Действию всегда есть равное и противоположное противодействие.
И. Ньютон. Третий закон классической механики.
В апреле 2017 г. вступил в силу Федеральный закон от 17 апреля 2017 г. №73-ФЗ «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации» (долгожданные «адвокатские» поправки). «Как хорошо! Наконец-то!» – обрадовались адвокаты. «Ну-ну», – ухмыльнулись наши процессуальные противники.
Поправками в УПК РФ предусмотрено, что запрет на предание гласности данных предварительного расследования более не распространяется на сведения, оглашенные в открытом судебном заседании. Подход понятен и логичен – если факты уже рассматривались в присутствии слушателей в зале суда, какую тайну они могут составлять? Изменения в УПК РФ дали, наконец, защитникам возможность выводить в публичное поле общественно значимые аспекты конкретных дел, не рискуя быть привлеченными к уголовной ответственности и потерять статус. Очевидно, это было слишком хорошо, чтоб стать правдой.
И уже в декабре 2017 г. мы с коллегами столкнулись с простым и эффективным «приемчиком», который позволяет следствию очень изящно обойти это досадное препятствие. Все судебные заседания по избранию и продлению меры пресечения по делу М. и других, в котором я участвую в качестве защитника, проходят в закрытом режиме. Дело не имеет грифа «секретно» и не связано с государственной или иной охраняемой федеральным законом тайной, оно не касается несовершеннолетних или преступлений против половой неприкосновенности, при рассмотрении продления меры пресечения не затрагиваются интересы обеспечения безопасности участников судебного разбирательства или их близких. То есть очевидно, что в данном случае полностью отсутствуют установленные ч. 2 ст. 241 УПК РФ основания для проведения заседания в закрытом режиме.
Тем не менее в самом начале каждого заседания следователь заявляет ходатайство «о рассмотрении дела в закрытом режиме в порядке п. 1 ч. 2 ст. 241 УПК РФ для сохранения тайны следствия». Наверное, не стоит и упоминать, что прокурор объявляет такое ходатайство «законным и обоснованным» и суд, несмотря на протесты защиты, немедленно его удовлетворяет.
Когда это произошло впервые, я подумала, что, вероятно, целью было добиться, чтобы группа поддержки обвиняемых не устроила акцию протеста в зале суда. Это, разумеется, не основание для проведения заседания в закрытом режиме, но для чистоты эксперимента я попросила в следующее заседание прийти только близких родственников. Мне было важно проверить, случайность это или система. Однако результаты были те же – ходатайство следователя о закрытом режиме и немедленное его удовлетворение судом.
Замечу на полях, что после одного из таких заседаний я спросила у прокурора, как он может поддерживать подобное ходатайство и тем более объявлять его законным и обоснованным. На что представитель надзорного ведомства ускорил шаг вниз по лестнице и, отведя глаза, не очень уверенно пробурчал: «Ну, вот когда в этой стране все будет по закону... А так – чего ж… Ну они же попросили».
После «закрытия» заседания из зала удаляются все родственники, для которых это – единственная возможность увидеть близких, поскольку свиданий им не дают уже много месяцев. Обвиняемые по делу содержатся в тяжелейших условиях в самом строгом изоляторе РФ, но даже в суде они не могут получить моральную поддержку близких и друзей – их выставляют из зала через 5 минут после начала процесса. Пресса не может присутствовать на заседании, адвокаты не правомочны давать какие-либо сведения по делу, которое представляет для общественности определенный интерес. Нарушается один из основополагающих принципов российского судопроизводства – гласность. Тем не менее суд апелляционной инстанции не нашел нарушений. Заседания в суде апелляционной инстанции проходят уже в открытом режиме, но в повторном исследовании доказательств суд апелляционной инстанции, конечно же, отказывает, увидеть своих близких обвиняемые не могут – они участвуют в суде по видео-конференц-связи, которая в перерыве заседания и после немедленно отключается.
Аналогичная ситуация с закрытием судебных заседаний складывается и у моих коллег, работающих по другому делу, которое также находится в производстве у этого же субъекта расследования.
Мы с коллегами рассматриваем вопрос об обжаловании этого нарушения в Европейский Суд по правам человека, но практика таких злоупотреблений у нас новая, пока прецедентов нет, так что перспективы оценить пока сложно. И даже если ЕСПЧ найдет нарушения, это долгая процедура и решение может быть принято уже тогда, когда описанный прием получит широкое распространение.
Поэтому мне кажется важным обратить на данную ситуацию внимание адвокатского сообщества и прессы. Если сейчас указанный «обход закона», насколько мне известно, используют представители только одного органа предварительного следствия, которому в нашей стране традиционно уже многие десятилетия в судах и прокуратуре никогда ни в чем нет отказа, то в перспективе этот простой и удобный способ лишить общественность любой возможности следить за резонансными делами и препятствовать защите доводить до широкой публики информацию обо всех допускаемых следствием нарушениях может быть взят на вооружение и другими субъектами расследования.
Полагаю, что если изложенная практика получит широкое распространение, то даже тот существующий сегодня минимальный общественный контроль за следствием будет утрачен навсегда. А чем может обернуться такого рода бесконтрольность в условиях, когда прокурорский надзор за следствием вызывает больше вопросов, чем ответов, а суды в 99,9 случая из 100 встают на сторону следствия, мы знаем из отечественной истории первой половины XX века.
