Основной целью правовой деятельности является создание государством условий, гарантирующих гражданам уверенность в защищенности от любых нарушений прав, принадлежащих им по факту рождения.
Принцип ответственности в правосудии только при наличии вины – одно из условий решения задач законности и гуманизма в деятельности судебных и правоприменительных органов.
В качестве примера несоблюдения указанного принципа уголовного права можно, на мой взгляд, привести приговор, вынесенный в отношении моего подзащитного Ф., признанного виновным по ч. 3 ст. 264 УК РФ.
В соответствии с УПК РФ описательно-мотивировочная часть обвинительного приговора должна содержать описание преступного деяния, признанного судом доказанным, с указанием места, времени, способа совершения, формы вины (здесь и далее выделено мной. – А.Б.) осужденного, мотивов, целей и последствий преступления (ч. 1 ст. 307). Лицо подлежит уголовной ответственности только за те общественно опасные действия (бездействие) и наступившие общественно опасные последствия, в отношении которых установлена его вина (ч. 1 ст. 5 УК). Объективное вменение, т.е. уголовная ответственность за невиновное причинение вреда, не допускается (ч. 2 ст. 5 УК).
Субъективная сторона преступления – это психическая деятельность лица, непосредственно связанная с совершением преступления. Содержание объективной стороны преступления раскрывается с помощью таких юридических признаков, как вина, мотив и цель. Вина как определенная форма психического отношения лица к совершаемому им общественно опасному деянию составляет «ядро» субъективной стороны преступления – она обязательный признак любого преступления1.
Известное теории и практике подразделение умысла и неосторожности на виды нашло законодательное закрепление: УК предусматривает деление умысла на прямой и косвенный (ст. 25), а неосторожности – на легкомыслие и небрежность (ст. 26). Вина реально существует только в определенных законодателем формах и видах; вне их – вины быть не может.
В приговоре в отношении Ф. не указано сочетание элементов сознания и воли осужденного, характерных для какой-либо формы вины. Более того, закреплено сочетание элементов сознания и воли, не известных ни законодателю, ни науке уголовного права: «Подсудимый, управляя автомобилем, допустил нарушение правил дорожного движения, а форма вины в данном случае определяется неосторожным отношением подсудимого к наступившим последствиям (здесь и далее выделено мной. – А.Б.)».
Таким образом, полагаю, что при постановлении приговора суд нарушил положения Общей части УК, а привлечение Ф. к уголовной ответственности представляет собой объективное вменение, запрет которого установлен ч. 2 ст. 5 Уголовного кодекса.
В приговоре также имеются существенные противоречия при указании формы вины. В частности, указано о неосторожной форме вины, и одновременно даны оценки мотива и цели совершенного преступления. То есть суд оценил признаки, характерные исключительно для преступлений с умышленной формой вины. Так, в приговоре, как уже цитировалось, отмечено: «Подсудимый, управляя автомобилем, допустил нарушение правил дорожного движения, а форма вины в данном случае определяется неосторожным отношением подсудимого к наступившим последствиям». В дальнейшем в мотивировке приведен следующий вывод: «…в судебном заседании не установлены исключительные обстоятельства, связанные с целями и мотивами совершенного преступления, ролью виновного, его поведением во время и после совершения преступления, а также другие обстоятельства, существенно уменьшающие степень общественной опасности самого преступления, в связи с чем суд не усматривает оснований для применения ст. 64 УК РФ».
В случае причинения общественно опасного последствия по неосторожности мотивы и цели поведения человека не охватывают последствий. Применительно к преступлениям, совершенным по неосторожности, нельзя утверждать о преступных мотивах и целях – законодатель не включает эти признаки в составы преступлений, совершенных по неосторожности.
Юридическое значение формы вины разнообразно.
Во-первых, форма вины является субъективной границей, отделяющей преступное поведение от непреступного.
Во-вторых, она определяет квалификацию преступления.
В-третьих, в ряде случаев форма вины служит основанием для законодательной дифференциации уголовной ответственности: деяние при умышленном совершении наказывается строже, чем при неосторожной вине.
В-четвертых, вид умысла или вид неосторожности, не влияя на квалификацию деяния, должен служить важным критерием индивидуализации уголовной ответственности и наказания.
Выводы суда, содержащие существенные противоречия, несомненно, повлияли на решение вопроса о виновности Ф. в инкриминируемом деянии, на правильность применения уголовного закона (в частности: ст. 64 УК, приведенной в качестве примера), а также на определение меры наказания. В связи с этим приговор обжалован в апелляцию.
В заключение добавлю, что комментируемый судебный акт и подобные ему приговоры противоречат уголовно-правовой политике, реализуемой РФ. Конструктивная уголовно-правовая политика должна быть построена на идеологии социальной справедливости, достижение которой обеспечивает необходимое единство общества. На этой основе складывается не только легализация, но и легитимация государственной власти, т.е. осознание ее различными социальными и иными группами населения, всеми народами страны как справедливой, соответствующей их надеждам2.
Важнейшая для уголовного права, но не закрепленная в законодательстве презумпция уголовно-правовой грамотности относится к негласному, но постоянно применяемому принципу уголовного права – принципу практической целесообразности3. Полагаю, данная презумпция практически всегда может применяться по отношению к судьям, ибо «кому дано много, много и потребуется, и кому много вверено, с того больше взыщут»4. Игнорирование принципа виновной ответственности, который неразрывно связан с принципом законности, ведет к объективному вменению и произволу.
1 Уголовное право России. Части Общая и Особенная: учебник/ под ред. А.И. Рарога. – 10-е изд., перераб. и доп. – М. 2018.
2 Клеймёнов И.М., Пронников А.В. Указ. соч. С. 18; Хабриева Т.Я. Национальные интересы и законодательные приоритеты России // Журнал российского права. 2005. № 12. С. 32.
3 Митрофанов А.Л. Служебный подлог, совершаемый российскими судьями: незаконность квалификации по статье 292 Уголовного кодекса РФ // Юридическая наука. 2020. № 12. С. 84–90.
4 Библия. – Москва: Сибирская Благозвонница, 2020.