя) как лица, заинтересованного в наиболее полном и непредвзятом исследовании всех обстоятельств дела, что позволит снизить «обвинительный уклон» следствия и ориентировать деятельность следователей (дознавателей) на взвешенное принятие решения.
Во-вторых, расширение судейского корпуса и повышение его квалификации, что позволит избежать формального подхода к удовлетворению ходатайств об аресте имущества. Так, высокая загрузка судей во многом приводит к необоснованному удовлетворению ходатайств, поскольку времени на полноценное исследование оснований для наложения ареста вкупе с обстоятельствами уголовного дела у судей зачастую не хватает.
В-третьих, закрепление в УПК открытого перечня наиболее часто встречающихся на практике оснований для снятия имущественного ареста. С одной стороны, это может привести к формализации оснований для снятия ареста, с другой – наличие прямо закрепленных в законе оснований, как представляется, – более приемлемый вариант, нежели оценка с точки зрения субъективного критерия необходимости, тем более что открытость данного перечня позволит следователям (дознавателям) и судьям не только «слепо» следовать тексту УПК, но и реально учитывать все обстоятельства дела.
Реализация данных мер будет способствовать разрешению указанных проблем, а также повысит качество и объективность расследования, что, в свою очередь, будет способствовать гуманизации уголовного судопроизводства.