Ошибка, мнение или проступок?

В 2011 г. представитель заявителя жалобы в Конституционный Суд РФ на неконституционность нормы о прекращении полномочий судьи за судебную ошибку (см. Постановление от 20 июля 2011 г. № 19-П¹), выступая в КС, указывала: «Никто из выступавших не назвал критериев, на основании которых можно разграничить судебную ошибку и дисциплинарный проступок». Таким образом, был констатирован факт многолетнего существования пробела в праве.

Что изменилось за эти годы?

Дело о прекращении полномочий судьи, на основе которого была подана жалоба, представляло собой, на мой взгляд, наглядный пример формального подхода к отправлению правосудия, когда статистика и сроки рассмотрения преобладают над материальным правом. И эта проблема пока не решена – например, не так давно в Уфе суды трех инстанций не приняли во внимание возражения защиты о недопустимости осуждения 15-летнего подростка за сбыт наркотиков.

В настоящее время понятие дисциплинарного проступка в Федеральном законе от 26 июня 1992 г. № 3132-1 «О статусе судей в Российской Федерации» (далее – Закон о статусе судей) (ст. 12.1) описано как совершение виновного действия (бездействия) при исполнении служебных обязанностей либо во внеслужебное время, в результате которого были нарушены положения данного Закона и (или) Кодекса судейской этики, утверждаемого Всероссийским съездом судей, что повлекло умаление авторитета судебной власти и причинение ущерба репутации судьи, в том числе вследствие грубого нарушения прав участников процесса.

То есть в один состав объединены понятия бытового, служебного и судебного проступков. Такая универсальность с позиции ясности и однозначности представляется сомнительной. Более того, по мнению сенаторов, возобновленное в 2020 г. понятие поступка, порочащего честь и достоинство судьи (ст. 14.1 Закона о статусе судей), также является неопределенным, тогда как закон не должен оставлять такую неопределенность.

Также в Законе указано, что дисциплинарное взыскание в виде досрочного прекращения полномочий судьи может налагаться в исключительных случаях за существенное, виновное, несовместимое с высоким званием судьи нарушение положений материального права и (или) процессуального законодательства, настоящего закона и (или) Кодекса судейской этики (п. 5 ст. 12.1). При этом вступившим в законную силу судебным актом должны быть установлены такие нарушения, которые носят систематический и (или) грубый характер, повлекли искажение принципов судопроизводства, свидетельствуют о невозможности продолжения осуществления судьей его полномочий.

Можно ли в таком составе разграничить судебную ошибку и дисциплинарный проступок? Думаю, нет. Составы указанных нарушений не выделяют недопустимую ошибку из ординарных, тем самым лишая судью права на ошибку. Но судья не робот, и количество его ошибок растет именно в тех случаях, когда он перегружен. Более того, при динамичном развитии законодательства, которое нередко сопровождается выявлением противоречий, пробелов и отсутствием единообразия судебной практики, такие положения о проступке, на мой взгляд, не защищают даже право судьи выражать свое мнение при отправлении правосудия.

На состоявшемся в Москве 21 мая 2024 г. пленарном заседании Совета судей председатель Совета судей России Виктор Момотов сообщил, что совет подготовил проект поправок в ст. 12.1 Закона о статусе судей, предусматривающий, что судебная ошибка, в том числе однократная, может стать основанием для привлечения судьи к дисциплинарной ответственности, если она явилась результатом его умышленных действий либо легкомысленного или небрежного отношения к своим обязанностям, либо профессиональной некомпетентности и связана с искажением им принципов судопроизводства и смысла правосудия, явным пренебрежением нормами.

Вопросов к данному законопроекту много: будет ли предложенный законодателем механизм снабжен ясным и однозначным толкованием, будет ли восстанавливать гарантию независимости судьи, учитывать неразрывность связи ошибки и материального обеспечения, разграничивать ошибку и мнение, устанавливать закрытый перечень критериев определения ошибки, специальный порядок ее выявления и т. д.?

Конституцией РФ провозглашено, что судьи независимы и подчиняются только Конституции и федеральному закону (ст. 120), при этом возможность полного и независимого осуществления правосудия в соответствии с федеральным законом «должно обеспечивать финансирование судов из федерального бюджета» (ст. 124), а судьи несменяемы, полномочия судьи могут быть прекращены не иначе как в порядке и по основаниям, установленным федеральным законом (ч. 2 ст. 121), что требует особой тщательности при определении наличия либо отсутствия таких оснований в каждом конкретном случае (п. 3 Постановления КС от 20 июля 2011 г. № 19-П).

Также стоит отметить наличие общих принципов юридической – а следовательно, и дисциплинарной, – ответственности: справедливость, равенство, соразмерность, законность, вина, гуманизм (п. 53 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 17 марта 2004 г. № 2 «О применении судами Российской Федерации Трудового кодекса Российской Федерации»).

Первый вопрос касается прекращения полномочий судьи по основаниям, прямо не предусмотренным федеральным законом. В силу конституционного предписания полномочия судьи могут быть прекращены не иначе как именно по тем основаниям, которые предусмотрены федеральным законом и обеспечивают конституционную независимость судьи.

Также основания должны быть выражены в законе настолько ясно, однозначно и понятно, чтобы судья мог понимать и предвидеть допустимые, возможные и запрещенные действия при отправлении правосудия. Соответствующего федерального закона пока нет, а понятие проступка, за совершение которого полномочия судьи могут быть прекращены, едва разделяет такие действия на «бытовые» и «судебные». Кроме того, недостаточно четкий, на мой взгляд, «судебный» состав проступка в действующей редакции Закона о статусе судей допускает возможность лишать судью полномочий за выраженное мнение. Это порождало и порождает споры о свободе судейского усмотрения в контексте фундаментального вопроса о независимости судьи при осуществлении правосудия.

«Линией разграничения» в данном вопросе, как представляется, могло бы стать правило – что прямо не предусмотрено в федеральном законе, то не может считаться установленным в законе и соответственно применяться для привлечения судьи к ответственности за ошибки при отправлении правосудия и тем более для прекращения его полномочий. То есть основания обязаны иметь исключительно ограниченный и прямо предусмотренный в законе состав, а что в законе не предусмотрено, то относится к запрещенной категории «иначе». Отсюда вытекает запрет толковать и тем более расширять основания ответственности. Никакие толкования и расширения оснований ответственности недопустимы – они несут риски произвола и хаоса, в том числе латентного. Именно такие толкования при неясности закона уже дважды являлись предметом разбирательства в Конституционном Суде (постановления от 20 июля 2011 г. № 19-П и от 28 февраля 2008 г. № 3-П).

Отсутствие закона о судебной ошибке много лет являет собой правовой пробел, что не обеспечивает провозглашенный Конституцией единый, предусмотренный именно федеральным законом, порядок и основания прекращения полномочий судьи, позволяет произвольно определять, когда, как и за какую ошибку судья может быть привлечен к дисциплинарной ответственности, в том числе к ее крайней мере – прекращению полномочий.

В обеспечение незыблемости конституционных гарантий независимости судей принятие закона о судебной ошибке повлечет необходимость одновременного установления права пересмотра ранее принятых решений о досрочном прекращении полномочий судьи по «судебным» делам, так как их полномочия прекращены иначе чем по основаниям и в порядке федерального закона, обеспечивающего конституционную гарантию независимости судьи и его несменяемости. Представляется, что это будет соответствовать понятию справедливости в широком смысле слова, способствовать повышению качества правосудия и укреплению авторитета судебной власти.

Второй вопрос – неразрывная связь материального обеспечения и судебной ошибки.

Как правило, при оценке деятельности судьи вопрос его материального обеспечения не всегда учитывается, а ответственность за изъяны необеспеченности перекладывается на судью. Это порой приводит к доминированию «статистических показателей» над смыслом правосудия.

Полагаю, нельзя считать адекватным положение, при котором, к примеру, в Москве зарплата мирового судьи и таксиста находятся на одном уровне. Но если судья, начиная свою работу в данной должности, с этим изначально соглашается, то нельзя утверждать, что суд материально обеспечен, если численность судей меньше штатной или на судью приходится количество дел, явно выше обычного. Такая необеспеченность влечет перегрузки. Но одно дело – временная и небольшая перегрузка, а длительная и чрезмерная – это уже работа на иных, «неписанных», условиях! Это дает основания полагать, что до тех пор, пока законом не будут установлены норма нагрузки на судью и порядок ее определения в конкретной ситуации, вменение судье нарушения сроков рассмотрения дел является грубым нарушением конституционного положения о том, что полномочия судьи могут быть прекращены не иначе как по основаниям, предусмотренным федеральным законом.

При этом в силу ст. 124 Конституции РФ презюмируется, что возможность осуществления правосудия полного, независимого и в соответствии с законом находится в прямой взаимосвязи с должным финансированием из федерального бюджета. В силу этого одно лишь упоминание судьи о недостаточном обеспечении его деятельности требует представления стороной дисциплинарного обвинения доказательств не только обратного, но и того, что в конкретном деле все было обеспечено. В противном случае в силу закона должен признаваться не только факт невозможности осуществления правосудия, но и вытекающий из этого запрет на обвинение судьи в совершении проступка в виде «неумышленных» ошибок в надлежащем осуществлении правосудия. Пока же на практике это не действует и не обеспечивает конституционные гарантии несменяемости судьи.

Что касается в таких случаях обвинения судьи в ошибках, совершенных в результате умышленных действий, представляется, что обстоятельства и доказательства таких действий должны быть сформулированы и предъявлены еще до дисциплинарного разбирательства и, что не менее важно, без права на их изменение. Но такого порядка федеральный закон пока тоже не содержит, оставляя недопустимые пробелы в реализации гарантий несменяемости и независимости судьи.

В отсутствие отдельного закона о судебной ошибке такой способ прекращения полномочий при низком обеспечении деятельности судьи встречается на практике. Судье, «заваленному» делами, могут вменить волокиту, тщательную проверку заменить на «низкие статистические показатели», заставив тем самым судью оправдываться. Например, одному из 10 судей районного суда в течение трех месяцев передали 36% всех поступивших в суд уголовных дел, при этом возможность в обычные сроки рассматривать эти дела не проверяли, а полномочия судьи впоследствии прекратили за волокиту. Заявления о ненадлежащем материальном обеспечении не были опровергнуты, но и не были приняты в качестве основания для пересмотра дисциплинарного производства.

Правовая позиция КС, изложенная в Постановлении от 20 июля 2011 г. № 19-П, о том, что прекращение полномочий судьи за судебные ошибки требует особой тщательности при определении наличия либо отсутствия таких оснований в каждом конкретном случае, за 13 лет не была закреплена ни в законе, ни в иных постановлениях пленумов. В итоге при обжаловании прекращения полномочий судьи факт несоблюдения требований особой тщательности суд вполне может отклонить, указав, что закон не нарушен, как не нарушено и единство его применения, сформулированное в Постановлении Пленума ВС от 14 апреля 2016 г. № 13 «О судебной практике применения законодательства, регулирующего вопросы дисциплинарной ответственности судей», в котором также отсутствует требование особой тщательности.

Третий вопрос относится к ответственности судьи за выраженное им при отправлении правосудия мнение или за допущенную ошибку. Это вопрос не только знаний, опыта, но и моральных качеств, права судьи действовать по совести.

Как разграничить ошибку, за которую наступает дисциплинарная ответственность, от той, за которую такая ответственность не предусмотрена? Но еще более важный, на мой взгляд, вопрос – как отграничить ошибку судьи от его мнения?

Законодатель установил запрет на привлечение судьи к дисциплинарной ответственности за выраженное им при осуществлении правосудия мнение и вынесенные судебные акты. При этом то, что при осуществлении судебной деятельности возможны ошибки ординарного характера, не дискредитирующие априори лиц, их допустивших, которые не могут расцениваться как проявление недобросовестности судьи и служить основанием дисциплинарного взыскания, – это позиция высшего органа конституционного контроля (п. 3.2 Постановления КС от 20 июля 2011 г. № 19-П), а не закон. Мне, например, не известно об уголовных делах, возбужденных за игнорирование правовых позиций высших судов. Кроме того, установленный законом состав дисциплинарного проступка не разделяет такие факты по критерию ошибок ординарного характера, что расходится с данным Конституционным Судом толкованием и не исключает риск привлечения к ответственности за выраженное при осуществлении правосудия мнение.

Мнение судьи при отправлении правосудия должно базироваться не только на законах и собранных доказательствах, но и, – что, на мой взгляд, не менее важно, – на совести. Именно совесть – та категория, которая дозволена судье одним законом (например, ст. 17 УПК), но при этом отрицается при оценке ответственности судьи за допущенную ошибку и выраженное мнение. Отсутствие внятного права исключает его защиту, а балансирование неясности нормы ее толкованием не гарантирует однозначность правоприменения. Например, судья за год вынес пять оправдательных приговоров, из которых три впоследствии были отменены судами вышестоящих инстанций, а полномочия прекратили за «низкие показатели». Суд согласился – раз есть три отмены, значит при вынесении приговоров были допущены нарушения закона, да еще систематические. Но пока не доказано иное, такое основание прекращения полномочий судьи лишь за факты отмен приговоров, полагаю, является не чем иным, как изгнанием из профессии за выраженное мнение и преследованием за него, ведь в оправдательном приговоре судья выразил свое мнение, оценивая доказательства по внутреннему убеждению, основанному на совокупности имеющихся в деле доказательств, и руководствуясь при этом законом и совестью.